Дом паука - Пол Боулз

— Сожалею, мадам, но носильщиков нет, — ответил управляющий.

— Я не понимаю, что вы хотите сказать! — пронзительно крикнула Ли. — Какая чушь! Должен же кто-то отнести мои вещи вниз.

Шум в городе не смолкал; почти на час она позабыла о нем, но город по-прежнему гудел.

— Сожалею.

— А как насчет обеда? Его тоже некому будет подавать?

— Метрдотель приготовит вам омлет и assiette anglaise[144], мадам.

— Почему кто-нибудь из официантов не возьмет мой багаж?

Управляющий, похоже, начал терять терпение.

— Официант не может, мадам, потому что вся прислуга из местных заперта в своих спальнях, а европейцы в Марокко носильщиками не работают. Vous avez compris?[145] Администрация гостиницы глубоко сожалеет, что не может предоставить вам требуемые удобства, но, как я вам уже говорил, обстоятельства от нас не зависят. Попросите месье Стенхэма помочь вам отнести чемоданы в такси.

Он повесил трубку.

Ли села на кровать и стала глядеть на голые, блестящие на солнце склоны холмов. Очаг вселенской ненависти разгорался в ней все сильнее и сильнее, ненависти ко всему и вся: к дурацким тополям в саду, листья которых колыхались, хотя в воздухе не было ни ветерка, к омерзительному масляному тенорку управляющего, к своему мятому льняному платью, насквозь вымокшему под мышками, к трудноуловимому геометрическому узору, с таким тщанием выведенному на балках потолка, к своим накрашенным ногтям, к хлопкам смертоносных выстрелов за окном, но, прежде всего, к собственной слабости и беспечности, из-за которых она влипла в такую историю. Потом она решила свалить всю вину на жару. «Здесь просто задохнуться можно», — подумала она. Наконец, сделала глубокий вдох и встала. Сама вынесла сумки в коридор. Но тут же поняла, что не сможет протащить их через всю гостиницу до такси. Может быть, когда оно приедет и она объяснит шоферу, в какую попала переделку, он согласится ей помочь. Однако длительное общение с французами научило ее, что они, если им вздумается, могут начисто позабыть о своем хваленом рыцарстве, так что решила не возлагать на шофера особых надежд. «А уж этого сукина сына я точно не попрошу», — твердила она про себя, как будто это место послужить утешением, но при этом не сводила глаз с двери Стенхэма.

Вдруг она вспомнила об Амаре. Если ей удастся добраться до него так, чтобы не заметил Стенхэм, мальчик наверняка ей поможет. Правда, может быть, Стенхэм уже прогнал его, за все время разговора они о нем ни разу не упомянули. Тогда она решила, не откладывая, спуститься к обеду; возможно, удастся уйти из ресторана до того, как Стенхэм закончит есть. Она остановилась у его двери, прислушалась, но ничего не услышала. В холле, без окон, было очень тихо, все словно застыло. Вся гостиница тоже притихла. Потом из-за двери донесся невнятный разговор. Ли молча прошла дальше и стала спускаться.

Омлет подали почти холодный, assiette anglaise состояли из двух тонюсеньких ломтиков ветчины, куска холодной печенки и жесткого-прежесткого ростбифа — по всей видимости, из конины. Когда Ли уже заканчивала есть, в ресторан вошел Стенхэм, увидел ее и подошел к ее столику.

— Присаживайтесь, — сказала она таким тоном, словно изо всех сил старается не нагрубить.

Стенхэм сел напротив.

— Хуже этой еды ничего не бывает, — сказала она.

Стенхэм с отсутствующим видом смотрел поверх ее головы в небо за окном и, казалось, не слышал ее слов. Однако потом переспросил:

— Правда?

Подошел метрдотель.

— Бутылку пива, — громко сказала Ли. — «Туборг».

А, когда метрдотель отошел, поинтересовалась:

— Как там наш сиротка? Он еще у вас или ушел?

Стенхэм посмотрел на нее, словно удивленный, что она вообще знает о существовании мальчика.

— Отчего же? Нет, он там, наверху. Обедает.

Пока Ли пила пиво, завязался пустячный разговор, не затрагивавший тему, которая, напоминая о себе каждым выстрелом, целиком поглощала их. Касаться ее было нельзя, поскольку Ли надеялась на победу Истиклала, а Стенхэм — наоборот.

— Я заказала такси на три часа. Вы говорили, что собираетесь вернуться после праздника. Но, простите, как? Я не понимаю.

— Вернуться в Фес, французский город, вот что я имел в виду.

— Понятно.

Ли сложила салфетку и встала.

— Надеюсь, вы меня извините. Мне нужно еще кое-что доделать.

