Врата небесные - Эрик-Эмманюэль Шмитт

напоминало аквариум: все идущее извне фильтровалось; голубоватые экраны лишь усугубляли гнетущую обстановку и придавали лицам пепельный оттенок; статичность компьютерщиков и свойственная им бесстрастность превращала их в больших безмятежных рыб, а мерное гудение кондиционеров и вентиляторов напоминало шум морских волн и прибоя. Ноам чувствовал себя каким-то странным пленником, тем более экзотическим, поскольку мало что смыслил в операциях, которыми были увлечены киберпреступники. Их лишенное определенного ритма щелканье по клавиатуре наводило на мысли о затруднении или неудаче, хотя время от времени раздавался чей-нибудь торжествующий возглас, и все взломщики бросались к своему удачливому товарищу и поздравляли его.

Повсюду валялись разрозненные пресс-релизы. Пробежав их глазами, Ноам заметил, что в них содержатся статьи, посвященные девочке-подростку, Бритте Торенсен. Эта хорошенькая шведка с мордашкой одновременно ангельской и суровой объединяет школьников, лицеистов и студентов всего мира вокруг вопросов экологии. Ее тревожит будущее жизни на земле, она обличает беспечность промышленников и неуемную погоню за прибылью, обвиняет глав государств в бесхозяйственности. Власть имущие не могут запугать эту четырнадцатилетнюю девочку, а она внушает им ужас. Здравомыслящая, нелицеприятная, честная и неподкупная, она воплощает ту молодежь, которая осуждает, требует отчета, отстаивает свое право на ответственные поступки и спешит вмешаться. В каждом интервью Ноам отмечал остроту ее ума и точность ее сведений. Но тем не менее он обнаруживал, что далеко не все разделяют восхищение ею, как хотелось бы. Если Бритта, судя по всему, являлась героиней хакеров из пакгауза – он участвовал в разговорах об этом возле кофейного автомата, – в других местах она вызывала ненависть. Политики, журналисты, ученые и философы смешивали ее с грязью. По какому праву эта девчонка вообще открывает рот? Что в свои четырнадцать лет она может знать о развитии вселенной? Ее молодость раздражает старших и оправдывает их нежелание слушать ее. Удивленный таким пренебрежением, Ноам решил припомнить прошлое: прежде никто не счел бы молодость недостатком. Браки заключали в одиннадцать лет, отцом или матерью становились в тринадцать, рано начинали трудиться, сражаться – и умирали рано. С младых ногтей царь властвовал, а музыкант услаждал слух. Зрелость наступала быстро. Детство сменялось зрелостью без перехода. Отрочества не было. Его изобрели совсем недавно, в XIX веке. Отрочество – это неприятный возраст, бурный и невоздержанный, таков лозунг тех, кто затыкает Бритте рот и предпочел бы, чтобы она заботилась не о будущем планеты, а о маникюре, шмотках, о своем пупке, гормонах и дружках, объедалась мороженым или смотрела идиотские фильмы! Отсюда и второй способ поносить Бритту: кое-кто считает, что ею манипулируют. Поскольку она произносит одни глупости и множит громкие формулировки, разумеется, именно взрослые вкладывают в уста этой малявки свои соображения. Некоторые газеты описывают ее как марионетку, которой управляет чревовещатель. Кто именно? Гипотез полно: ее мать, неправительственные организации, диссиденты, защитники природы… Какой вывод? Критики никогда не набрасываются на сущность проблемы, всегда на человека. Вопрос «Кто это говорит?» позволяет избежать вопроса «Что она говорит?». Заявляя о некомпетентности молодой девушки, ее хулители заодно стремятся ослабить и нейтрализовать ее речь. Так они избавляют себя от необходимости взвешивать ее аргументы, обсуждать их пункт за пунктом и реагировать на ее нападки, создавая себе устойчивый иммунитет.

Стэн рывком распахнул дверь и объявил:

– Готово! Брандмауэр взломан! Я подключился к компу главаря, этого Д. Р.

Компьютерщики – и Ноам следом за ними – ринулись в кабинет. На экране они увидели производственное помещение без окон: в глубине, сидя возле батареи за столом со скудной трапезой, спокойно подкреплялся какой-то человек.

Ноам узнал Дерека. Он наблюдал, как тот клюет салат, подцепляя сырые овощи деревянной вилкой. Скука смягчила его черты. На протяжении тысячелетий Дерек не ест – он питается: его отношения с пищей не окрашены никаким удовольствием, пресыщенный – он всего лишь соглашается на нее.

На первый взгляд, нет ничего зауряднее этого необычного человека, подумал Ноам. Разумеется, он сохранил свои характерные черты: удлиненный костяк, выпуклый лоб, богатые мягкие волосы, дряблую кожу, однако ничто не выдавало в нем монстра. Ноама поразило несоответствие внешности и сущности. Не в обыденности ли Дерека состоит его наивысшее коварство?

– Как поступим? – прошептал Стэн, повернувшись к Ноаму. – Ты к нему обратишься?

Ноам вздрогнул:

– Только не это! Д. Р. не должен видеть меня.

– Тогда я отправлю ему сообщение?

И в это мгновение, словно услышав вопрос Стэна, Дерек рванулся к своему компьютеру, всмотрелся в него, скривился и прокричал кому-то:

– Тревога! Нас взломали!

Картинка и звук пропали. Он отключил питание.

– Fuck! – вздохнул Стэн. – Придется начинать с начала. А он теперь будет подозревать.

За его словами последовал бесконечный спор. Мнения компьютерщиков разделились: одни считали, что Д. Р. недооценивает их взлом и ограничится тем, что поставит дополнительную защиту, которую они легко обойдут; другие предположили, что он полностью переделает всю систему, чтобы сделать ее неуязвимой. Короче, послушать их, так узнать правду можно будет только через несколько часов.

На плечо Ноама легка чья-то рука. Вернувшийся Хасан протянул ему конверт:

– Держи! Джон де Лапидор хочет посмотреть таблички, прежде чем подписывать с нами договор купли. Я забронировал тебе билет в бизнес-класс. Ты немедленно отправляешься в Дубай. Он тебя ждет.

– Но…

– Насколько я знаю, здесь от тебя никакого толку. К тому же, если Стэн не получит задаток, он прекратит свои изыскания. Два дня, Ноам. Осталось два дня…

Часть третья

Аврам

1

Бывают дружбы, похожие на любовь: они настигают вас со скоростью молнии. Аврам воспламенил меня. И скоро я его уже обожал.

Если обычные отношения строятся постепенно – от поступка к поступку, от разговора к разговору – и в результате вас обволакивает ткань из воспоминаний и привычек, другие обладают мощностью взрыва: самое основное дается незамедлительно – напряженность, привязанность, радость и очевидность.

Аврам родился в Уре, где его родители держали лавку религиозных идолов, а потому сперва узнал городскую суету. Его отец порвал с городом и ушел со своими тремя сыновьями, но в пути погиб. Аврам унаследовал отцовскую мечту и, стремясь к простому существованию, примкнул к кочующим пастухам. Переходя с места на место в поисках новых пастбищ и рек, они перегоняли стада коз и баранов и занимались кое-какими ремеслами, ткачеством, вышивкой и деревянной скульптурой. Они останавливались там, где животные могли пощипать траву и произвести потомство, а затем снова пускались в путь. Они напоминали мне охотников-собирателей моей молодости, этих странников, что не обладали никакой территорией и повсюду чувствовали себя дома. Единственная разница заключалась в их количестве и их