Второй раунд - Александр Тараданкин

— Вы сказали, кто вы?

— Да.

— А о нашем предположении, что это могло быть вызвано некоторыми обстоятельствами?..

— Нет, Евгений Николаевич. Об этом я ничего не говорил.

— Я сейчас поеду туда сам. Что слышно о Гартенфельде?

— Появился наконец в гостинице, взят под наблюдение. В «Метрополе» приобрел на послезавтра два билета до Стокгольма, хотел было на завтра, но свободных мест не оказалось. Самолет авиакомпании «Сабена», как я выяснил, улетает из Шереметьева в четырнадцать тридцать.

— Обратите внимание, он спешит восвояси. Если несчастный случай с Денисовой дело его рук?.. Я теперь уже не оставляю этой мысли… Значит так, ждать мы больше не имеем права. Турне Гартенфельдов придется прервать. Я скоро вернусь. Прошу вас, отдайте строжайшее распоряжение не выпускать эту парочку из поля зрения ни на минуту…

В приемной директора института Фомин лицом к лицу столкнулся с Денисовым, но тот даже не узнал его. Лишь когда Фомин потянул его руку, понял наконец, кто перед ним.

— У вас кто-нибудь болен? Здесь лежит? — спросил Денисов.

— Да. Хорошая знакомая, Виктор Сергеевич, — ваша жена. Как она?

Ответ Фомина не сразу дошел до сознания Денисова.

— Простите, я что-то не пойму. Откуда вы узнали, что с Людмилой Николаевной случилась беда и она здесь?

— Узнал. Давайте вместе зайдем к директору. Мне нужно поговорить с ним. Из нашей беседы вы, кстати, кое-что поймете… Он у себя? — обратился Фомин к секретарю.

— Леонид Александрович вышел в отделение. Должен скоро вернуться. И у него сразу же начнется консилиум, вряд ли он сможет вас принять…

Дверь отворилась и через приемную мимо них прошла в кабинет группа людей в белых халатах, продолжая на ходу беседу.

— Пойдемте, — Фомин подтолкнул Денисова к дверям.

— Извините, товарищи, я же сказала, что директор будет занят, у него консилиум. К нему нельзя, — поднялась со стула секретарь.

— Я думаю, наше присутствие только поможет вашим товарищам. Не беспокойтесь, я объясню все директору. — Фомин решительно вошел в кабинет, потянув за собой Денисова.

— Извините за вторжение, Леонид Александрович. Полковник государственной безопасности Фомин, — представился он. — Скажите, пожалуйста, вы собираетесь обсуждать состояние здоровья Денисовой?

— Да. А в чем дело?

— Мне необходимо высказать вам наши предположения. Мы, я имею в виду Комитет государственной безопасности, склонны думать, что теперешнее состояние Людмилы Николаевны могло быть вызвано приходом в ее дом убийцы.

В кабинете воцарилась мертвая тишина.

— Да, убийцы, — повторил Фомин, видя, какое впечатление произвели его слова на окружающих. — Он мог грозить ей и даже, может быть, чем-то воздействовать на нее. У господ такого copra богатый арсенал различных средств…

— Я не все понял… и вообще это страшно и неожиданно, — сказал Ясников. — Да что же мы стоим? Проходите, товарищ Фомин, — я правильно назвал вашу фамилию? И вы, Виктор Сергеевич. Садитесь… Та-ак… — Ясников нервно поправил очки. — Ваше сообщение, товарищ Фомин, в какой-то степени меняет отношение к этому случаю. Я только что смотрел ее сам и, признаться, никаких видимых повреждений не обнаружил. Да и мои коллеги. Прошу знакомиться: старшие научные сотрудники, кардиолог Лобова Нина Михайловна, Большакова Евгения Александровна — рентгенокардиолог. Они вчера ее тщательно осматривали и тоже ничего не нашли. Знакомьтесь с остальными товарищами…

— Может быть, мы были недостаточно внимательны, — заметила Лобова. — Я имею в виду чисто внешний осмотр, кожный покров… Главное для нас было сердца. В анализах особых отклонений нет. Все в пределах: нормы.

— Со стороны рентгенологических исследований тоже ничего не обнаружено. Сердце в пределах возрастной нормы. Если и что есть, то это совсем незначительная эмфизема легких. Ваша супруга не перенесла легочных заболеваний? — спросила Денисова Большакова.

— Нет. Кажется, нет. Она пела на профессиональной сцене… Это могло иметь влияние?

— Может быть…

— Аритмию могло вызвать нервное потрясение, — сказал Ясников. — И если случилось так, как предполагает товарищ Фомин… Готовые ее к дефобриляции.

— Это опасно, профессор? — спросил Денисов.

— Не беспокойтесь, Виктор Сергеевич.

Врачи вышли, и Денисов с Фоминым остались одни.

