Все прелести Технократии - Максим Волосатый

Барок замер, отрешенно рассматривая игру теней на дороге в выдуманный мир. Сполохи танцевали танец, прекрасный танец, подчеркивающий мерное покачивание волн полумрака. Это было красиво. Очень красиво….

– Что это? – восхищенный голос некстати вылезшего из своей норы Рудольфа в секунду перечеркнул все «умные мысли». Барок сначала разозлился, а потом остыл: все равно ничего в голову не приходит.

– Ты что имеешь в виду? – не понял он.

– Свет, огонь, тень…, – Рудольф почти шептал. – Бари, как красиво. Я никогда такого не видел.

– И не увидишь, – мрачно пообещал Барок. – Я этот мир только что выдумал и сейчас изничтожу. Все равно он не нужен.

– Почему? – разочарованно протянул Рудольф. – Даже не посмотришь что там? Он ведь прекрасен.

– Сам не хочешь прогуляться? – озлобился Барок. И передразнил: – «Прекрасен». Там от тебя вмиг один пепел останется.

– Жалко, – все так же мечтательно произнес Рудольф. – Я бы сходил. Новый неведомый мир….

– Вон туда сходи, – сварливо посоветовал ему Барок, указывая на проклятую «бутылку», которая никак не хотела пускать его домой, в его время. – Там тоже масса интересного.

– А можно? – осторожно спросил Рудольф.

– Нужно, – съязвил Барок и, подойдя к невидимой твердой преграде, ткнулся в нее всем телом. – Только не получаетс….

И замер, пораженный: она … прогнулась.

– А-а-а, – заорал Барок. Если бы у Рудольфа было тело, Барок бы тряс его за плечи так, что голова бы отрывалась. – Что?! Что ты сделал?! Говори!

– А? Что? – ничего не понимающий Рудольф пытался сообразить с чего такое внимание к его персоне. – Что случилось?

– Это я тебя спрашиваю, что случилось? – теребил его Барок. – Эта стенка, которая меня не пускала, он всегда была твердой. А теперь он мягкая и гнется. Что-то поменялось. Смотри.

Он со всего маха воткнулся в мягкую «стенку» и взвыл от разочарования и страха: его опять встретила крепость камня.

– А! О! – у Барока не хватало слов. – Э?! Куда?

Нет, это нечестно. Просто нечестно. Барок начал тихо сходить с ума. Она же только что….

Стоп! Барок настрого запретил себе фонтанировать эмоциями. Энергии, перекачанной с грузовика, надолго не хватит. Надо пользоваться моментом. Так, давай думать. Что изменилось в этот короткий промежуток?

– Рудольф.

– Я, – пискнул «сосед», готовый уже ко всему.

– Вспоминай, что ты делал сейчас.

– Я? – поразился Рудольф. – Это же ты делал.

– Не зли меня, – Барок понизил голос, и Рудольф, даром что у него не было тела, поежился, предчувствуя взбучку. – Я спрашиваю, что ты делал, когда подошел к перегородке?

– Какой перегородке? – почти шепотом переспросил Рудольф, уже отчетливо понимая, что сейчас будут бить.

Но пронесло. Пока.

– Перегородке вот на этой дороге, – Барок, сдерживаясь из последних сил, показал на уходящую в необозримую даль «бутылочную» тропу. – Которая не дает мне по ней пройти.

– Ничего не делал, – зажмурился Рудольф. – Я только думал, как красиво она выглядит.

Бароку очень хотелось оторвать ему голову, но как оторвать то, чего нет?

– Еще раз «подумай», – прошипел он с издевкой. – Может, в этот раз лучше получится?

Он пошутил, а Рудольф, напуганный перспективой головомойки – нет.

– Красиво, – проговорил он, честно погружаясь в эмоции. – Очень красиво. Я всегда любил дороги, уходящие вдаль. Просмотри, как она прекрасна.

– Глаза бы на нее не смотрели, – проворчал Барок и стукнул рукой по невидимой перегородке.

И замер.

– Руди, – прошептал он, не отнимая руки от помягчевшей перегородки. – Посмотри еще.

– Смотрю, – мечтательно проговорил Рудольф. – Очень красиво. Я с удовольствием прогулялся бы по ней.

– Не останавливайся, – Барок задрожал, чувствуя, как твердая стена под его рукой становится податливой, пружинящей. – Не останавливайся. Идем дальше.

– Куда? – удивился Рудольф, выпадая из своих мечтаний, и Барок опять ощутил под ладонью твердость камня.

– Нет! Стой!

– Ты же говорил «идем», – удивился Рудольф.

– Не ты, ты иди, она – стой, – зачастил Барок. – Назад. Куда? Стой. Давай еще. Ты – давай, она – назад.

– Я ничего не понял. Ты поконкретнее скажи, – с отчаянием в голосе попросил Рудольф.

– Скажу, – выдохнул Барок, прекратив колотиться о невидимую стену. – Сейчас, разберусь немного и скажу.

Но разбор пришлось отложить. Волны полумрака вдруг съежились, потускнели. Мир вокруг начал терять четкость. Созданные Бароком дороги побледнели начали таять прямо на глазах.

– Бари, уходим, – почти взвизгнул Рудольф. – Энергия кончается.

Барок дернулся, заметался, не понимая, что ему делать, но голос не отягощенного ностальгией Рудольфа все же выдернул его из этого метания.

– Уходим, Бари, уходим.

И они ушли. С почти настоящим стуком захлопнулась дверь в голове, и Барок, с трудом сдерживая слезы злости и отчаяния, увидел перед собой тревожные лица ассистентов, явно решивших, что Рудольф потерял сознание в ходе эксперимента.

– Все в порядке, – выдавил он. – Со мной все в порядке. Мне просто надо немного побыть одному. Чуть-чуть.

Но если кто-то, думал, что у него получится, этот «кто-то» глубоко ошибался. В комнату, снося на своем пути все, ворвалась бригада врачей в белых комбинезонах: Технократия не желала терять свою восходящую звезду.

Барок вздохнул и обессилено закрыл глаза. Додумывать придется позже.

Глава 20

– Ты не понимаешь, – Барок терпеливо вздохнул. Объяснять принципы составления магических узоров человеку с инженерным образованием было тем еще занятием. В технических вопросах Рудольф оказался далеко не глупым, и все схватывал на лету. Вот только все, что он схватывал, он норовил перевести в понятные ему термины и параметры.

– Это не новая теория полей. Это то, что называете «магией», а мы «хальер». И подчиняется оно другим законам. Никакого, как ты говоришь «синергетического» эффекта от увеличения точек воздействия не будет. Структура узора определена раз и навсегда. Тридцать шесть опорных узлов. Ни больше и не меньше. Иначе не будет работать. И соединяться вместе они не могут. Это тебе не твоя схема с «индиктами».

– Точно? – когда дело доходило до технической составляющей, увалень из сознания Рудольфа исчезал, и появлялся какой-то … волкодав, не меньше. Тихоня Руди превращался в безжалостного аудитора, которому каждый шаг нужно было обосновывать, доказывать и отстаивать. Иначе не принималось. Барок, никогда не испытывавший склонности к фундаментальной науке, медленно зверел, пытаясь донести до одного ученого неизвестную ему теорию, придуманную другим, не менее ученым. Развлечение оказалось не для слабонервных. К примеру, оторвать голову противнику Бароку было гораздо проще.