Высадка в Нормандии - Энтони Бивор

Американцы, как и англичане на Канском фронте, обнаружили, что немцы умеют великолепно маскироваться. Они срезали свежие ветки и ими маскировали свои орудия и танки от авиации, равно как и от наземного наблюдения. Их солдаты были приучены маскировать пресловутые следы танковых гусениц, вплоть до того, что выпрямляли примятую траву и колосья. Да и пехотинцы немецкие не просто окапывались – они зарывались в землю, как кроты, сооружая над землянками накаты из бревен для защиты от снарядов, а под кустами рыли настоящие туннели. Малый просвет в кустах служил идеальной амбразурой для того, чтобы косить наступающих американцев из скорострельных МГ-42[192].

На Восточном фронте, под ударами советской артиллерии и авиации, немцы выработали способ уменьшать, насколько возможно, свои потери в обороне и с немалым успехом применяли этот опыт в Нормандии. Первая линия окопов представляла собой лишь редкую цепочку пулеметных огневых точек. Через несколько сот метров в глубину шла вторая линия, которую занимали основные силы. А еще дальше создавалась третья линия – там сосредоточивались резервы, готовые в любой удобный момент перейти в контратаку.

Немцы очень хорошо понимали, что англичан и американцев легче всего захватить врасплох тогда, когда они только-только успели захватить позиции противника. В такой момент удавалось нанести англо-американцам более тяжелые потери, чем во время самой атаки. Американским солдатам было лень окапываться самостоятельно, и они просто занимали окопы и траншеи противника, а туда нередко закладывались мины-ловушки, и в любом случае они были заранее хорошо пристреляны немецкими артдивизионами, готовыми открыть огонь, как только из этих окопов уйдут немецкие солдаты. В эту западню союзники попадали не раз и не два. Утомившиеся после атаки и возбужденные одержанной победой, они не испытывали удовольствия при мысли о том, что нужно быстро и старательно отрывать себе новые окопы. Много времени и очень много ненужных жертв потребовалось английским и американским пехотинцам, чтобы усвоить известную немцам истину: «Больше пота – меньше крови».

В сражениях против Красной армии ветераны Восточного фронта научились всем мыслимым хитростям и уловкам. Если перед их позициями были воронки от снарядов, они укладывали на дно противопехотные мины: под пулеметно-минометным огнем инстинкт побуждает того, кто идет в атаку, прятаться именно в воронке как самом надежном месте. Оставляя врагу свои позиции, немцы не только закладывали в окопы заранее мины-ловушки, но и оставляли там ящик гранат, выдергивая в последний момент чеку из двух-трех, чтобы взрыв произошел быстро. С большим мастерством они маскировали в придорожных кюветах так называемые S-мины, которые у американцев получили прозвище «прыгающая Бетти» или «кастрирующая мина»: начиненная шрапнелью, она подпрыгивала и взрывалась на уровне ниже пояса[193]. А поперек дорог туго натягивали проволоку на высоте шеи сидящего в машине человека, из-за чего беспечные пассажиры какого-нибудь джипа вполне могли остаться без головы. Американцы вскоре стали приваривать к передку своих открытых автомашин металлические прутья с загнутым концом (в форме буквы Г) для защиты от проволоки.

Придумали немцы хитрость и против ночных атак американской пехоты. Один их пулемет начинал бить очередями трассирующих пуль высоко, поверх голов наступающих, что побуждало тех бежать не пригибаясь, во весь рост. Тем временем остальные немецкие пулеметы прицельно косили их обычными пулями. Кроме того, в любой атаке ни англичане, ни американцы так и не научились наступать непосредственно за артиллерийским огневым валом. Свежие войска старались держаться от него подальше, наивно полагая, что своя артиллерия и авиация и без того уничтожат противника, хотя на деле тот был лишь слегка оглушен и временно выбит из колеи. А в себя немцы приходили быстро, поэтому терять время было нельзя.

Поддерживающие пехоту танки союзников обычно вели плотный пулеметный огонь по всем вероятным огневым точкам противника, особенно в дальних концах каждого участка. Вместе с тем потери от их огня несла и своя пехота, особенно от низко расположенных носовых пулеметов. Зачастую пехотные подразделения настойчиво требовали танковой поддержки, но столь же бурно возмущались, если танки появлялись неожиданно, без вызова: появление танков почти всегда привлекало немецкий орудийно-минометный огонь.

