Все прелести Технократии - Максим Волосатый

– Рудольф, – тихо и медленно проговорил Барок и «сосед» притих, поняв, что перебрал. – Я же не спрашиваю тебя, точно ли накапливают энергию твои приборы. Ты сделал, я принял это как данность. В данном случае будет то же самое.

Он сделал паузу, давая возможность высказать очередную глупость Рудольфу, но тот благоразумно промолчал.

– Так вот, – продолжил Барок. – Мне нужно по тридцать шесть материальных носителей для каждого узора. Каждый узор самостоятелен и автономен. Привязки к другим нет. Что он нам принесет, то и будет. Поэтому чем больше у нас будет таких узоров – тем лучше.

– Так все-таки есть синергетический эффект, – не удержался Рудольф.

– Исключительно вот тут, – Барок постучал по их общей голове. – Друг друга они не усиливают, но общее количество энергии, как ты ее называешь, нам, конечно же, важно. Давай посмотрим, что у нас есть.

Этот разговор происходил на втором этаже дома Рудольфа. Сейчас, через полгода после «успеха» Рудольфа и Барока, и почти через три месяца после первых испытаний схемы «индиктов», его уже трудно было назвать неухоженным. Статус члена Академического Совета принес Рудольфу не только уважение, почет и свободу действий, но еще и немало бытовых преференций, сильно облегчающих жизнь. Денег стало больше, и естественно, появились все удобства, сопровождающие эти самые деньги. Еда, перемещение, уборка, стирка – от всего этого Рудольф был теперь избавлен. С одной стороны это все был прекрасно, именно к этому он и стремился, но с другой – Барок уже устал отбиваться от назойливой помощи окружающих. Оказывается, когда ты один, мыслить и творить получается гораздо лучше. Он уже на полном серьезе стал скучать по недавним временам, когда ни одна живая душа, кроме Сильвии не помнила о его существовании.

Кстати, сама Сильвия никак не отреагировала на изменения, произошедшие в жизни Рудольфа. Тот, выпросив у Барока «личное» участие в общении, в первый же день распетушил грудь, рассказывая о «своих» достижениях, проигнорировав, к слову, недвусмысленные предупреждения Барока. И, естественно, – пшик. Сильвию совершенно не тронули рассказы о величии и значимости.

Рудольф был в шоке – он никак не ожидал, что кто-то может остаться равнодушным к признанию его заслуг и грядущих перспектив. А Сильвия, небрежно изогнув бровь, посмотрела на него странным взглядом и тихо вздохнула.

Мелко хихикающий в уголке сознания Барок тут же напрягся. Рудольф, глядя на Сильвию телячьими глазами, попытался было пуститься в объяснения, но Барок тут же оттеснил его в сторону, взяв процесс выправления ситуации в свои руки. У него получилось. Сильвия, в очередной раз подивившись резкой смене поведения, отнесла неудачную попытку выпендрежа на счет потрясений, выпавших на долю Рудольфа, и благосклонность была восстановлена. Рудольф остался недоумевать, а Барок еще больше проникся восхищением к этой совершенно непонятной женщине. Им с Рудольфом, кстати, так и не удалось упросить ее остаться на ночь. Привычный сценарий остался без изменений: внезапная встреча, бурная страсть – и ненавистное бот-такси, исчезающее в ночи.

Барок вздохнул … и решительно выгнал из головы все лишние мысли.

– Тогда зачем огород городить? – Рудольф не спешил соглашаться с заявлениями Барока. – Не проще ли раскинуть эти твои «узоры» по Алидаде, хотя бы, и получить то, что нам требуется, не отправляясь на другую планету?

– Не проще, – Барок призвал на помощь память Баррокаина. – Эти узоры оперируют сутью вещей. И, если для преодоления барьера требуется восхищение красотой, то мы должны предоставить эту самую красоту – и никак иначе. Что лучше произведений искусства может вызвать это самое восхищение? Ничего. А из нас с тобой деятели искусств – никакие. Это раз.

Барок переменил положение. Как всегда во время их разговоров внутри сознания, их общее тело замирало. Иногда, в довольно неудобных положениях. Как, например, сейчас.

– А два – это то, что даже все население Алидады, взятое вместе, не в состоянии обеспечить нас должным количеством эмоций. И это при условии, что ты соберешь из всех в одном месте, в одно время и заставишь радоваться полчаса.

Он фыркнул, представив себе эту картину.

– Нам нужна сеть узоров, охватывающая галактику, не меньше. Не ты ли считал потребности?

– Я, – со вздохом согласился Рудольф.

В своей неуемной страсти к систематизации и упорядочиванию, Рудольф все-таки смог вывести зависимость между количеством выделяемых эмоций и расстоянием, на которое смещается центр преграды. Именно центр, потому что, если бы она отодвигалась вся, как поршень, то их затея не имела бы смысла: никто бы не дал гарантии, что, сместив ее до конечной заданной точки, Барок смог бы прорвать ее и оказаться дома. А так – нехитрый линейный подсчет показывал, что если один Рудольф своим восхищением помог Бароку сместить центр перегородки на четыре миллиметра (они специально замеряли), то для прохождения расстояния, определенного (увы, увы) исключительно на глаз, им требуется положительные эмоции от ….

Вот на этом моменте Бароку становилось нехорошо от одной только цифры, обозначающей количество необходимых людей. Но альтернативой было вечное заточение в одной с Рудольфом камере, и Баррокаин зуф Истадуч-он отринул мешающие процессу сомнения, запретив себе даже думать в эту сторону.

Тем более что нестыковок, приближений в расчетах, да и просто откровенных, ни на чем не основывающихся предположений, принятых за истину, в их расчетах хватало и без того. Взять хотя бы глубину смещения центра перегородки. Как она мерялась? Линейку же в сознание не пронесешь. Что они делали: Барок надавливал на мембрану и на пальце примерно замерял расстояние от исходной точки до собственно мембраны. Ну а кто сказал, что в его сознании, да еще и не просто в сознании, а внутри какой-то странной штуки, проход в которую открывается через две разумных личности, размеры пальца Барока позволяют сделать заметку на четыре миллиметра? Но ведь сделали, рассчитали….

– Есть еще и третий пункт, – Барок выждал многозначительную паузу и продолжил. – Я не хочу, чтобы хоть кто-нибудь в Технократии знал, чем мы с тобой занимаемся.

– Так а…, – начал Рудольф, но Барок не дал ему развернуться.

– А также наоборот: чтобы никто из внешнего мира не мог увязать наши с тобой изыскания с Технократией. Для чего, надеюсь, понятно.

– Понятно, – вздохнул Рудольф.

– Тогда не начинай опять свои терзания, – попросил Барок. – Решили, так решили. Нам нужен художник, мы используем его картины для размещения узоров. Узоры собирают нам нужное количество положительных эмоций, мы их складируем, а потом пускаем в дело, одновременно накачав полумрак энергией через «индикты». В итоге я – домой, а тебе остается слава, деньги, Сильвия и Академический Совет. Делай с ними все, что хочешь, надоели они уже – сил нет.