Трое из Кайнар-булака - Азад Мавлянович Авликулов

— Свое мнение я написал вам, — сказал Ильхом, — и менять его не собираюсь.

— Да-а?! — Таиров остановился на полпути, у стола. — Я, грешным делом, подумал, что записка — плод молодости и неопытности, а теперь чувствую, что это ваше твердое убеждение. Слабо вы разбираетесь в политике на селе.

— Откуда цыплятам знать то, что известно закаленным петухам, — произнес Ильхом.

— Ну, погоди, мальчишка, — снова повысил голос Таиров, — я тебе покажу, кто такой Таиров, всю жизнь помнить будешь! Потомкам своим накажешь, чтобы они помнили меня. — Он хлопнул дверью и выскочил на улицу, как разъяренный тигр…

Это было ранней весной. Месяца через полтора, когда объявили очередной набор в высшую партийную школу, Ильхом узнал, что он рекомендован туда райкомом партии. Таким образом Таиров тогда избавился от него.

…В кабинет вошла секретарша приемной, Оксана. Она была примерно одного возраста с женой Ильхома Лолой, но, если быть до конца честным, гораздо красивее ее.

— Чаю не хотите, Ильхом-ака? — спросила она тихо.

— С удовольствием, — ответил он, обернувшись. — А «афганец» тут у вас ядреный, а?

— Это, наверно, в честь вашего приезда, — с улыбкой ответила она, забирая со стола чайник и пиалы, — очистительный ветер.

— Вы думаете?

— Все на это надеются, Ильхом-ака.

— Я для вас еще кот в мешке, — сказал Ильхом.

— Но это, согласитесь, лучше, чем тигр на воле. — Она вышла.

Да, тигр… Пока работал в обкоме партии, Ильхом старался не приезжать в Чулиабад, чтобы не встречаться с Таировым. Если уж сильно нужно было, он ехал прямо в хозяйство и, быстренько сделав дела, уезжал. А сегодня не мог избежать встречи. Таиров уже был далеко не тот.

— Ну что ж, правдолюбец, наверно, наступает пора либералов. Посмотрим, что из этого выйдет.

Эти слова услышал Мурадов. Он тут же среагировал и ответил прежде, чем это успел сделать сам Ильхом:

— Жаль, Джурабай Таирович, что вы не заметили, как жизнь прошла мимо вас. Или не хотели замечать.

— Горбатого могила исправит, Нуритдин-ака, — ответил Таиров…

Ильхом подумал о том, что люди не прощают руководителю равнодушия, обмана даже в малом, грубости, заносчивости и так далее. «Что ж, — сказал он сам себе мысленно, — живи, брат, скромно и открыто, говори людям правду, какой бы горькой она ни была. Не обещай того, что не в твоих силах, не храни в сердце зла. Не будь чопорным, оставайся самим собой».

— Ну и ветер, черт бы его побрал, — сказал второй секретарь Разыков, войдя в кабинет. — Душно, дышать нечем, а окна открыть нельзя. Положеньице! Однако и работать надо, Ильхом Пулатович. Если не возражаете, я проеду по совхозам, нужно посмотреть, что в них «афганец» натворил.

— Пожалуйста, — ответил Ильхом.

— Да, — будто бы вспомнив, произнес Разыков, — жить вы пока будете в районной гостинице, я дал команду, и для вас там приготовили более или менее сносный номер. Ну, а как надумаете перевезти семью, подумаем и насчет квартиры.

— Спасибо, — поблагодарил его Ильхом. — Дорогу туда я найду сам. — Добавил: — Наверно, дня два я буду заниматься в райкоме, так что, пожалуйста, командуйте сами, ну, а потом решим, как быть. Мне нужно обстоятельно познакомиться с документами, со сводками райстата, чтобы войти в курс, как говорится.

— Конечно, — кивнул Разыков. — Так я, если понадоблюсь, вечером буду в колхозе «Аланга».

— Добро. — Проводив взглядом Разыкова, Ильхом прошел за стол и нажал на кнопку вызова секретарши. Оксана тут же вошла. — Пусть ко мне зайдет заведующий общим отделом.

— Сейчас скажу ему.

— Пожалуйста, принесите мне протоколы заседаний бюро, пленумов и собраний активов за последние полтора года, — сказал он заведующему общим отделом.

К чаю Оксана принесла пачку печенья. Ильхом поблагодарил ее и углубился в изучение документов, в которых были запечатлены основные вехи деятельности райкома партии, намечены дальнейшие его шаги. До полуночи он просидел за столом, а потом, убрав документы в сейф, вышел на улицу. Ветер уже ослабел. Было прохладно, и Ильхом быстрым шагом направился в гостиницу. От чая, что предложила дежурная, отказался. В номере форточка была чуть приоткрыта, а, может, ее вообще забыли закрыть. Комната была полна горького запаха полыни. Ильхом раздвинул шторы и открыл дверь, чтобы сквозняк выгнал этот запах. Глянул в окно. Небо все еще оставалось мутным, точно бы затянутым пленкой. Звезды едва-едва угадывались.

Он разделся и лег на скрипучую деревянную кровать, подумав, что она наверняка полным-полна клопов. Постель была холодная, она сразу вроде бы сняла усталость, и сон вдруг куда-то исчез. Вспомнил жену. Конечно же, завтра она услышит по радио о состоявшемся в Чулиабаде пленуме райкома, о том, что он избран первым секретарем. И возмутится еще больше, чего доброго, откажется приехать к нему. Дай бог, чтобы этого не случилось, но если… что ж, на нет — суда нет… Оставим эти мысли на время, подумаем, с чего мы начнем завтра свой рабочий день. Разумеется, не с изучения протоколов. Пойдем в первую очередь на рынок, поинтересуемся, что там на прилавках имеется, послушаем, о чем говорят люди по обе их стороны, тем более, это полезно, пока люди не знают тебя и могут высказать свои мысли без обиняков. Там же в чайхане можно и позавтракать, опять-таки прислушиваясь к разговорам посетителей…

Сон, говорят, и слона с ног свалит. День у Ильхома был напряженный, поэтому в конце концов он начал засыпать. И где-то на границе сна и бодрости он услышал, как истошно закричал петух: ку-ка-ре-ку! Ку-ка-ре-ку-у-у! До рассвета было еще порядочно, и потому голос петуха звучал одиноко. «Сумасшедший, что ли, — мелькнула мысль. — Иначе с чего бы трубить рассвет посреди ночи. Если ты кричишь в доме узбека, считай, что твои часы сочтены. Утром же попадешь в котел!» В кишлаках существует поверье: если петух кричит не вовремя, значит, кличет беду в дом, и от него следует быстрее избавиться. И самый лучший способ — это сварить из него шурпу на завтрак. «Главное, — пришла еще одна мысль, теперь уже о самом себе, — ты сам, йигит, не окажись таким петушком. Не труби раньше времени рассвета, и вообще будь сдержанным, меньше говори, а больше слушай…»

Ильхом вырос в