Бестолочь - Патриция Хайсмит

охватила уверенность, что в конце концов они будут вместе, потому что любят друг друга. Он вспомнил, как верил, что любит ее,— в ту ночь, когда не мог с нею встретиться и звонил из «Трех братьев». Он вспомнил, как гордился ею за то, что она почти полностью отвечает его заветному идеалу — такая верная, умная, добрая и, в отличие от Клары, просто-напросто здоровая. Теперь ему казалось, что он неправильно разыграл все свои карты и, что еще хуже, сделал это сознательно. Или что во всем этом сказалась и все себе подчинила злая, разрушительная воля Клары, пережившая даже ее смерть.

— Думаю, мы видимся в последний раз,— сказала Элли спо­койно, так же спокойно и бесповоротно, как скальпель хирурга погружается в сердце.— Я переезжаю на той неделе, найду себе новую квартиру где-нибудь на Лонг-Айленде, только не в Лен- нерте. В старой я жить не хочу.

Уолтер забарабанил пальцами о приборный щиток.

— Ты сказала, что не веришь Киммелю. Это правда?

— Разве это имеет значение?

— Но это единственное, что вчера случилось. Единственное, что изменило картину.

— Нет, не единственное, об этом я и твержу. Ты признаешь, что виделся с ним в начале октября, значит, ты мне врал.

— Но я сейчас говорю о другом. Я спросил, склонна ли ты верить Киммелю — про Клару — после всего, что я рассказал тебе о Ким меле.

— Да,— тихо произнесла она, не отводя глаз.— Могу также добавить, что в какой-то степени я подозревала тебя с самого на­чала.

Уолтер уставился на нее как громом пораженный. Он увидел, что выражение ее лица изменилось: на нем стал проступать страх. Казалось, она боится, что в ответ он ее ударит.

— Ладно,— процедил он сквозь зубы.— Мне теперь все равно. Тебе это понятно?

Она не ответила, только посмотрела на него. Могло показаться, что в самых уголках ее напряженного полного рта затаилась улыбка.

— Хочу, чтобы это дошло и до тебя, и до всех остальных,— продолжал Уолтер.— Я сыт по горло! Мне теперь все равно, кто что думает. Тебе понятно?

Она кивнула и сказала:

- Да.

— Если никто нс видит правды, у меня ист сил объяснять. Тебе понятно? — Он открыл дверцу и стал выбираться из машины, но оглянулся: — По-моему, этот... эта наша последняя встреча прошла безупречно. Она прекрасно вписывается в общую картину!

Он захлопнул дверцу и направился через улицу к своей ма­шине. Его шатало словно пьяного.

Глава 37

На службе все прошло гладко, удивительно гладко. Уолтер всего лишь вошел в кабинет Джорджа Мартинсона (это был один из тех дней, когда Уилли Кросс не появлялся на работе, о чем Уолтер пожалел) и заявил, что уходит, а Мартинсон в двух словах дал согласие. При этом он взглянул на Уолтера так, будто не верит собственным глазам, что тот еще разгуливает на свободе.

Такими же взглядами встретили его и все остальные сослужив­цы, даже Питер Злотников. В лучшем случае бормотнули под нос «привет» и тем ограничились. У всех был такой вид, будто они только и ждут, чтобы кто-то другой проявил инициативу, на­бросился на него, задержал или тут же упек за решетку. Джоун и та казалась испуганной, не решилась сказать ему ни единого теплого слова. Но Уолтеру было все равно. Нечто — то ли охватив­шее его безразличие, настоящее и всеобъемлющее, то ли физиче­ская усталость, притупившая чувства на манер алкоголя — словно одело его в доспехи, которые защищали от всех и вся.

Когда он освобождал ящики стола и собирал книги, в кабинет вошел Дик Дженсен. Уолтер разогнулся. Подбородок Дика задум­чиво покоился на воротничке, утреннее солнце весело играло на золотой монетке-брелке, которая украшала его цепочку для часов и свешивалась из жилетного кармашка.

— Не нужно ничего объяснять,— начал Уолтер.— Все в порядке.

— Куда ты уходишь? — спросил Дик.

— На Сорок четвертую улицу.

— Открываешь бюро в одиночку?

— Да.

Уолтер снова принялся разбирать ящик.

— Уолт, ты, надеюсь, понимаешь, почему я не могу быть твоим партнером? Мне нужно жену содержать.

— Понимаю,— ответил Уолтер ровным голосом. Он выпря­мился и вытащил бумажник: — Да, чтобы не забыть — хочу вернуть тебе твой пай за аренду. Вот чек па двести двадцать пять дол­ларов.— Он положил чек на край стола.

— Я возьму его с тем условием, что ты заберешь «Coprus Juris»[11],— сказал Дик.

— Но он же твой.

— Мы собирались им вместе пользоваться.

«Corpus Juris» находился у Дика дома и составлял часть его личной библиотеки.

— Придет день — он тебе самому понадобится,— возразил Уолтер.

— Это еще не скоро. И вообще я хочу, чтобы он перешел к тебе, а также сборники решений суда штата. К тому времени, как я от­крою свое бюро, они давно устареют.

— Спасибо, Дик,— сказал Уолтер.

— Я прочитал твое объявление о бюро в утренней газете.

Уолтер еще не видел объявления. То было коротенькое опове­щение, которое он дерзко дал в субботу утром, прежде чем по­ехал в Ньюарк.

— Я специально не упомянул наших имен,— заметил Уол­тер.— Твоего имени. В повторном объявлении на этой неделе будет фигурировать одно мое имя.

Дик заморгал своими большими нежно-карими глазами. Он явно был поражен.

— Я хотел сказать, Уолт, что восхищаюсь твоим мужеством.

Уолтер мучительно ждал, чтобы Дик сказал что-нибудь еще, но тот, судя по всему, не собирался. Под взглядом Уолтера он взял чек и сложил его.

— Я с удовольствием как-нибудь заеду и сам заберу книги. Вечерком, когда тебе будет удобно. C сегодняшнего дня я буду жить в Манхаттане. А книги, скажем так, ты даешь мне в поль­зование, пока они тебе самому не понадобятся.

— Не беспокойся, я их сам заброшу как-нибудь в рабочее время,— возразил Дик.— Доставлю прямо в бюро.

C этими словами он двинулся к двери. Уолтер совершенно непроизвольно дернулся следом. Хотя Дик отказался от догово­ренности и не захотел сказать, что он думает, Уолтер не мог допу­стить, чтобы четыре года приятельства так просто закончились.

— Дик,— произнес он.

Дик обернулся:

- Да?

— Мне хотелось тебя спросить... Ты считаешь меня виновным? И поэтому?..

Дик нахмурился, облизал губы.

— Hy я... Ей-богу, Уолтер, я просто не знаю, что и думать. Откровенно говоря...

Дик посмотрел ему в глаза, смущенно, но твердо, словно за­кончил фразу именно теми словами,