Записки начальника нелегальной разведки - Юрий Дроздов

"Приехали в расположение батальона. Решили "отметить" успешное выполнение боевой задачи. Спустя годы генерал-майор Василий Васильевич Колесник вспоминал: "Впятером мы выпили шесть бутылок водки, а было такое впечатление, что как будто мы и не пили вовсе. И нервное напряжение было настолько велико, что, хотя мы не спали, наверное, более двух суток, заснуть никто из нас никак не мог. Некоторые аналитики оценили действия спецназа как вероломные. Но что было делать в такой обстановке? Вопрос стоял - или они нас, или мы их". И сколько бы лет ни прошло, но у каждого спецназовца штурм дворца Х.Амина останется в памяти навсегда. Это был кульминационный момент всей их жизни. Они с честью выполнили задание своего правительства."

Второго августа 1995 г., через 18 лет, посол РФ в Королевстве Швеция Олег Гриневский опубликовал в "Литературной газете" отрывок из своих мемуаров "Как мы "брали" Афганистан", в которых дает свою версию событий во дворце Тадж-Бек:

"Роковое решение было принято Политбюро 12 декабря 1979 года в строгой тайне - никаких протоколов не велось...

Пятнадцать дней спустя спецотряд КГБ численностью примерно в тысячу человек штурмом взял дворец президента Амина, а советские войска вошли в Афганистан. Накануне штурма личный врач Амина, майор медслужбы Советской Армии, дал своему пациенту лошадиную дозу снотворного. Но тот почуял неладное - к тому времени он уже не доверял своему советскому окружению. Воду, к примеру, пил только из разных сосудов небольшими порциями: боялся, что отравят. Ночью спал в разных местах, порой даже в танке. Поэтому снотворное как следует не подействовало. Но все же Амин чувствовал какую-то слабость и недомогание.

...Амина уложили в кровать, сделали промывание и поставили капельницу. Он задремал, но автомат положил с собой рядом. В это время раздались первые выстрелы - это десантники начали штурм дворца и рвались наверх. С вертолета на крышу была выброшена вторая группа, которая пробивалась вниз. Охраняли Амина советские солдаты-узбеки, одетые в афганскую форму, которые не знали, кто штурмует дворец, и потому стойко защищали афганского президента.

Стрельба приближалась. Но Амин лежал спокойно и спал. Врач-майор спрятался в шкафу здесь же, в комнате, а посольский врач с медсестрой выбежали в коридор и укрылись в какой-то нише. Мимо них с топотом пробежали солдаты в камуфляже и ворвались в кабинет Амина. С ходу дали очередь из автоматов крест-накрест по шкафам, и оттуда вывалилось прошитое пулями окровавленное тело военврача.

Неожиданно Амин, который до того, казалось, спокойно спал, схватил автомат и стал стрелять. Хотя приказ был брать живым, десантники дали очередь по постели, и президент затих навсегда.

Эту грустную историю поведал нам в МИДе Василий Степанович Сафрончук советник афганского президента по внешнеполитическим вопросам, тоже находившийся в день штурма во дворе. О геройском штурме пелось в балладе "Как брали Амина", сложенной тогда десантниками. Сохранилась ли она? Насколько точны детали штурма, описанные Сафрончуком?"

Василия Степановича Сафрончука я хорошо знаю. Он встречал меня в 1975 году в Нью-Йорке, когда я прилетел туда на работу. Встретились мы с ним и в посольстве в Кабуле. Он увидел меня в вестибюле первого этажа и удивленно поднял глаза. Потом столкнулись еще раз 28 декабря у лестницы на второй этаж посольства. Я был в афганской форме. Он не удивился. В день штурма во дворце В.С.Сафрончука не было и вертолета над крышей тоже.

@

^ИС: ЗАПИСКИ НАЧАЛЬНИКА НЕЛЕГАЛЬНОЙ РАЗВЕДКИ

^ДТ: 15.05.1999

^АВ: ЮРИЙ ДРОЗДОВ

^ЗГ: ГЛАВА 10. Афганцы

^ТТ:

В апреле 1980 года "закрытым Указом Президиума Верховного Совета СССР большая группа сотрудников КГБ СССР (около 400 чел.) была награждена орденами и медалями. Полковнику Г.И.Бояринову за мужество и героизм, проявленные при оказании интернациональной помощи братскому афганскому народу, было присвоено звание Героя Советского Союза (посмертно). Такого же звания были удостоены полковник В.В.Колесник и подполковник Э.Г.Козлов. Подполковника О.Л.Швеца наградили орденом Красного Знамени. Получили правительственные награды также около 300 офицеров и солдат "мусульманского" батальона, из них 7 человек наградили орденами Ленина (в том числе Халбаева, Сатарова и Шарипова) и порядка 30 - орденами Красного Знамени. Они все, выполняя приказ, рисковали жизнью (некоторые погибли или были ранены). Другое дело - ради чего? Ведь солдаты всегда являются пешками в чьей-то большой игре и сами войн никогда не начинают, но часто расплачиваются своими жизнями именно они.

