Бледное солнце Сиверии - Александр Меньшов

Раз! Нож воткнулся пониже затылка. Водяник и проснуться не успел… легкая смерть… и быстрая… слегка лишь дёрнулся…

Подхожу ко второму… лежит весьма удачно… если навалиться на него и прижать к полу, да ещё надавить рукой на лоб, чтобы случаем не дёрнулся, то удастся легко перерубить мышцы шеи, трахею, и кровеносные артерии…

Так и делаю… успешно делаю… В нос ударяет противный «рыбий» запах…

Третий… маленькое тельце… небольшое… Только задумался. Как его убить, как водяник приоткрыл сонные глаза… такой спокойный у него взгляд… как у ребёнка…

Фух! Готово!

Начал поджигать хижину. И тут на плечо легла холодная шершавая ладонь. Я аж присел от неожиданности.

Убитые водяники уставились на меня своими мутными мёртвыми глазищами. Из перерезанного горла густыми точками вырывалась тёмная кровь…

— Держите его, мать вашу! — кричат сзади.

Кто-то навалился на плечи.

— Сколько он сегодня выпил? — слышу знакомы голос.

Что-то отвечают. Не могу понять что именно… ощущение, будто бубнят под нос… как водяники…

Фу! Противно… руки какие-то грязные… пальцы липкие…

Я резал их, кромсал на куски, чтобы не встали… не поднялись на ноги…

Раз… ещё раз… мышцы лопались от напряжения…

Я сдержал позыв рвоты и пошёл к следующей хижине. Огонь лижет деревянные брусья, и они потрескивают… в воздухе начинает вонять горящей плотью…

Перебью водяников… всех перебью…

Разум охватывает такая злоба, а перед глазами Слим, со всей силы ударяющий маленькое детское тельце о камни…

За это я… за это я… вырежу весь посёлок. Всех водяников, от мала до велика! Пусть почувствуют, каково это, быть бессловесной тварью, с которой можно делать всё, что угодно.

Я иду к вам… и сделаю, что обещал… обязательно сделаю…

Жалеть? Кто сказал? — оглядываюсь — никого…

Они лезут ко мне. Изрезанные, обугленные… Глаза навыкате…

Да Нихаз вас дери! Сдохните же твари!..

Перед глазами пляшут какие-то тёмные тени. Мне всё время казалось, что из-за бочек, корзин и прочих мест пытаются вылезти водяники. Эти гадёныши подстерегали меня за каждым углом, даже прятались под кроватью.

…Найду всех! Всех до одного!..

— Где мои мечи? — орал я, пытаясь освободиться от верёвок. — Ах, вы ж суки мохноногие! А ну выпустите меня!

— Он сейчас освободиться! — кричит кто-то из гибберлингов истошным голосом.

Водяники видят, что я связан… Радуются, хватаются за свои пики, вылезают со всех мест… бегут ко мне…

Давай! Давай!.. А руки-то связаны!

— Вы что же делаете? — кричу гибберлингам. — Не видите, что рыбоголовые лезут?

Рвался, брыкался… Меня окатили холодной водой, и, кажется, дали лёгкую пощёчину.

— Оставь его, — бросил кто-то у изголовья.

Я узнал голос. Это говорил дед Глазастик.

— Не видишь разве, что он не в себе? — продолжал гибберлинг.

— Нам приказано…

— Идите прочь! Я сам с ним останусь.

— Да он вообще невменяем!

— Прочь! — зло гаркнул дед. — Сами вы… Не видите, грехи его мучают… грехи…

— Какие грехи?

— Наши… Идите все прочь.

Кажется, мои мучители ушли.

— Дед? А, дед? — позвал я. — Развяжи, прошу. Идут они…

Водяники замерли, всё ещё опасаясь подойти ближе… Сколько же их тут! Эй, сколько вас?..

Деревня пылает ярким пламенем. Сполохи рвутся к темному небу.

О, Тенсес! Дай мне сил… Святой Арг, услышь слова мои.

— А-а-а! Сдохните вы! — рвусь, но путы мои крепки.

А водяников тьма… И за ними колдуны.

Голову стянул ледяной обруч.

Вот и всё! Вот и конец!..

На лоб опустилась тёплая ладонь.

— Эх, сынок, сынок…

В значении последнего слова я был не уверен. За всё время пребывания в Гравстейне я немного поднаторел в их языке, нахватался слов. Кажется, дед меня назвал именно «сынком». Он использовал уменьшительно ласкательный оборот, который применяют в общении с детьми.

— Дед, водяники идут. Будут мстить! Развяжи, а? Ты слышишь? — крикнул я, дёргаясь в попытке освободиться. — Все погибнут… Спать нельзя!

— Тише, тише, родной… Эй, мамки! Несите мне мою настойку. Знал бы я тогда… старый дуралей!

Через минуту в рот потекло что-то холодное. Оно словно заморозило нёбо, а с ним холод передался горлу. Потом ниже… Вскоре застыло всё моё тело, даже разум и тот оцепенел.

Горит посёлок… весело потрескивает дерево…

— Стой! Стой! — закричал кто-то сзади. — Это уже зверство!

— Отойди отсюда, — прорычал я.

Оглядываюсь: один из пленных людей… лицо расцарапано, взгляд испуганный… глаз вытек…

— Лучше поищи лодки, — говорю ему. — А они пусть знают: люди — не домашний скот! С нами так нельзя!..

— Спи, сынок, — услышал я голос деда. — Демонам тоже надо отдыхать…

— Каким демонам? — выдавил я из себя вопрос.

— Твоим, мой родной. Твоим…

2

Руки трусились так, словно я только что из проруби вылез. Всё тело ломило… Сейчас бы полежать…

Плохо мне что-то. Ой, как плохо… муторно…

Напротив меня стояла высокая черноволосая эльфийка. Её голубые эфирные крылья медленно колыхались из стороны в сторону.

— Н-да! — произнесла она явно недовольно. — Это теперь называется так?

— Как? — не поняли гибберлинги из «ростка» Угрюмых.

— Я просила привести его в порядок. А вы гляньте на это… это…

Дальше эльфийка замолчала, не находя подходящих слов.

— Какой уж есть, — донеслось ей в ответ.

— Да его трусит, как законченного пьяницу!

После этих слов меня стало трусить ещё сильнее. Мысли в голове мутные, нечёткие…

— Эй, Бор! — донеслось от эльфийки.

И чего им всем от меня надо?

— Ты ходить-то можешь? — снова спросила она.

— Иди сама! — вырвалось у меня. — И знаешь куда?

Не скажу, что от сказанного мне полегчало… Пусть буду грубияном, пусть неучтивым человеком, но лишь бы они все от меня отстали.

— Ого! Ещё и кусается! — хмыкнула эльфийка. — А воняет-то как! Фу!

Она заткнула носик тонкой ладошкой. Ткань слегка сползла с руки и я увидел тончайшую сеть татуировок. Некромантка, что ли?

Холодное промозглое утро. Что я тут делаю? Мне бы отлежаться денёк, хлебнуть бы эля для того, чтобы придти в норму…

— Чего надо? — снова подал голос я. — Тут разве рынок?

— Почему рынок? — не поняла эльфийка, щуря взгляд.

— Да думаю, что меня тут продавать собрались. Оценивают… Воняет им, видите ли! Иди в хлев, там запахи получше.

Угрюмые весело хмыкнули. Они вдруг живо откланялись и пошли восвояси. Своё, мол, дело мы сделали, а дальше уж ваша забота. И я остался один на один с эльфийкой.