Записки начальника нелегальной разведки - Юрий Дроздов

Вертолеты сверху опустились,

Мы простились с новыми друзьями,

И в тепло, уют умчались сами.

Я сегодня человека встретил,

У подъезда издали заметил

И подумал - долго не встречался

Подошел, а вышло - обознался.

Тот же рост и также ладно скроен,

Иронически он был всегда настроен,

Улыбался в черные усы.

Броской был, мужской он красоты.

И еще однажды в воскресенье,

Земляка отметить день рожденья

Собрались в кругу однополчане.

Кружками заздравно застучали.

За столом сидел я рядом с ним

Сильным, смелым, умным, молодым.

Александром звать, а сам из Бреста.

Там живет и там нашел невесту,

Двое сыновей и мать-старушка...

Стукнулись заздравно наши кружки.

Пели песни и стихи читали,

Я узнал их радости, печали,

И хотя они всегда смеялись,

В песнях грустные слова встречались:

Как в бою ты ранен, враг уж близко,

Наклоняется к тебе наемник низко,

Вот уже и кольт к виску приставил,

Улыбаясь, щуря левый глаз:

"Много красных к черту я отправил,

Русского кончаю в первый раз..."

Их по свету много поносило,

Всякое в судьбе скитальцев было.

Краток о себе его рассказ:

"Выполнять готов любой приказ.

Лишь по праздникам погоны носим,

В пекло мы пойдем, зачем, не спросим".

Он этапы разные прошел,

Орденом за смелость награжден,

Был во многих дерзких заварушках.

Стукнулись в знак дружбы наши кружки.

Многое сумел бы я узнать,

Если бы разрешалось рассказать.

Он позвал к себе, я отказался,

Как всегда на день другой сослался.

Мы ценить общенье не умеем,

И об этом после сожалеем.

Я сегодня человека встретил,

У подъезда издали заметил

И подумал - долго не встречался,

Подошел, а вышло - обознался.

Сумерки спешат уже к окну.

Телефон прорезал тишину,

Голос в трубке земляка тревожен,

Говорит он тихо, осторожно.

Говорит, нелепый вышел случай,

С болью имя я его услышал.

До последнего патрона он стрелял,

А потом сознанье потерял.

Он погиб как в песне, что мы пели,

Раненый - его добить успели,

И помочь ребята не смогли,

Сашку, что из Бреста, не спасли.

Он погиб реально, не в рассказе,

Двое сыновей остались сразу.

Рослые, с прямым открытым взглядом,

Да еще останутся награды...

Я сегодня человека встретил,

У подъезда издали заметил

И подумал - долго не встречался

Подошел, а вышло - обознался.

Тот же рост и также ладно скроен,

Иронически он был всегда настроен,

Улыбался в черные усы.

Броской был, мужской он красоты.

И до слез обидно мне признаться,

Больше не могу я обознаться,

Встретившись с похожим человеком,

Кто ушел от нас уже навеки!

20.Х.1980 года"

Афганцы все помнят. И каждый год 27 декабря в 15.00 они встречаются на условленном еще после первого боя месте. Постоят, посмотрят друг на друга, поговорят и помолчат. Стыдно за все должно быть другим.

Ввод войск в Афганистан, вне всякого сомнения, был ошибкой. Очаг опасности для нашей страны там был, данных на этот счет имелось достаточно. Разрешать же кризисную ситуацию следовало путем переговоров. Критикуя тогдашнюю власть за эту недальновидность, у нас заодно подвергли поруганию труд солдата, выполнявшего приказ военно-политического руководства с верой в его справедливость. Это ослабило боеспособность армии. Оскорбив и унизив солдата, лидеры государства и общество, лишили себя права на защиту с его стороны.

Труд солдата на Руси исстари был в почете. Опасность, нависшая сегодня над страной, настоятельно требует исправить эту вторую ошибку. Пока не поздно, пока...

ГЛАВА 12. ПРЕДАТЕЛИ: КАЖДЫЙ РЕШАЕТ САМ - БЫТЬ ИМ ИЛИ НЕ БЫТЬ

"Предатели предают прежде всего себя самих"

Плутарх

Для измены Родине нужна чрезвычайная низость души

Циолковский

В последнее время зарубежные корреспонденты неоднократно задавали мне вопрос о перебежчиках и предателях в КГБ и разведке. Их интересовало, что происходило в КГБ, когда изменял старший офицер? Какими были контрмеры (мероприятия по локализации)? Был ли я лично связан с каким-либо делом перебежчика в эти последние десятилетия, что мог бы рассказать о них? Это одна из самых сложных проблем. Разведчик становился невозвращенцем или в результате перевербовки противником из-за допущенных промахов в работе, или по политическим, или личным мотивам. В любом случае - это измена Родине и долгу, это удача для противника, которому удалось подчинить своему влиянию, завербовать или склонить на свою сторону русского разведчика. В войне разведок периода "холодной войны", да и сейчас, это одна из главных целей наших оппонентов.

