Гуттаперчевый человек. Краткая история российских стрессов - Миркин Яков Моисеевич

Но для этого любая реформа, пусть даже она идет «сверху», должна быть подчинена не только росту и модернизации, тоннам или баррелям, а, прежде всего, интересам качества жизни. Каждое макроэкономическое или институциональное решение должно тщательно взвешиваться с точки зрения бытия населения, сохранности его имущества и доходов, продолжительности жизни. Только в этом случае удается переделать «коллективного человека», создать общества, подчиненные развитию, а не иерархиям, переделам и времянкам.

Нам нужно измениться, чтобы быть легче, мобильнее, инновационнее. Чтобы быть свободнее, чтобы легче общаться с другими «коллективными людьми». Чтобы сделать по-настоящему ценной каждую человеческую жизнь. И, наконец, чтобы поставить в центр всего и вся благосостояние семей, продолжительность жизни не на словах, а на деле.

Урок № 6. Хорошо видны циклы, тренды (при всей неоднозначности того, что происходило внутри): 1797–1801 гг. – ужесточения, Павел I, структурирование; 1801–1825 гг. – либерализация, Александр I, парламентские проекты; 1825–1855 гг. – централизация, свертывание власти в жгут, Николай I; 1855–1881 гг. – либерализация, Александр II, реформы, представительство; 1881–1894 гг. – закручивание, Александр III, административное давление; 1894–1917 гг. – вынужденная либерализация, Николай II, парламент, февраль; 1917–1921 г. – октябрь, военный коммунизм, всё – административно; 1921–1931 гг. – либерализация, НЭП 1931–1953 гг. – сбор всего в кулак, административная система, Сталин; 1954–1970 гг. – либерализация, оттепель, экономическая реформа; 1970–1985 гг. – централизация, бюрократизация, концентрация; 1985–1998 гг. – либерализация, децентрализация, разгосударствление, разнос; 1998 – по н.в. – шаг за шагом концентрация власти, сгущение государства.

Это значит, что, следуя циклам, впереди можно ожидать времени либерализации и очень важно использовать его, если жизнь даст для этого шансы, для необратимых перемен.

Урок № 7. Интеллигенция, приходя во власть, не способна ее удержать или перерождается в свою противоположность. Интеллигенция – иной способ существования людей, чем тех, кто живет во власти. Но только интеллигенция может создать школы и запас идей, способные менять коллективные модели поведения. И это значит, что у интеллигенции – своя война внутри России.

Это война за массовое сознание, за рациональность и свободолюбие «коллективного человека», за ценности независимого, мобильного, способного создавать инновации и принимать риски коллективного и частного поведения. Это война за эволюцию вместо революций. И эту войну еще нужно выиграть. Пока в ней российская интеллигенция (та, что в истинном смысле этого слова) проигрывает.

Национальная идея. Другая

[822]

Экономика, общество, каждый из нас нуждается в общей идее. Мы не можем жить, не задавая вопросы: «А зачем?», «Во имя чего?». Ложный выбор может отправить экономику в тупик. Правильный – создать цветущую страну. История России наполнена крайними выборами, раз за разом приводившими к вспышкам надежд, динамики, а затем – к потерям и застою во всем, прежде всего, в технологической базе общества и в благосостоянии семей.

Эти ложные выборы невозможно не вспоминать, пытаясь понять, что должно объединять нас на десятилетия вперед. Общество муштры, надзора конца 1820-х – начала 1850-х, яркого централизма привело к технологической слабости России и поражению в Крымской войне. Государство, при всем его блеске, существовавшее, как табель о рангах. Даже элита, по сути, была на казарменном положении – отправить, посадить, подвергнуть. Человек как распорядительная единица, если только он не предмет торговли, заклада и рекрутчины на 20–25 лет, как это было в отношении большинства крестьянского населения.

