Тень уходит последней (СИ) - Иван Валентинович Цуприков

Синцов глянул на дорогу и, увидев, что никакой аварийной ситуации на ней не было, обернулся к Степану.

- А, извини, - сказал тот и тронул свою "Газель" вперед. - Точно, точно, в первый раз он садился где-то полпятого дня, второй раз... Нет, нет, где-то в половине седьмого, а второй раз, как всегда, в половине двенадцатого ночи.

- Значит, куда-то еще по делам ездил, - предположил Синцов.

- Да, сколько хочет, столько пусть и ездит, мне то, что, старик нормальный, деньги за проезд платит, не кричит, не ругается, тихий. А-а, вот, что мне в нем не понравилось: когда вечером его подвозил, был такой, как всегда, а когда ночью, злой был, стал за моей спиной, от него так разило вонью, как от суки, о которой ты говорил. Со рта его такая вонь шла, видно закладывает частенько.

- Да, уж, - вздохнул Синцов.

- И еще, - вспомнил водитель, - он еще одет был по-другому, в каком-то замызганном плаще черном, но такое впечатление, что его не раз макали в лужи и не стирали.

- В каком, говоришь, плаще?

- Так, я вроде сказал, в черном. Да, вроде, в черном.

- А не помнишь, где они подсаживались тебе в пятницу?

- Во-о, я так и понял, что это разные люди.

- Так, помнишь, на каких остановках подсаживались к тебе?

- Я уже сказал, вроде. На Гоголя, третья оттуда остановка.

- высадишь меня напротив нее?

- Та, пожалуйста. Там еще комбинатский автобус постоянно останавливается.

Синцов достал из кармана телефон, раздумывая, позвонить ли Дятлову и рассказать ему о том, что сейчас узнал от водителя о Вертилове или Вертиловых.

"Но он, в принципе, сейчас очень занят и к моему звонку отнесется, как к попытке ему мешать. Тем более, он просил не влезать в его дела. Стоп, стоп, сейчас выйду, осмотрюсь и уж тогда перезвоню ему".

- Степан, ты там говорил, что у вас водительские места бывают свободными.

- Не-е, сейчас все заняты.

- А в мастерской?

- Э-э, нет, не знаю. Это ты к мастеру обращайся или к нашему начальнику. А кто у тебя там есть?

- Электрик, - соврал Синцов.

- О-о, такой специалист нам нужен, их днем с огнем не сыщешь. Как только появляется, так его сразу же какая-то мастерская к себе перетягивает или салон автомобильный. А он опытный?

- Да, из Украины приехал, работу будет искать. Он там, в автобусной колонне электриком лет пятнадцать, если не больше, проработал, - стал рисовать биографию виртуального человека Синцов.

- О-о, то, что нужно. Я сам из Донецка. Блин, что там натворили эти нацисты, руки бы им поотрывал.

- А как на тебя выйти то?

- А я чего, тебе тогда свой телефон не оставлял? Оставлял вроде. Ну, ничего, братан, записывай, плюс семь, девять двадцать два...

Николай, пожав руку Степану, вышел из автобуса и стал осматриваться по сторонам. Этот участок улицы был ему хорошо знаком. Почему? Остановка - это точно, и та калитка, что находилась за ней в метрах пятнадцати-двадцати.

"Погоди-ка, погоди-ка, так это же дом Столяровых! - чуть не воскликнул Синцов. - Хозяин Максим Максимович, кажется, работал токарем на химкомбинате, а его сын Алексей, аппаратчиком в химцехе - персоли или бромэтиле, точно не помню. Стой, а почему "не помню", на бромэтиле. Там он семнадцать лет назад и погиб", - остановился у калитки Николай.

- вам кого? - окликнула Николая пожилая женщина.

- вас. Я к вам, - нашелся Синцов.

- Кто там? - появился на аллее пожилой мужчина.

Глянув на его одежду, черный костюм, у Николая что-то кольнуло в сердце.

- вы, наверное, куда-то собрались?

- Да вспомнил я вас, - кашлянул Максим Максимович, - журналист вы.

- Да, да, - закивал головой Николай.

- Так, что стоите, проходите. Мы сейчас были у Леши на кладбище, сегодня годовщина, помянуть нужно. Проходите, - открыв калитку, Максим Максимович, пожимая руку Николаю, пропустил его во двор впереди себя.

Синцов прошел за хозяйкой к дому, подождал, пока она откроет дверь и вошел.

В комнатке кругом стояла старая мебель: двухстворчатый шифоньер, квадратный столик посередине комнаты, слева сервант со стеклянными дверцами, в нем набор светло-зеленых слоников, чайный сервиз. А над ним большой портрет их Алексея. Сделан он был карандашом.

На Николая смотрел черноволосый парень, с убранным влево чубом, лицо вытянутое, открытое, в глазах - серьезность.

- Боже, помоги нашему сынку на Том Свете, - перекрестилась женщина.

- Боже, спаси его! - за ней сказал Николай.

- вы присаживайтесь, а я сейчас на стол что-нибудь соберу.

- Танюша, и водку принеси, - доставая из серванта рюмки, сказал Максим Максимович.

Николай сел спиной к окну.

- вы на меня не обижайтесь, сам не знаю, что так нахлынуло на меня тогда, - извинился Николай.

- Да, что там говорить, сам не раз думал так