Танки «Шерман» производили чудовищный шум, и немцы говорили, что по звуку моторов всегда можно определить, что американцы готовятся к атаке. А экипажи танков союзников поджидало множество опасностей. Немецкие 88-мм зенитные пушки, применяемые против наземных целей, отличались убийственной меткостью даже с дистанции 1,5–2 км. Немцы замаскировывали их где-нибудь на высотке в ближнем тылу, и зенитки били сверху, а заросли кустарника им не мешали. В густых зарослях бокажа немецкие группы истребителей танков, вооруженные фаустпатронами (ручными гранатометами), любили залечь в кустах и выждать, пока колонна американских танков пройдет мимо, после чего стреляли в них с тыла, в слабо защищенную корму. Командир действовавшей в районе Сен-Ло 3-й парашютно-десантной дивизии генерал-лейтенант Рихард Шимпф отмечал, что его солдаты, поразив с близкого расстояния несколько «Шерманов», быстро избавлялись от танкобоязни. Были и такие, кто подползал к танкам и метал в них зажигательные гранаты наподобие тех самых «гэммон», которыми так умело пользовались американские десантники. А кое-кто даже взбирался на броню (если удавалось незаметно приблизиться вплотную к танку) и старался бросить гранату в люк. Неудивительно, что в бокаже роты «Шерманов» старались передвигаться только при наличии пехотного флангового охранения.

Немцы нередко ставили штурмовое орудие или танк в конце прямой, длинной и узкой дороги, ожидая, когда по ней пойдет «Шерман». Такая тактика вынуждала американских танкистов вести машины через маленькие, разгороженные высокими кустами крестьянские поля. В этих условиях в перископ много не разглядишь, и командирам танков приходилось высовываться в башенные люки, подставляясь под огонь снайперов или скрытого неподалеку пулемета.

Еще одной опасностью был немецкий танк, скрытый на низкой дороге между насыпями. Защититься от него могли только те, кто умел реагировать мгновенно: башни немецких танков поворачивались медленно, поэтому у американцев оставалась надежда успеть сделать хоть один выстрел первыми. Если даже в стволе не было заранее припасенного бронебойного снаряда, удар зажигательного снаряда, начиненного белым фосфором, мог ослепить вражеский танк, а то и напугать его экипаж и заставить покинуть машину.

На окаймленных кустами полях танки были уязвимее всего, когда входили на них или выходили через просвет в кустарнике. Методом проб и ошибок джи-ай отыскивали способы избежать таких ловушек. Сопровождавшая танки пехота пыталась проделывать проходы в кустарнике «бангалорскими торпедами», но это оказалось неэффективным: во-первых, насыпи были слишком плотными, во-вторых, требовалось не так уж мало времени, чтобы вкопать заряд в землю. Саперы применяли обычную взрывчатку, но ее требовалось слишком много.

Наконец сержант Кэртис Дж. Кьюлин из 102-го разведбатальона 2-й танковой дивизии нашел отличный выход из положения. Какой-то солдат предложил навешивать спереди на танки стальные бороны – тогда можно будет срезать кусты. Над солдатом посмеялись, а Кьюлин взял и провел в жизнь рационализацию – приварил к танку пару коротких стальных кольев. Демонстрацию результатов наблюдал генерал Брэдли и тотчас отдал приказ разрезать и использовать для этих целей захваченные на берегу немецкие противотанковые надолбы. Так родился «танк-носорог». Умелому механику-водителю требовалось чуть меньше двух с половиной минут, чтобы пробить туннель в насыпи и кустарнике.

Одним из самых нелюбимых солдатами, но очень важных заданий было дежурство в ночных дозорах. Дозору, которым командовал, как правило, сержант, ставилась задача: захватить языка или хотя бы действовать в качестве боевого охранения на случай внезапной атаки противника. В районе Сен-Ло, например, немецкие парашютисты имели обыкновение по ночам незаметно подползать к американским позициям и забрасывать их гранатами. Вокруг ночных дозоров сложился целый фольклор. В связи с этим военный историк Форрест Поуг писал: «Я беседовал с достаточным числом солдат, чтобы поверить в историю об одном американском и одном немецком дозорах, которые заключили между собой джентльменское соглашение и несколько дней не мешали друг другу по очереди посещать винный погребок на ничейной земле». А старший одного дозора рассказал историку, как его солдаты сообщили начальству, будто бы со всех сторон окружены противником, а сами тем временем трое суток пользовались в некоем крестьянском доме любезным гостеприимством двух пухленьких молодых француженок. Но если это и правда, такие случаи все же следует считать исключением из правил. Очень мало кто из солдат, особенно горожан, горел желанием покинуть надолго свой взвод, где среди товарищей чувствуешь себя спокойнее. Кроме того, в американских частях было принято посылать в дозоры свежее пополнение, чтобы поскорее приучить новичков к условиям на передовой. Зато для сержанта, который получал в подчинение перепуганных новобранцев, готовых в темноте палить куда угодно, ночной дозор становился сущим наказанием.