— В Москве появился Макс Лютце, — сказал полковник. — Вы припоминаете такого?

Денисов мрачно кивнул.

— Нам не сразу удалось установить, что это он, — продолжал Фомин, — и мы не могли заблаговременно предотвратить возможность его встречи с вашей женой. Мне думается, такая встреча была. И не далее как вчера. Я даже в этом уверен.

— Надеюсь, на этот раз ему не удастся уйти?

Фомин поморщился. Слова Денисова прозвучали как упрек.

— Не уйдет, — ответил он.

Денисов нервничал, ходил по кабинету, в пепельнице на столе росла горка окурков. Прошло около чага. Наконец, дверь широко распахнулась.

— Все будет в порядке, — сказал Ясников. — К вечеру, Виктор Сергеевич, вы сами сможете сказать жене несколько слов. А сейчас она устала после нашего натиска и уснула, чудесно, спокойно уснула, пока мы обсуждали внизу результаты обследования. А вам, — Ясников повернулся к Фомину, — я понимаю, не терпится узнать что-то у Людмилы Николаевны?

— Да, конечно. Но что делать, придется подождать. Если состояние Людмилы Николаевны будет лучше, я поговорю с ней завтра.

В управлении полковника уже ждали капитан Михайлов, майор Котов и лейтенант Фомин.

— Вот и хорошо, что вы все здесь, — сказал Фомин. — Садитесь и послушайте мой разговор с генералом.

Он поднял трубку, набрал номер и в общих чертах сообщил Богданову результаты посещения кардиологического института.

— Что говорят медики? — переспросил Фомин. — Обещали завтра дать мне возможность переговорить с ней лично… Нет, они заверяют, что все обойдется без последствий… Товарищи находятся у меня. Сейчас согласуем наши действия. Спасибо, Владимир Семенович. — Фомин положил трубку.

— Ну вот, друзья, о состоянии здоровья Денисовой вы теперь знаете. Я продолжаю считать, что скоропостижное заболевание — результат ее встречи с Гартенфельдом. Прямо генерал в этом не упрекнул, но доля нашей вины несомненно в этом есть. Скорее, моей. Ладно, к этому мы еще вернемся. Что у вас нового, Захар Петрович? — обратился он к Котову.

— Гартенфельд просил сегодня поменять билеты на более ранний рейс. А их нет. Поэтому все остается по-старому. Завтра.

— Где Гартенфельды сейчас, вам известно, Юрий Михайлович?

— Да, товарищ полковник. С ними работают. В настоящее время, — Михайлов взглянул на часы, — вернее сорок минут назад, Гартенфельды находились в Александровском саду.

— Хорошо. Захар Петрович, учтите, пожалуйста, «племянницу» нужно буквально с первой минуты изолировать от «дядюшки» и сделать все так, чтобы они не смогли перекинуться ни единым словом.

— Понятно.

— Как только их привезете, Эрну сразу ко мне. Первичный допрос Гартенфельда проведете вы, Юрий Михайлович. Мне пока не стоит ему показываться на глаза. Обедал? — спросил он Сергея. — Нет? Тогда пойдем перекусим по-семейному.

— Дома?

— Нет. Димой мы с тобой теперь не скоро попадем.

Трубку долго не брали. Наконец. Фомин услышал мягкий баритон:

— Слушаю вас.

— Леонид Александрович? Здравствуйте, Фомин.

— Здравствуйте, можете приезжать. Людмила Николаевна чувствует себя вполне сносно. Четвертый этаж, палата тридцать один «а». Вас пропустят. Если возникнут какие-либо вопросы по медицинской, так сказать, части, я к вашим услугам. Милости прошу.

— Сейчас приеду. Спасибо.

Пропуск был оформлен. Молоденькая миловидная сестра набросила ему на печи хрустящий крахмальный халат и повела за собой Они поднялись на лифте, потом шли по просторному коридору. Фомин старался ступать как можно тише, осторожней, хотя в этом не было особой необходимости.

— Минутку, — остановила его сестра. — Я сейчас, — и скрылась за дверью. Тут же вышла: — Пожалуйста, товарищ Фомин…

Небольшая палата была залита ярким солнечным светом. Справа стояла широкая никелированная кровать, на которой сидела Денисова.

— Увы, Евгений Николаевич, опять я доставляю вам хлопоты. Берите стул. Мне сказал о вас вчера Виктор. Я ведь вполне прилично чувствовала себя еще вчера. А сегодня очень ждала вас. Так, значит, вы знаете, кто это был?..

— Людмила Николаевна, милая, — прервал ее Фомин, — дайте мне сначала хоть посмотреть на вас — выходец вы с того света. Это за смелость, — полковник положил на постель несколько крупных гладиолусов. — Ну, как вы?

— Ой, какие чудесные. Спасибо.