Гуттаперчевый человек. Краткая история российских стрессов - Миркин Яков Моисеевич

А дальше лучше спросить: «Как догнать?», когда годами можно смотреть, как нарастают технологические разрывы. По глобальному индексу инноваций мы – № 47 в мире (США – на 3 месте), № 15 по выпуску патентов на изобретения, № 23 по цитируемым научным текстам, № 21 по рейтингу университетов, № 43 по расходам на программное обеспечение в ВВП, № 52 по насыщенности экспорта высокотехнологичной продукцией, № 71 по доле в экспорте информационных технологий, № 52 по уровню расходов на образование в ВВП, № 32 по уровню расходов на исследования и развитие, № 48 по доле высокотехнологичных производств (Global Innovation Index Report 2021, INSEAD, WIPO).

Дело даже не в низких рейтингах, а в том, что они мало меняются со временем, мало роста, мало движения «вперед и вверх». В производстве средств производства большое количество пустых ниш, настолько пустых, что остается только с горечью смотреть, как их годами заполняет импорт. Сколько делается металлорежущих станков за год? И в 2017, и в 2020 гг. – 4,5 тыс. шт., многократно меньше, чем в 1980-х. Среди них токарных – чуть больше 1000 шт. в год, сверлильных – 250–290 шт., фрезерных – 450 шт. (здесь и дальше ЕМИСС Росстата). В год 445 токарных станков с ЧПУ. Это несопоставимо с масштабами экономики в 145 млн человек. Импорт в Россию станков кратно превышает их производство, примерно 30 % из Китая (РБК). Как бы ускориться в изменениях (они есть в станкостроении за 10–15 лет)?

Но жизнь наша пожимает плечами и спрашивает: «Строить будем?». Будем, будем, а как же! В России более 370 тыс. действующих строительных предприятий (2021, Росстат). А чем строить? В 2020 г. мы произвели 858 шт. бульдозеров (примерно 1/3 годовой потребности), 2513 шт. экскаваторов (в несколько раз меньше импорта), башенных кранов 45 шт. (1/5 потребности), автогрейдеров – 546 шт. Краны «стрелкового типа» – 346 шт., краны на гусеничном ходу – 13 шт., «катки дорожные самоходные» 389 шт. (импорт кратно выше). Штуки, а не тысячи штук! Потребности в строительной технике были бы еще больше, если бы рост экономики был в 6–7 %. Спасибо импорту – не дает стройкам встать. Но как бы производство этой техники перенести в Россию? Ну как?

Одеяла в 2017 г. – 3,1 млн шт., в 2020 г. – 2,2 млн, по одному одеялу на 70 чел. Негусто, не накроешься. Каждый год в России продают 17–18 млн одеял. Чьей продукции больше всего на рынке? Ответ известен: Китай. «Идем» в женскую (и для девочек тоже) одежду. Платья из текстиля в 2017 г. – 4,4 млн шт., в 2020 г. – 4,1 млн, юбки из текстиля в 2017 г. – 2,8 млн шт., в 2020 г. – 2,2 млн. Что имеем в итоге? По одному платью или юбке в год на 11–12 прекраснейших. А бюстгальтеры, пояса, корсеты и прочие радости жизни? Вот ответ: и в 2017 г., и в 2020 г. по 6,6 млн шт., примерно по одной штуке в год на 10–11 женщин.

Трикотаж? В 2017 г. в России произведено 134 млн шт. трикотажных и вязаных изделий, в 2020 г. – 143 млн. В этих «изделиях» все, что угодно – брюки, кофты, костюмы, юбки, блузки, платья, свитера, нижнее белье. Меньше чем по одной штуке в год на каждого живущего у нас в стране. Обуви в 2017 г. произведено 104 млн пар, в 2020 г. – 93 млн пар. Примерно по 6 пар в год любой обуви, включая резиновые тапочки, на каждые 10 человек.

У нас огромные пустые ниши, не заполненные «сделанным в России». Электрокофемолки? 750 шт. в 2017 г. «Пылесосы бытовые» 131 шт. в 2017 г. Ни те, ни другие больше статистикой не замечены. Электрические утюги в 2017 г. – 1 шт., в 2019 г. – 18 шт., в 2020 г. – 0 шт. Может быть, со статистикой что-то не так? А вот и электрические чайники. В 2017 г. – 57 тыс. шт., в 2020 г. – 132 тыс. шт. По одному чайнику на 1000 с лишним душ в год. Электросоковыжималки в 2017 г. – 36 тыс. шт., в 2020 г. – 55 тыс. шт. По одной штуке на 2600 с лишним человек, живущих в России. «Коньки ледовые» в нашей снежной стране? Выпустили по 1,5 тыс. пар в 2017 и 2020 гг. По одной паре коньков в год на 100 тыс. человек.