Традиционализм 1880-х – 1890-х породил эффект наглухо закрытого парового котла. Его смысл все тот же – жесткие, пирамидальные иерархии, как в жизни, так и в идеологии. Приведение голов к одним и тем же границам. Панцирный порядок в умах и в институтах общества. Оборотная сторона – тлеющая почва, расцвет «измов», в которых насилие – это счастье самопожертвования. И снова – слабости в технологиях, бедствие в умах, так ясно показанные войной и революцией 1905 г. И уже тогда первое явление черного передела, массового желания отнять и разделить «награбленное» со всей страстью.

Люди – это единицы, призванные решать государственные задачи, как их понимает первое лицо? Когда государство – это он сам? Нигде не проявилась эта ошибка так ярко, как в войне 1914–1917 гг. Чтобы бросить в топку мировой войны свой собственный народ в конфликте между кузенами, у элиты должно быть ясное понимание народа как счетных единиц, как никогда не вырождающейся почвы, без душ, без любви, подчиненной субъективно понятым государственным интересам.

Результат – разрушение общества и уникальная, первая в мире попытка построить административную экономику, в которой собственность и деньги – ничто, а власть и идеология – всё.

Какой всплеск энергии дали новые люди, получившие власть! И как целеустремленно она угасала 70 с лишним лет! Вместо традиционных верований – марксизм с его сладкой, почти христианской оболочкой. Вместо свободы – жесткая вертикаль, заранее известные ходы. Вместо «обогащайтесь» – прикрепляйтесь, добывайте блага по очереди. Вместо благоденствия – борьба и мобилизация. Вместо открытости – высоко поднятые стены. И вместо свободной человеческой конкуренции, поднимающей наверх самых умных, талантливых и сильных, – негативный отбор. Ни в один момент административной эпохи интересы народа, интересы и имущество семей не ставились во главу угла. Вновь расчетные единицы, потребляемые, передвигаемые, возбуждаемые мечтой, чтобы достичь – чего? Великого государства, всемирной победы системы.

А что дальше, когда все это сломалось? Что стало во главу угла? Думаете, люди, их семьи, их интересы? Их состоятельность? Нет, конечно! Идея свободы и рынка как фетиш, как новая религия! Отпустить, отдаться плаванью, раскрыться, подставить грудь свободному ветру. При абсолютной уверенности, что народ плох и его нужно держать в руках.

Все равно, что пустить лису в курятник. Или встать на ринге – в глобальной экономике – и опустить руки. Вновь всплеск, только темной энергии – все взять, что плохо лежит, скушать внутреннее производство импортом, извлечь как можно больше злата из российской руды. И неизбежно отстать от мира, попасть в зависимость от импорта, и разделиться на тех, у кого – всё, и тех, у кого – совсем мало. И где-то там, в сознании народа, вновь копить желание всё переделить.

Почему так много ошибок? Величие государства как цель – да, было. Личная власть, торжество самолюбия? Да, конечно. Но ошибок нет, только когда за историческим выбором, не на словах, а на деле, стоит благо народа, не абстрактное, а очень конкретное – как общества всеобщего благосостояния, как массы семей, растущих в имуществе, доходах, богатеющих из поколения в поколение. Ведущих себя независимо, конкурирующих, рождающих все новые идеи. Подбадриваемых стимулами, идущими от государства.

Конечно, можно попытаться их усмирить. Управлять массовым сознанием через конфессии – занять обычаями и ритуалами, идеями, ниспосланными свыше. Переключить на гордость своей историей и государством, на воображение себя героями. Обозначать врагов как главное препятствие для райской жизни, дать всем понять, что мощь растет. Сводить к обрывкам знания об обществе, желтеть, играть, быть ниже пояса и развлекать. А информацию – разбить, перегородить, подсластить, переключить на глупости, наладить личный надзор и, наконец, дать рейтинги за правильное поведение.

Все это возможно. И мобилизоваться, и проникнуться сознанием высших идей, и встать, как один. Но возможно ли, опираясь на все это, обеспечить динамику общества и экономики на опережение всех других? Особенно когда исправно публикуются списки российских миллиардеров, а неравенство растет.