Поднимаясь по лестнице, она думала, зачем вообще нужно было прибегать к такой изощренной маскировке, чтобы попросить мальчика донести ее багаж. Можно было просто пойти и сказать ему: «Помоги мне». И плевать ей на Стенхэма. Но тогда скорей всего Стенхэм сам навязался бы в помощники, что было не совсем желательно, поскольку ей не хотелось разрушать сложившийся у нее образ законченного эгоиста.

К сожалению, она не учла, что Стенхэм не отличался большим аппетитом. Еда показалась ему настолько скверной, что он решил не притрагиваться к ней, поднялся наверх и возник в дверях в тот самый момент, когда Ли пыталась объяснить Амару, что ей от него нужно.

— Что-то случилось?

Ли отскочила, перепуганная, надеясь, что вид у нее все же не слишком виноватый, и повернулась к Стенхэму.

— Ровным счетом ничего, — ответила она, покраснев от досады. Решительно, несносный тип, вздумавший ее преследовать. — Просто пытаюсь договориться, чтобы мне помогли с багажом. В гостинице нет ни одного носильщика. Я подумала, может, Амар согласится.

— Да мы за пару минут управимся. Где вещи? — Выглянув в коридор, Стенхэм увидел сумки и крикнул: — Amar! Agi! Agi ts'awouni. После чего направился к номеру Ли.

— Идите, доешьте ваш обед, — холодно сказала Ли. — Он и без вас прекрасно справится.

Мальчик побежал вслед за ней.

— Какой еще обед? — рассмеялся Стенхэм, не оборачиваясь.

В этот момент Ли услышала, как кто-то поднимается по лестнице и шагнула вперед, чтобы ее не увидели в комнате Стенхэма. Это был все тот же толстяк-официант, который принес ей завтрак.

— Pardon, madam, — улыбаясь, он протиснулся мимо нее в комнату. Возвращаясь с пустым подносом Амара, он заметил: — Какая жара, не правда ли?

— Affreux[146], — согласилась Ли.

— О да, — философски изрек официант. — La chaleur complique la vie[147].

Ли уставилась на него, инстинктивно понимая, что официант сказал дерзость, каким-то неведомым образом оскорбил ее. Как раз это больше всего раздражало ее во французах: желая показаться изысканными и проницательными, они совершенно не заботились, поймут их или нет. Достаточно было сладострастного удовольствия, которое они получали, роняя на ходу свои короткие загадочные фразы, воображая, что они неизмеримо выше вас, потому что им удалось поставить вас на место. Несомненно, жара, как сказал официант, осложняет жизнь человека, ее жизнь сегодня утром она изрядно осложнила, — но почему он обратился с таким замечанием именно к ней и именно в данный момент?

Пока она раздумывала о нанесенном ей оскорблении, багаж уже успели вынести. Стенхэм зашел к ней, Амар остался сторожить сумки у заднего входа.

— Гостиница совершенно пустая, — сообщил он. — Я немного беспокоился, что кто-нибудь может заметить мальчика и станет задавать всякие вопросы, но все словно вымерли, ни одной живой души.

Зазвонил телефон.

— Oui? — сказала Ли.

И снова в трубке послышался страдальческий голос управляющего:

— Власти просили сообщить нашим гостям, — (Слушая его, Ли подумала: «Ну, что еще, что еще стряслось?»), — что машинам разрешено движение только по магистрали Мекнес-Рабат-Касабланка, где им предоставят соответствующую защиту.

— Что? — воскликнула Ли. — А если человек хочет уехать из страны?

— Теперь это невозможно, мадам.

— Но вы же сами сегодня утром советовали мне уехать.

— Да, но граница временно закрыта, мадам.

— Но куда я поеду? Где найду другую гостиницу?

— «Трансатлантик» в Мекнесе сегодня закрыт. «Балима» и «Тур-Хасан» в Рабате, конечно, переполнены. Но, однако, насколько мне известно, в Касе много гостиниц.

— Да, но там тоже не бывает мест, если не забронировать номер заранее.

— Может быть, мадам использует свои связи в американском консульстве. В противном случае я посоветовал бы остаться здесь, в Фесе, в Виль Нувель.

Ли сорвалась на крик:

— Mais çа c'est lе comble![148]

— Несомненно, мадам, ситуация не из приятных. Я лишь известил вас о распоряжениях, которые отдала полиция. Ваш счет готов. Вы не зайдете в контору оплатить его?

— Да, это в моих привычках, — ответила Ли и в ярости швырнула трубку. Потом обернулась к Стенхэму: — Это уж чересчур.

И она пересказала ему все услышанное от управляющего. Стенхэм задумался. (Не будь здесь меня, решила Ли, он тоже дал бы волю возмущению.) В голове Стенхэма проносились один за другим различные варианты дальнейших действий.