Иллюзия вины - Ник Найт

Размышляя о Кристен, я понял, что помню по большей части ее образ, а не что-то определенное. В моей памяти хранилась пара конкретных вещей о ней, но в остальном это был лишь ее образ. То, как она себя вела, как говорила, как внимательно слушала меня, как улыбалась и грустнела… Черт, неужели я ее больше не увижу?

Мне стало страшно. Я снова осознал, что это конец и я отсюда не выберусь. Осознал, что обречен медленно гнить под этими обломками в полном одиночестве, ощущая каждый миг мучительно долго приближающейся смерти. Я начал размышлять о смерти, о наиболее вероятном сценарии своей кончины. Мне казалось, что, скорее всего, я умру от жажды, от недостатка жидкости в организме. Я с трудом делал каждый вздох, с болью гоняя воздух по своему иссохшему горлу. Казалось, что внутри у меня все начинало трескаться, словно сухая земля в пустыне под беспощадным Солнцем. Мои глаза были так же высушены и жутко болели. Как бы я не пытался моргать или закрывать их на долгое время — ничего не помогало, пыль будто окутала мои глазные яблоки и проникла далеко вглубь чуть ли не до самого мозга. Я словно высыхал, превращался в мумию, лишенную последней капли жидкости.

Тем не менее, надежда все еще была. Если с Джейкобом все в порядке, если ли он не плод моего воображения, если он и правда был со мной и видел, что произошло, то я мог надеяться на спасение. Только вот слишком много «если», а я даже не знал, можно ли мне доверять своей памяти. Может, часть моих воспоминаний вообще не имела никакого отношения к действительности и тогда мне точно надеяться было не на что. Все что мне оставалось — ждать. Своего спасения или своей смерти — выбор у меня был не велик.

В какой-то момент своего бесконечного ожидания, я почувствовал, как начинаю слабеть и понемногу теряю сознание. Теперь уже мысль умереть от жажды превращалась в крайне нелепую. У меня были проблемы куда серьезнее, чем жажда. Я терял кровь. Рана на правой ноге хоть и была зажата одним из обломков, но все равно немного кровоточила, с каждой секундой отнимая у меня драгоценные капли крови. И все же моя нога даже не являлась угрозой на фоне того, что было у меня на затылке.

В очередной раз дотронувшись рукой до своей головы, я понял, что из моей черепушки стремительно вытекает какая-то жидкость. На ощупь это даже на кровь не было похоже, казалось, у меня из головы постепенно вытекают мозги, вследствие чего я все сильнее слабел и едва держался, чтобы не отключиться. Во всяком случае, чувства были именно такие — мне будто хотелось спать, но в тот же момент страх говорил мне: «закроешь глаза — больше их никогда не откроешь».

Я давно в своей жизни кое-что решил для себя. Мне доводилось бывать в разных неприятных ситуациях, с какими обычно людям везет не сталкиваться. Будучи на службе в спецназе я участвовал в мини-войнах, где мне приходилось убивать людей и совсем не по случайности. Я исполнял приказы, зная на что иду, зная, кто моя цель и четко понимая, что эти люди заслуживали смерти как никто другой за все то, что они натворили в своей жизни.

В самом начале своей службы меня часто мучила совесть, я не был уверен в том, что делаю. Мне казалось, что нельзя решать, кого убить, а кому сохранить жизнь — это выглядело неправильным. Но годы шли, я не раз попадал в критические ситуации, в которых находился на волосок от смерти и в подобных обстоятельствах я собственными глазами мог видеть на что способны те, за чье убийство меня по ночам мучила совесть. Тогда я и начал понимать, что настало время пересмотреть свои взгляды. Я шел к этому постепенно, но в какой-то момент вдруг оказалось, что в мире полно людей, которые за свои деяния, на мой взгляд, заслуживали смерти, и я понял, что убивая их, давал шанс на жизнь сотням другим.

Так продолжалось довольно долго, пока пять лет назад я не убил того, кто смерти совсем не заслуживал, да еще и не смог уберечь от гибели собственную мать. Смерть матери меня не сильно заботила и это совсем другая история, а вот убийство невиновной для меня оказалось равносильно моему первому убийству и даже хуже. Несмотря на то, что моя невинная жертва была далеко не первой в моем списке, ощущалось это так, будто я вновь впервые убил человека. Раньше я всегда знал «за что» отнимаю людские жизни — я убедил себя, что некоторые люди этого заслуживали. У меня было что-то вроде собственного кодекса, которому я всегда следовал, чтобы не сбиться с пути… но пять лет назад я нарушил свой кодекс, убив невиновного человека. Более того, я убил ребенка.

