Шторм. Отмеченный Судьбой (СИ) - Екатерина Беспалова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
*****
Катя сидела на кровати, уставившись в одну точку. Сил биться в истерике или кричать не было. По щекам текли слёзы. Вопросы и суета матери не воспринимались, как будто кто-то выключил громкость. Состояние полного безразличия ко всему и всем. Апатия… Как давно не испытывала подобного. Всего лишь несколько часов назад мир был наполнен яркими красками, а сейчас всё погрузилось во мрак.
Мозг и сознание в целом находились в шоке. Господи, лучше бы они в девяносто третьем уехали из Москвы с отцом: пусть была передовая, чем то, что произошло теперь.
– Мам… – глухой безжизненный голос нарушил тишину в комнате.
Алевтина Николаевна, вытерев мокрые щёки, с надеждой посмотрела на дочь – слава Богу, ожила:
– Я здесь, родная. Что случилось?
– Когда вы познакомились с папой? – проигнорировала её вопрос Катя. – Где? Как это было?
Женщина ожидала всего, чего угодно, но точно не этого. На лице отразилась растерянность.
– В госпитале. Они с офицерами проходили плановый осмотр, а я входила в состав медицинской комиссии. После этого мы ещё несколько раз пересекались по рабочим делам, а дальше сработали чувства. – На губах Алевтины Николаевны появилась смущённая улыбка. – Твой папа не был особым романтиком, но временами даже его прагматизм давал брешь, и он становился джентльменом. – Но вдруг лицо снова приобрело былую серьёзность и обеспокоенность. – Скажи мне, что произошло на лестничной клетке, доченька? Шторм… Это он виноват?
При упоминании имени Александра к глазам снова подступили слёзы.
– У папы был кто-то до тебя? – несмотря на боль, рвущую сердце, упорно продолжала допрос Катя. – Жена, дети… Может, другая семья?
– Да что ты такое говоришь? – вспылила Алевтина Николаевна.
Катя вытерла мокрые щёки и легла, отвернувшись к стене.
– Я хочу побыть одна, мам.
Если стоило с кого-то спрашивать правду, то только с отца, но это однозначно будет не сейчас. Сейчас хотелось одного: остаться одной и громко закричать, выпустить всю боль наружу, – но даже тогда Катя сомневалась, что станет легче.
Брат и сестра… Разум не желал принимать это. Ни разум, ни тем более сердце. Здесь наверняка была какая-то ошибка, или они услышали лишь часть фразы и неверно её истолковали. Но какой бы аргумент в опровержение ни привела, против слов Вадима Петровича возразить было нечего: генерал-майор Богданов – твой отец. Что уж тут непонятного? С губ сорвался стон, и, уткнувшись в подушку, она горько заплакала.
Глава 2.21. Рыцарь в третьем колене
Глава 2.21. Рыцарь в третьем колене
– Мы сюда молчать вышли? – спросил Артём Вадима, безмолвно сидевшего на скамейке.
Холод осенней ночи пробирал до костей. Адреналин растворился, эмоции ушли, но последствия собственных действий остались. Ерёменко сплюнул. Чёртов борец за справедливость!
– Это правда? Или ты бросился фразой сгоряча? – в голосе Богданова сквозила насмешка.
– Александр на самом деле твой сын, – наконец после короткой паузы начал Вадим, достав из кармана пачку сигарет. – Света узнала о беременности уже после вашего расставания. Я говорил ей, чтобы она сообщила тебе, но ты же знаешь, какой упёртой могла быть моя сестра.
Горькая улыбка появилась на лице. Он закурил и сделал глубокую затяжку.
– Не знаю, что между вами произошло. Сколько ни пытался выяснить, она ничего не говорила. Сказала просто, что не собирается мотаться с тобой по гарнизонам и тем более не желает сидеть и ждать, когда однажды ей принесут «похоронку». Сказала, что ты сделал свой выбор, а она сделала свой.
Ерёменко поднял глаза на друга и встретился с его полными боли глазами.
– Она поставила мне ультиматум, – тихо произнёс Артём, опустившись на скамейку. – Либо семья и жизнь на гражданке, либо армия со всеми вытекающими последствиями.
Между ними повисло напряжённое молчание.
– Военная карьера была моей мечтой, – словно оправдываясь, продолжил Богданов. – Мой отец и мой дед… Я спал и видел как продолжу военную династию. С младенчества меня воспитывали на понятиях «долг», «отвага» и «честь», военные награды, регалии, которые имелись в семье, – служба была для меня всем. И, когда пришлось выбирать между девушкой и мечтой, я не смог предать мечту. Я был слишком амбициозен и предан семье, а Света – слишком горда, чтобы понять меня и уступить.
Нахмурившись, Артём достал сигареты и прикурил. Прошлое уже давно осталось в прошлом, но вспоминать о нём всё равно было тяжело. Любил ли её до сих пор? Нет, но она осталась в памяти светлым воспоминанием, забывать о котором не смел.
– Теперь понятно, почему сестра боялась, что, узнав о ребёнке, ты захочешь сделать из него солдата, – мрачно проговорил Вадим, глядя в пустоту. – Когда стало известно о беременности, я просил, умолял, кричал на неё, чтобы рассказала тебе, но Света не уступила. Всё решила сама, и даже разрешения ни у кого не спросила. Пришла однажды с парнем по имени Боря Шторм, он был её одногруппником в университете, и сообщила, что выходит за него замуж.
– Шторм… – усмехнулся Артём. – Я помню его: невзрачный очкастый ботаник. Он постоянно ходил за Светой, как привязанный. Она несколько раз рассказывала о нём. Ещё тогда думал: иметь такую фамилию и абсолютно не соответствующий ей характер – какая несправедливость!
– Да уж... Но Борька оказался славным малым. Меня до самого дня их смерти терзала совесть, что мы обманывали его, заставляя воспитывать не своего ребёнка. Но он любил Александра. Настолько сильно, что мне порой казалось, что даже Света не испытывала к нему столько нежности, сколько её супруг. И со временем всё наладилось. Материнство пошло сестре на пользу. Глядя на её семью со стороны я правда видел счастливых людей: не просто уважительно относящихся друг к другу, как было раньше, а любящих. Они светились как радиоактивные элементы. – Вадим Петрович улыбнулся. – И я наконец обрёл покой, перестал мучить себя мыслью, что сестра несчастна в браке.
Он замолчал. Сигарета уже давно закончила тлеть, и в руках остался лишь небольшой фильтр, который мужчина тут же поспешил выбросить в стоявшую рядом урну.
– Когда в восемьдесят пятом мы стали соседями, я испугался. Проклинал тебя на чём свет стоит, потому что решил, что
