Гуттаперчевый человек. Краткая история российских стрессов - Миркин Яков Моисеевич

История знает массу неожиданных поворотов (Испания Франко, 1960-е, Китай конца 1970-х). Шансы невелики. Но их нужно иметь в виду.

Сценарии детально раскрыты в книге и статьях автора (легко найти в Интернете)[821].

Поворот-2022

Сценарии будущего на горизонте в 10–20 лет резко изменились. На годы, может быть, на десятилетия (Иран – 40 лет):

• первый сценарий, с вероятностью 20–25 % – административная/мобилизационная экономика советской модели (прямое распределение людей, материальных ресурсов, денег, централизованные цены);

• второй сценарий, шансы 65–70 % – иранская модель, с чуть более приоткрытыми окнами в Европу, чем Иран, обмен топлива на то, что позволено санкциями. Глубокая китаизация.

• третий сценарий, шансы 10 % – иной сценарий (см. выше). Формула экономики России: «иранская» – гибрид мобилизационной плюс огосударствление (гораздо выше, чем было) плюс китаизация минус демография (прогнозы Росстата – естественная убыль населения). По глубине аналог поворотов 1917, 1991 гг.

Что еще почитать

У автора. Легко найти в Интернете.

Книги:

• Финансовое будущее России. Москва; Кнорус, GELEOS, 2011.

С. 356–363.

• Финансовый конструктивизм. Москва: Лингва-Ф, 2014. С. 128–161.

• Кризис реальности. Реальный кризис. Головоломки. М.: Магистр, 2016.

Статьи:

• Миркин Я. 30 лет финансового развития в новой России: ключевые дисбалансы (2021). Научные труды ВЭОРоссии, 232 (6). С. 97—116.

• Миркин Я. Российская экономическая модель (2019). Научные труды ВЭО России, 214 (6). С. 323–370.

Часть VI

Наше будущее. Если его создать

В. Кандинский

Перед нами вызов: как пробираться в будущее среди других «самобытностей», ставших развитыми странами? Тех, кто уже стал свободнее, инновационнее. Как с ними конкурировать? И – самое главное – как для этого меняться?

Нет предопределенности

В. Кандинский

Масса людей, как самых обычных, так и идеологов, считают, что место в России – проклятое. Масса людей тысячу раз готовы повторить, что здесь нет будущего, что все проклятья мира сосредоточены от Балтики до Тихого океана. Они, действительно, будут клясть российский народ и те общественные конструкции, которые он создает.

Все это не так. Каждый имел возможность убедиться, что даже под сильнейшим силовым давлением, которое народ испытывал последние три века (а в самом деле – гораздо больше), даже при непостижимых потерях людей и имущества, даже при закрепощении всего и вся народ стремился действовать рационально. Он правильно отвечал на вызовы, он очень точно действовал под стрессами, пытаясь сохранить себя и свои семьи.

И, как только ему давали возможности свободней дышать, совершал чудеса.

Так может быть и в будущем. Нужно только дать возможности, создать условия для переворота в сознании – жить для себя, жить для семьи, богатеть, жить спокойно, быть, накапливая, на несколько поколений вперед, подчиняясь, конечно, не только частному, но и общему интересу. И, понимая, что в центре мироздания – не мифические конструкции, а российские семьи, которые сделают все, чтобы общество, которое они создают, их государство, их экономика, были не хуже, чем у «золотого миллиарда».

Утопия?

Нет, практика, доказанная после Второй мировой войны не менее чем 15–20 странами.

Но для этого многое нужно изменить, прежде всего – в коллективной модели поведения.

П. Клее

Война за массовое сознание

Урок № 1. То, что было, есть и будет в России и то, что случилось в 1917–1991 гг. и позже – это мы сами. Это функция от наших традиций, от коллективного характера, от того, как устроены наши «коллективные эмоции», наша общая логика, от того, как столетиями устраивалась жизнь на Великих северных и восточных равнинах. От того, как здесь боролись за выживание. От того, что такое «мы» – как «коллективный человек».

Российский характер мозаичен. С одной стороны, вековая традиция быть закрепленными, быть в основании пирамиды жестко централизованного государства, без имущества, в вертикалях. С другой – только свобода, высокая энергетика, мобильность, толерантность (около 200 национальностей) и терпеливость могли бы собрать самое крупное по территории государство мира, «от края и до края». Велики заимствования (языковые, идеологические, технологические) и адаптивность к ним. Великолепный, многозначный язык, с массой инородных включений, дающий гибкость мышления. Жертвенность и невероятная склонность к крайностям, «заносам», то влево, то вправо, к крайним формам в моделях общества. К тому, чтобы «догонять» с великими жертвами.

Урок № 2. Кажется, что уже столетиями имеем дело с одним и тем же «коллективным человеком», воспроизводящим схожие формы общественно-экономического устройства. У него тяжелый характер. Он привык быть субординированным, привык прислоняться к вертикалям и крупному, к государству, в т. ч., пытаясь быть защищенным, он – временщик, способный жить без собственности, веками создавая времянки и, поколения за поколением, разрушая и переустраивая их. Попробуйте найти гражданские строения XVI–XVII веков. Он привык служить, привык растворяться, не подчиняя жизнь дому и своей семье на несколько поколений вперед.

Этот «коллективный человек» знает себе низкую цену. И вместе с тем в собственной жизни, прислонившись к вертикалям, он не верит, что его в конце концов защитят, и ведет себя, как «волк в лесу». Отсюда «взять и убежать», короткие временные горизонты, резкость и экстрим в решениях. Число людей, желающих перестрелять всех, кто виноват, что жизнь такая, никогда не уменьшается на Руси. От четверти до трети «часто испытывали это желание» (опросы Института социологии РАН в 1995–2011 гг. И странным образом, будучи маломобильным и не склонным к рискам и инновациям, этот «коллективный человек», двигаясь рывками, освоил самые крупные в мире пространства и принял на себя самые высокие риски в социальноэкономических экспериментах и мировых войнах.

Урок № 3. Без ломки стереотипов поведения этого «коллективного человека», его коллективного мышления он будет бесконечно воспроизводить вертикали, жесткие иерархии, огосударствленную экономику, рывки, осваивать жизнь как временное пространство и, наконец, общество служилых, подчиненных, закрепленных людей, имеющих низкую цену и способное на инновации только по твердому указанию барина. Это не значит, конечно, что в этом обществе не будут проявляться множественные таланты, но их кпд будет, скорее, проявляться, как взламывание асфальта.

Урок № 4. Этот коллективный человек склонен к садомазохизму, к самоистязаниям, потому что любую реформу общества (особенно хорошо это видно с петровских времен) он проводит в крайности и доводит до крайности, с самыми большими потерями для населения и экономики. Разве что великие реформы 1860-х выглядят иначе, но они были закончены убийством царя-освободителя и самой крайней реакцией. Во всяком случае, вынужденные реформы начала 1900-х, и переворот в обществе, начавшийся с 1917 г., и переход к рыночности 1990-х полностью укладываются в эту логику.

Урок № 5. Любой опыт экономического или общественного чуда (это хорошо показывают полтора десятка стран, совершивших его после Второй мировой войны) связан с переворотом в моделях коллективного поведения, в ломке характера «коллективного человека». Только решимость народа переделать свой мир создает эффект быстрого перехода из общества отстающего в общество растущее, развитое.