Это было словно отрезать себе руку. Я отнял жизнь у человека ни за что… просто так. С тех пор для меня все изменилось. Я перестал понимать, что правильно, а что нет. Я начал сомневаться в правильности того, чем так спокойно занимался в прошлом — я уже не был уверен, что поступал верно, отнимая людские жизни. Тогда я разуверился во многом, я стал думать, что не заслуживаю жизни за то, что сделал и пришел к выводу, что согласно своему кодексу мне следует лишить жизни себя. Я пытался объяснить свои чувства, как близким, так и своим сослуживцам, но все они были неспособны понять каково мне — никто из них не лишал жизни настолько невинного человека. И кто бы что мне ни говорил по этому поводу, убеждая меня, что случайности случаются и вины моей в этом нет, я все равно ощущал себя виноватым и был не в состоянии спокойно жить.

В надежде отвлечься от депрессивных мыслей, я согласился на предложенную отцом работу в ФБР. Отвлечься мне удалось, однако, проведя на службе в Бюро какое-то время, я понял, что ни от чего я так и не отвлекся, а лишь загнал проблему гораздо глубже в свое сознание, в результате чего она начала медленно разрушать меня изнутри. Мое прошлое будто начало меня атаковать из глубин сознания. Мне все чаще порой становилось настолько плохо, что я начинал с некой надеждой посматривать на свой пистолет. Я стал смотреть на свое оружие, как на спасителя — на предмет, способный избавить меня от страданий раз и навсегда. Нужно было лишь набраться смелости, приставить ствол к виску и нажать на спусковой крючок. Казалось, это так легко, так просто — моментальное избавление от всех тяжелейших проблем в жизни и восстановление справедливости… нужно только нажать, только набраться смелости.

Но я понял, что это не выход. Ситуации бывают разные и иногда самоубийство для человека — это единственный выход, наравне с проявлением смелости такого человека. Что делать, скажем, бедняге с неоперабельной опухолью мозга на последней стадии? Человек с таким диагнозом ясно понимает, что впереди его ждет мучительная смерть. Ради чего ему терпеть адскую боль, когда нет ни единого шанса на положительный исход? Он лишь будет умирать в агонии и в конце не получит никакого вознаграждения за свои муки. В такой ситуации человек вполне может найти в себе силы прекратить свои муки.

Однако это был не мой случай. Для меня самоубийство было бы самообманом, а никаким не решением проблемы — это было бы самым что ни на есть трусливым бегством, признанием собственной слабости. А я не мог признаться себе в том, что я трус — я не был таким и, несмотря ни на что, я всегда боролся и шел дальше. И потому я решил, что чего бы мне это не стоило, я не опущусь до самоубийства, я всегда буду находить в себе силы идти дальше и буду с интересом встречать любые сюрпризы, преподнесенные жизнью. Ведь умереть легко — это я всегда успею, а вот какого-то черта мы все живем, да еще и страдаем. Не верилось мне, что все пережитое напрасно, что в этом нет никакого смысла. Должен быть какой-то смысл, и пока я не найду этот смысл для себя, хоть наименьший смысл, хоть самый нелепый… я не сдамся.

Это я решил для себя давно и всегда придерживался намеченного пути. А сейчас… сейчас мне это уже не кажется столь здравым решением. Я буду терпеть, буду лежать здесь под завалами и мысленно бороться за свою жизнь так долго, как только смогу, но мои силы не безграничны. Смутно представляю себе, как можно совершить суицид, оказавшись в моем положении… но не знаю, сколько я еще выдержу. Возможно, находясь в полном отчаянии, я и найду способ избавить себя от страданий.

Казалось, я уже провел под завалами целую вечность. Время здесь ничего не значило, я просто был здесь… существовал, не в состоянии что-либо предпринять. Все, что у меня было — это мой разум. Все, что я мог делать — это размышлять. И я размышлял, долго размышлял. Я думал обо всем, что случайным образом всплывало в моем израненном сознании. Я вспоминал все свое прошлое, перебирал по крупицам всю свою жизнь и оценивал прожитые годы.

Находясь в таком положении, балансируя между жизнью и смертью, не зная, выберешься ли ты отсюда живым или умрешь в страшных муках, начинаешь крайне серьезно задумываться о том, что тебя ждет дальше в случае смерти и о том, что, собственно, представляет для тебя тот кусок прожитой тобою жизни.

Я начал размышлять о жизни и смерти. Я пытался понять свое восприятие жизни, я думал о своем отношении к смерти, я словно делал окончательные выводы и подводил итог своего существования. Мыслительный процесс помогал мне оставаться в сознании и создавал некую иллюзию борьбы за свою жизнь. Мне казалось, что пока я мыслю, пока я остаюсь в сознании — я что-то делаю для своего выживания. Я сражался сам с собой, изо всех сил стараясь не отключиться. Тонкая нить связывала мое затухающее сознание с реальностью, и я был уверен, что если эта нить оборвется, я уже не проснусь.