"За штурм дворца Амина" полковника В.П.Кузнеченкова, как воинаинтернационалиста, удостоили ордена Красного Знамени (посмертно). Лишь немногим будет известно, что во время штурма они с полковником А.В.Алексеевым, выполняя свой врачебный долг, "воскресили" Хафизуллу Амина. А.Алексееву же дали почетную грамоту при его отъезде из Кабула на Родину в апреле 1980 г.

29 декабря охрану дворца от спецназовцев приняли десантники и части 40-й армии."

По возвращении из Кабула в Москву 31 декабря 1979 г. нас принял Ю.В.Андропов.

- Трудно было? - спросил он.

- Да, через 35 лет вспоминать молодость трудно...

- Понимаю. Пробовали разрубить узел иначе, а пришлось вот так...

В середине того же дня я с одним из офицеров ГРУ, также принимавшем участие в операции, был на приеме у начальника Генштаба маршала Н.В.Огаркова. Николай Васильевич внимательно выслушал наш доклад и принял от нас единственный документ, характеризующий все особенности этого боя: лист карты с нанесенной обстановкой, задачами подразделений спецназа и таблицей взаимодействия. Маршал бросил быстрый взгляд на карту и спросил: "Почему не утверждена?" Мы промолчали. Обычно сдержанный, он выругался в адрес неутвердивших боевой документ, встал и положил лист карты в свой приоткрытый сейф.

Я не осуждаю двух генералов, которым не хватило мужества поставить свои подписи, утвердить документ, воспользоваться правом, предоставленным им руководством страны. Мы уходили выполнять задание правительства, сознавая, что можем не вернуться, оставляя, как принято в таких случаях, все на сохранение другим. Их же поступок оставил щемящее чувство досады: мы рисковали жизнью, онивозможной оглаской личной причастности к этому событию. Может быть, этот их шаг характеризовал их личное отношение к решению руководства страны? Не знаю, но разделяю возмущение маршала Н.В. Огаркова.

В тот же день, в канун Нового, 1980 года, я попросил жену поехать со мной на Манежную площадь к Вечному Огню. Падал редкий снежок. Кругом гудела предновогодняя Москва, узнавшая об афганских событиях из скупого сообщения по радио. Ее, как и всей страны, будни еще не были омрачены похоронками, порой опережавшими "черные тюльпаны". Мы положили к Вечному Огню несколько ярких гвоздик, помолчали и также молча пошли домой. По дороге я рассказал ей, что вчера ночью наш самолет сделал промежуточную посадку в Самарканде. Мы решили зайти в ресторан перекусить и стали подниматься по лестнице. Дверь ресторана распахнулась, и нам навстречу в ослепительно белом подвенечном платье вышли счастливая невеста и жених. Мы остановились, потом вернулись вниз и вышли из здания аэропорта к нашему самолету: у каждого перед глазами стояла, сверкала трассами пуль, грохотом разрывов картина недавнего боя. Мы не могли быть там, в этом зале. Это не совмещалось.

Жена рассказала, что она все поняла еще в день моего отлета 19 декабря 1979 года. "Ты так просто внезапно никогда и никуда не уезжал. А 28 числа после сообщений по радио все стало ясно: что, где, когда. Трудно было ждать прилета. Ведь никто ничего не скажет".

Она была права. Страна уже втянулась в конфликт, а у нас еще долгие месяцы скрывали, что происходят события, которые уносят жизни где-то в Афганистане. Один из находившихся там советников Игорь Васильевич Остапкин, поэт и автор ряда песен "афганцев", посвятил этим дням трогательное до слез стихотворение.

"Письмо дочери":

"Папа, папочка, миленький папа!

Я пишу из больницы тебе.

Помнишь, ты уезжал, дождик капал,

А сейчас уже снег во дворе.

Почему ты так часто в отъезде?

У других папы дома всегда.

Погулять бы по парку, как прежде,

Посмеяться с тобой, как тогда.

Ты не бойся, у нас все в порядке,

Ленка с бабушкой ходят гулять,

У меня две пятерки в тетрадке,

В танцкружок записалась опять.

Письма ждем от тебя с нетерпеньем,

Даже почту ругаем за то,

Что она нам по воскресеньям

Не приносит от папы письмо.

Только бабушка, если случится,

Разговор завести о тебе,

Начинает украдкой молиться,

Не пуская нас с Ленкой к себе.

Как-то раз я ее поругала:

- Ты про бога, бабуля, забудь!

- Ладно, внучка, - она мне сказала,

Только вдруг он поможет чуть-чуть.

А на днях заезжал дядя Леша,