Судьба китайского Бонапарта - Владилен Воронцов

Командование союзных армий возлагало на Стилуэлла большие надежды в связи с перспективами удержания Китая в войне с Японией. А Чан Кайши в это время обсуждал с представителями Ван Цзинвэя условия компромиссного мира. 7 мая 1943 г. на чунцинском аэродроме приземлился самолет. По трапу сошел бывший, но довольно известный деятель из ЦИК Гоминьдана У Кайсян и сразу же попал в объятия видных представителей чанкайшистского правительства. Встреча была торжественной, миссия — тайной. 11 мая Чан Кайши принял У Кайсяна. Дай Ли позаботился о секретности встречи. Гость был наделен высокими полномочиями: он представлял правительство Ван Цзинвэя, а японцы использовали его в качестве «посредника» в диалоге о заключении компромиссного мира. Чан Кайши получил от У Кайсяна следующие условия мира:

— японские войска отходят от Уханя и Гуанчжоу, а Чан Кайши перебрасывает освободившиеся силы для борьбы с КПК на Севере;

— Нанкин и морское побережье «временно» остаются под контролем Японии;

— Северный Китай становится зоной «совместной борьбы» с КПК;

— судьба Ван Цзинвэя будет решена без затруднений.

Стилуэлл и американский посол Гауе передали Чан Кайши недовольство Рузвельта закулисной дипломатией Чунцина и пассивностью гоминьдановских армий на фронте. Гоминьдановский лидер не мог не прислушаться к голосу из Вашингтона. Много лет спустя ревностные защитники Гоминьдана превозносили «геройский подвиг» Чан Кайши, якобы оказавшего неоценимую услугу всей антигитлеровской коалиции своей стойкостью в переговорах с Токио и отказом пойти на компромиссный мир. Чанкайшистские благожелатели непременно забывают, что в условиях побед на советско-германском фронте и коренного перелома в ходе второй мировой войны решение о компромиссном мире было бы для Чан Кайши равносильно самоубийству. Военно-политические планы Чан Кайши расходились не с личными убеждениями Стилуэлла, независимо от остроты оценок американским генералом китайского руководства, а входили в противоречие с курсом на осуществление основного стратегического замысла США. Позиция Стилуэлла, отражавшая этот замысел, нацеливалась на мобилизацию всех сил Китая в борьбе с основным империалистическим соперником США на Дальнем Востоке — с Японией.

Стилуэлл порой слишком резко осуждал Чан Кайши, игнорируя зачастую сложившиеся в Гоминьдане вполне объективные условия, соответствующие данному уровню развития китайского общества, скованного цепями феодализма, отягощенного стойкими традициями национализма и великодержавного шовинизма.

Несчастья, выпавшие на долю китайского народа, множились не только в результате чисто объективных причин — расширения агрессивных действий Японии, стихийных бедствий, которые обрекали население страны на новые страдания, — Чан Кайши, прикрываясь лозунгами борьбы за независимость и свободу, думал прежде всего об упрочении своей власти.

Диктатура Чан Кайши не могла мириться с оппозицией, хотя последняя готова была действовать против агрессора в рамках единого фронта. Чанкайшисты берегли силы для борьбы с окрепшими вооруженными формированиями КПК. В провинциях, где господствовали гоминьдановские генералы, оппозиция подвергалась жесточайшим репрессиям, демократические элементы преследовались агентами особой службы Чан Кайши. Единство, которое с таким энтузиазмом отстаивал Чан Кайши, принимало форму коалиции китайских милитаристов.

Бедность, безграмотность, нищета крестьянства поражали европейцев, когда они получали возможность наблюдать жизнь китайской деревни военных лет. Мизерный земельный надел с труднообрабатываемой почвой мог обеспечить полуголодное существование. Недоставало даже основной пищи — горьких овощей (гуцай). На обнищавшие деревни обрушивалась мобилизация в армию В отличие от голода и наводнений она посещала крестьянина два раза в год.

Однажды по весне Чан Кайши ехал днем по дороге, встречались лишь редкие путники. Но вот показалась группа во главе с офицером. Рекруты (их назвали «добровольцами») двигались на сборный пункт. Они были связаны по шеренгам веревками, чтобы никто не сбежал Такие сцены на дорогах нередко приходилось наблюдать иностранцам. Но Чан Кайши вышел из себя и жестоко избил офицера. Когда ему напомнили, что таковы китайские правила набора в армию, он тотчас сделал вывод: вина на генерале, ответственном за набор рекрутов, и также избил его. Через год генерала казнили. Поиск козла отпущения не приводил к улучшению положения крестьян в деревне, новобранцев в армии.

…Лето 1943 г. С ним пришло в Китай бедствие, последствия которого для населения страны стали роковыми. Приморские провинции Чжэцзян и Фуцзянь, внутренние Хубэй и Гуйчжоу и находящаяся под контролем Чунцина территория Хэнани оказались во власти голода. 1940–1941 годы в этих провинциях были неурожайными Ужасающая засуха уничтожила в 1942 г. все посевы Военная бюрократия, однако, не ослабляла налоговый пресс, и, когда были съедены все запасы, голод, а за ним и эпидемии стали буквально косить жителей охваченных бедствием районов.

Очевидцем событий стал совсем еще молодой корреспондент журнала «Тайм» Теодор Уайт. Перед ним предстала картина, которую Тэд запомнил на всю жизнь: повсюду лежали трупы, крестьяне сдирали с деревьев кору и тут же у дороги дробили ее и ели. К концу 1943 г в зонах, охваченных голодом, умерло до 30 млн человек. Уайт пытался на месте выяснить причины столь страшного бедствия. Один из офицеров заявил ему: «Если народ будет умирать, земля останется китайской, но, если солдаты будут голодать, японцы захватят эту землю».

Дело, однако, было не только в объективных трудностях военного времени. В ряде уездов власти требовали с крестьян больше продовольствия, чем они могли предложить. Крестьяне должны были отдавать сборщику налогов последний мешок зерна, предназначенного для посева. В это трагическое время возросли масштабы спекуляции землей. Купцы, чиновники и богатые помещики скупали у отчаявшихся крестьян наследственные земли просто за бесценок.

Надвигалась эпидемия. Из 30-миллионного населения Хэнани, согласно примерным подсчетам Т. Уайта и Э. Джекоби, примерно 2 или 3 млн человек бежало из провинции; еще 2–3 млн умерло от голода и болезней. На следующий год в провинции Гуандун разразился такой же голод, как в Хэнани.

Т. Уайт добился приема у генералиссимуса. Чан Кайши принял американского гостя в полутемном кабинете, сидя в широком мягком кресле. Со свойственным его возрасту жаром Т. Уайт нарисовал перед Чан Кайши картины голода в Хэнани: бесконечные поборы, вымогательство, невыносимый гнет военной администрации, смерть, смерть… Журналист сразу же понял: чунцинский правитель был равнодушен к трагедии своего народа.