Каждая измена разведчика в КГБ всегда воспринималась болезненно, весьма тревожно. Надеюсь, что мои оппоненты во Франции, Англии, США, Германии это испытали на собственном опыте: каждая измена, уход к противнику заставлял пересматривать все.

Касались ли меня, как одного из руководителей разведки, последствия предательств или дел перебежчиков? Конечно. Мне знакома, и весьма глубоко, горечь неудач и боль поражений. Я был свидетелем падения Аркадия Шевченко в НьюЙорке, спасал преданных Гордиевским, Кузичкиным и другими. Все они забыли, что Родину любят и берегут, как мать, даже если она в нищенском одеянии, а не поносят на всех перекрестках мира.

Чаще всего интересутся изменой Шевченко. Что ж, еще несколько слов о нем.

Неуклюже попытался он представить себя жертвой в передаче "Совершенно секретно", давая интервью нью-йоркскому корреспонденту радио и телевидения В.Звягину (февраль 1992 г.).

Как бы ни изменилось время, но предатель - все-таки иуда. В газете "Советская культура" (8 декабря 1990 г.) была опубликована статья спецкора А.Макарова под заголовком "Не хочу выглядеть иудой. Я жертва..." В основу статьи было положено интервью корреспондента с предателем Родины Аркадием Шевченко. Характер публикации и высказывания Шевченко выглядят стремлением убедить читателя в том, что бывший советский дипломат оказался просто жертвой существовавшей в СССР системы, а не государственным преступником, который нарушил верность Родине.

В 1985 г. в США вышла книга Шевченко, названная им "Разрыв с Москвой". А несколькими годами раньше там же появились мемуары его любовницы Джуан Чавез ("Любовница перебежчика"). Материалы этих двух книг наглядно демонстрируют всю глубину падения Шевченко как человека и гражданина, опровергают его заявления корреспонденту газеты "Советская культура", что он "не изменил Родине, России...".

В опусе "Разрыв с Москвой" приводится факт, который свидетельствует о том, что Шевченко находился под контролем ЦРУ задолго до своего ухода. На встрече с представителем ЦРУ Б.Джонсоном, в ходе которой Шевченко обратился к нему за помощью в решении вопроса о предоставлении политического убежища в США. Американец сказал прямо: "Мы знаем о Вас многое. Мы следили за Вашей карьерой в течение длительного периода времени. Для меня важно знать, уверены ли Вы в принятом решении. Если у Вас есть сомнения, Вы должны изложить их мне. Поскольку, если механизм будет запущен, никто из нас не сможет остановить его".

А.Макаров, автор статьи, в предисловии отмечает, что Шевченко "не скрывал своего сотрудничества с ЦРУ". В своей книге Шевченко действительно не скрывает своей связи с ЦРУ, но скрывает причины, из-за которых пошел на сотрудничество со спецслужбами. В первой главе, "Шпион по принуждению", его объяснения по этому поводу противоречивы и лишены логики.

В интервью корреспонденту Шевченко уверяет: "Мои взаимоотношения с ЦРУ были вынужденными. Я не имел возможности их избежать". В книге же он упоминает о возможности получения политического убежища в Соединенных Штатах путем непосредственного обращения к представителю США в ООН Д.Скали: "Может быть, мне следовало бы заявить о своих намерениях американскому представителю в ООН Джону Скали. Я знал его довольно хорошо, и я чувствовал уверенность, что он не предложил бы мне стать шпионом". Однако Шевченко не стал прибегать к этому варианту, а решил сотрудничать с ЦРУ.

На вопрос корреспондента: "А бывали ли у Вас после Вашего побега моменты страха?" - Шевченко ответил: "Даже сны одолевали, что я в руках КГБ..." Настоящий страх "одолел" его гораздо раньше, когда он понял, что оказался в ловушке у ЦРУ. Это и явилось подлинной причиной его сотрудничества со спецслужбами США. Так, Шевченко признается в книге: "Затем мне в голову пришла страшная мысль, что в действительности у меня нет выбора... Неоднократно сотрудники КГБ предупреждали советских дипломатов, что в случае, если бы мы отклонились от предписываемых ими правил поведения, ЦРУ и ФБР не упустили бы возможности записать на пленку или сфотографировать нас..., американцы могли доказать Советам, что я был предателем. Они могли бы шантажировать меня. Я знал, что мир шпионажа имеет свои собственные правила, и подозревал, что КГБ не претендует на исключительное право быть жестоким. Я понял, что попал в ловушку".