Шторм. Отмеченный Судьбой (СИ) - Екатерина Беспалова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вадим, ты сходишь с ума, – попыталась успокоить его Оксана Владимировна, коснувшись ладонью колючей щеки. – Остановись. Не накручивай себя, иначе окажешься загнанным в угол и наломаешь дров. Прежде чем обвинять кого-то, нужно убедиться…
– Доброе утро, родители! – вошёл в кухню Стас, и, словно ни в чём не бывало, сел на стул. – Что обсуждаем с утра пораньше?
Вадим Петрович смерил сына внимательным взглядом. Беспечное выражение лица, совершенное спокойствие и блеск в глазах – ничего странного, лишь тёмные тени под ними настораживали.
– Что? – пожал плечами парень.
– Во сколько ты вчера вернулся домой?
– Вадим…
Стас посмотрел сначала на отца, а затем на мать:
– Я чего-то не знаю?
– Просто ответь, во сколько ты вчера заявился домой, – спокойно, насколько мог, проговорил мужчина.
– Час. Может быть, полвторого, – бросил небрежно Стас, взяв со стола вилку.
В полной тишине он приступил к завтраку, стараясь игнорировать дикое ощущение неловкости. До его появления что-то произошло, и теперь это «что-то» заставило отца вести допрос с пристрастием. Очень интересное кино! Неужели Круглова дала о себе знать?
– В последнее время вы с Александром не ладите, – Вадим Петрович наконец тоже принялся за омлет. – Расскажешь, что произошло?
– Акклиматизация, – усмехнулся Стас. Значит, девчонка тут ни при чём.
– Хватит паясничать! Я задал конкретный вопрос и жду такой же предельно ясный ответ. Так что произошло?
– Ничего, – посмотрел на отца парень. – Нам нечего делить со Штормом.
За столом стало тихо. Вадим ждал продолжения, но, похоже, сын не собирался откровенничать, тщательно пережёвывая свежий огурец.
– И с каких пор брат стал для тебя «Штормом»?
– С тех самых, как позарился на моё, – рыкнул Стас. – Но это уже неважно. Я переживу. Справлюсь как-нибудь.
– Как? – пристальный взгляд Вадима Петровича скользнул по лицу сына.
– Так же, как справлялся всегда.
По мере того, как количество вопросов увеличивалось, внутри начинало расти раздражение. Никогда не интересовались его личной жизнью, а тут устроили блиц-опрос. Досье собирают, что ли? От собственного остроумия стало смешно. Пришлось приложить максимум усилий, чтобы, не дай Бог, на сосредоточенном лице не появилась улыбка.
– Вот это «как всегда» меня и пугает, – качнул головой Вадим Петрович. – Я не буду ходить вокруг да около. Скажу прямо: вы живёте слишком насыщенной ночной жизнью, в частности ты. Сейчас много говорят о синтетических психоактивных веществах, популярных в молодёжной клубной среде.
Стас замер.
– Хочу быть уверенным, что у моих детей есть голова на плечах. На днях съездим в клинику, и вы с Александром сдадите экспресс-анализы на наличие всякой дряни в организме. – Мужчина посмотрел на сына. – Дороже и ближе семьи нет никого на свете, а я привык к тому, что мои тылы всегда надёжно прикрыты.
Зрительный контакт, едва заметная ухмылка – и Стас опустил глаза в тарелку. Тылы, мать их…
– Если надо, значит, съездим. Не вопрос, – вслух произнёс ровным голосом он. – Скажи где и когда, я заберу Саню, и мы приедем. Он у родителей на квартире?
– За городом, – отозвался Вадим Петрович, – к концу недели вернётся.
Уголок губы Стаса подёрнулся в улыбке. Доев бутерброд, он сделал пару больших глотков уже успевшего остыть чая и вышел из-за стола. Значит, конец недели…
*****
Генерал-майору потребовалось два долгих дня, чтобы набраться мужества и рассказать обо всём Алевтине. Если бы не возвращение на Кавказ в предстоящие выходные, тянул бы дольше. Он прекрасно понимал, что стал не виновником, а жертвой ситуации, однако ответственность снимать с себя не собирался. Если бы тогда, двадцать лет назад, было выплеснуто меньше эмоций и проявлено больше понимания, возможно, всё сложилось бы совсем по-другому.
Меньше эмоций и больше понимания – и твой сын не оказался бы в Чечне.
Мысль о том, что чуть лично не убил собственного ребёнка, сводила с ума. Меньше эмоций и больше понимания… Хорошо, что Алевтина владела им сполна. Принять факт о родстве было сложно, но она справилась, если побледневшее лицо и трясущиеся губы можно было так назвать. Тяжелее всего оказалось переосмыслить то, в чём упорно убеждали себя на протяжении полутора лет.
– То, что он – твой сын, не смягчает его вину за содеянное, Артём, – произнесла наконец Алевтина, когда в четверг вечером они сидели на кухне, обсуждая сложившуюся ситуацию. – Не забывай, при каких обстоятельствах это произошло. Я очень рада, что Саша вернулся оттуда живым, значит, мои молитвы были услышаны, но во всём остальном…
– Я теперь и в остальном не уверен, – едва слышно отозвался Богданов.
– Что это значит?
Тяжело вздохнув, мужчина поднял обречённые глаза на супругу:
– Ты разговаривала с Катей после того, что случилось в понедельник вечером?
– Нет, она молчит и обсуждать ничего не хочет. Я не давлю: надеюсь, что вот-вот обо всём расскажет сама, но чем дольше тяну, тем больше она замыкается в себе. – На лице Алевтины Николаевны отразилась тревога. – И что самое страшное: даже после той вечеринки наша дочь не была настолько безразличной ко всему окружающему. Расскажи, что произошло на лестничной клетке.
Артём выдержал паузу, словно собираясь с мыслями, а затем, проведя ладонью по лицу, сказал:
– Они любят друг друга.
Исподлобья он посмотрел на растерянную Алевтину, ожидая её реакции, но та молчала.
– Я не знаю, когда между ними успели завязаться отношения, но то, что это сильно и взаимно, признаёт даже мой закоренелый прагматизм. Наша дочь сейчас страдает из-за любви к парню, которого мы обвинили в её изнасиловании.
– Мы не просто так обвинили его.
– Мы поторопились с выводами, Алевтина, и это факт, – устало произнёс Богданов. – Пошли на поводу у эмоций, когда нужно было использовать разум. Мы выслушали лишь одну сторону и вынесли вердикт, а стоило послушать другую.
В глазах супруги он всё ещё видел непонимание.
– Когда разговаривали с Вадимом, – пояснил Артём, – он сказал, Шторм тоже не помнил, что случилось между ним и Катей.
– И ты в это веришь? Сейчас можно говорить всё,