Дело не в правительстве, пытающемся подстегнуть отрасли, дело – в модели экономики, в том, что ее нужно менять. В 2020 г. в России произведены 1,26 млн легковых автомобилей, но 0,3 млн двигателей внутреннего сгорания и всего лишь 0,03 млн кузовов для автотранспорта. Чем покрыт этот разрыв? Легко догадаться – импортом.

Часто над пустотами в экономике хочется плакать. Всё купим? Но страна в 146 млн чел. заслуживает того, чтобы быть универсальной экономикой, чтобы каждый мог найти в ней свое место по желаниям, умениям и талантам.

А какова модель нашего общества/экономики? Что в ней не так? Что не так в нашей модели коллективного поведения, которая ее создает?

Ответы – см. выше, в первых частях книги.

В любом случае это экономика:

1) времянок, со сверхкороткими временными горизонтами;

2) избыточных резервов, замыкания;

3) «по поручениям», в которой управление развитием тонет в операционной деятельности;

4) вертикалей, сверхконцентрации собственности, земли, денежных ресурсов;

5) опустынивания, в которой люди, капиталы и их имущество постепенно стягиваются в крупнейшие города;

6) постоянного роста регулятивных издержек;

7) глубокой зависимости от бюджета. Весь экономический рост сосредотачивается вокруг бюджета и крупных проектов государства. Заранее обречена на отставание, на низкие темпы роста. Бюджет не может выдержать и масло, и пушки, и резервирование, и финансирование роста;

8) деформированной, мелкой финансовой системы, в которой 1/3 века не могут нормализовать ссудный процент;

9) сверхволатильная, штормовая;

10) сырьевая, «обмена сырья на бусы», под сильным воздействием внешних переменных – мировых цен на сырье, курса двух мировых валют – доллара к евро, внешних шоков (финансовых инфекций, мировой конъюнктуры);

11) глубоко зависящая от импорта технологий, оборудования, высокотехнологичных «исходников» для производства и товаров для населения;

12) медленная, отстающая от темпов роста мира, со все большими технологическими разрывами, ограниченная в доступе (санкции) к внешним инвестициям;

13) находящаяся в процессе глубокой китаизации.

И все-таки великая сырьевая держава, всегда имеющая потенциал для нового старта. Народ, который кормит сам себя.

Точки поворота – возможны, ничто раз и навсегда.

Ясно одно: нужна «смена курса», как это было в начале 1920-х. Но тогда это – другая модель экономики, общества, коллективного поведения. Будет, шаг за шагом, изменено все.

П. Клее

2022—20XX. Сценарии будущего

Что от нас ожидать

Какие сценарии экономического будущего формируют модели коллективного поведения населения и элиты?

В 2018–2021 гг. они были следующими.

Первый. «Шок», «цунами», стать закрытой крепостью в осадном положении, командной/мобилизационной экономикой. Или «Большим Ираном». По оценке, вероятность 15–20 %.

Второй. «Замороженная экономика». «Замораживание» того, что есть, латиноамериканская модель. Полузакрытая стагнационная экономика со стареющими технологиями, восполняемыми прежде всего на востоке (Китай, Южная Корея и др.). Шансы 50–55 %.

Третий. «Управляемый холод». Испанский сценарий конца 1950-х – 1960-х. Правительство молодых технократов, государство развития, подчинение всего целям роста, максимум стимулов, приоткрытие «створок ракушки». Вероятность 20–25 %.

Четвертый. «Внезапный поворот». Аналоги – до 15–20 экономик после Второй мировой войны, сверхбыстрый рост. Цель – открытая, социальная рыночная экономика, универсальная, основанная на производстве высокой добавленной стоимости, прошедшая модернизацию, поддерживающая высокое качество и продолжительность жизни на уровне первых 10 экономик мира.

«Новый курс», рациональный либерализм. Максимум экономических стимулов для роста и модернизации, резкое снижение административного бремени. Хорошо известные механизмы сверхбыстрого роста, «экономического чуда». Они применялись не только в Азии, но и в послевоенной Европе. Шансы 5—10 %.