И вот настало Рождество - Эмма Хэзерингтон

старом наряде и ем завтрак, прямо как в детстве в холодные зимние дни.

Он делает несколько шагов к двери, сжимая поднос слегка дрожащими руками, а потом останавливается и оборачивается ко мне.

– Никогда не поверишь, кто мне вчера звонил, – говорит он, поднимая глаза к потолку. – Самое время. Попрошу заметить, я был так же вежлив, как и тогда…

– Неужели Марион? – настроение у меня тут же меняется. – Это рождественское чудо! Вы снова разговариваете?

Он кивает.

– Да. Она сказала, что вернет дому имя «Коттедж бабушки Молли», и пригласила нас с матерью в гости. Может, я и соглашусь.

– Обязательно, пап! Новости отличные.

Он принимается уходить, потом снова останавливается.

– Очень здорово, что ты дома, Роуз, – шепчет он. – Правда. Здорово, что ты дома на это Рождество.

А потом, напевая «О Святая ночь», выходит в коридор, и его мягкие тапочки шлепают по ступенькам, пока он несет моей маме рождественский завтрак – еще один наш ритуал, древний, как традиция чаепития.

Папа рад, что я дома.

Кажется, это лучший подарок, который я могла получить на Рождество.

Глава тридцать четвертая

Чарли

За утро Хелена уже отправила мне как минимум десять фотографий, все селфи с различными вариантами рождественских аксессуаров: вот она в колпаке Санты, вот в колпаке эльфа, вот в блестящем ободке со звездами – и от каждой фотографии я хохотал в голос.

А потом начались ее обычные шуточки:

Что снеговики едят на завтрак? Снежные хлопья! Как зовут любимого певца Санты? Элфис!

Сейчас всего десять утра, и мир вокруг очень спокойный, тихий, раньше я этого почему-то не замечал. Обычно к этому времени я валялся с Ребеккой на полу, укрытый сотней обрывков оберточной бумаги, пытаясь выяснить, какие батарейки от какой игрушки, и вся вселенная сжималась до размеров нашей гостиной.

Но в этом году все по-другому. Никто не торопится разворачивать подарки, прибираться, никто не суетится. Дома только мы с Максом, окруженные тишиной укрытых снегом улиц.

Проснувшись утром – и написав Роуз, – я отправился к собору святой Анны, чтобы послушать из машины перезвон колоколов. На заднем сиденье бесился Макс – он, бедняга, все еще повсюду выискивает Джорджа.

В тишине и звуке колоколов был какой-то уют. Я насладился тишиной города в это мирное рождественское утро. Позволил себе на мгновение остановиться, не бежать и просто существовать.

Я подумал о родителях, умерших так рано, – рак украл их будущее, и хоть они были совсем не идеальны, но сделали все возможное, чтобы подарить мне и сестре хорошую жизнь.

Подумал о каждом из своих клиентов: они боялись Рождества так же, как и я, каждый по своим причинам.

Подумал о Клод, о Робе и о моей дорогой Ребекке на Тенерифе, которая вот-вот встретит свое первое солнечное Рождество. Я пожелал им только лучшего и от самого сердца, хотя прежде мне казалось, что я так не смогу.

Я подумал о Расти и Марион, которые держались за свой висящий на волоске брак, и о том, что у них открылось второе дыхание. Надеюсь, им понравилась подарочная корзина, которую я оставил у них на пороге. Может, они открыли ее вместе? Я специально подбирал содержимое так, чтобы понравилось им обоим: бутылка вина, копченый сыр, крекеры, виноград, баночка чатни, и мне представлялось, что они воспользуются тишиной сегодняшнего дня, чтобы наконец поговорить. В любых отношениях очень важна коммуникация, так что кто знает – может, праздники и отсутствие работы сподвигнет их на важную беседу.

Я подумал о Хелене, своей старшей сестре, которая живет в другом мире, полном невинности и любви. Надеюсь, я смогу дать ей только лучшее, какие бы испытания мне ни подбросила жизнь.

И я подумал о Роуз, которая этим утром проснется в родительском доме – единственном месте, где ей правда хотелось быть, – окруженная наконец любовью и смехом. Надеюсь, она оценит это утро с семьей и сможет найти в сердце покой. Она его заслужила.

– И ты, приятель, – говорю я малышу Максу, который, наверное, даже не понимает, какой сегодня день. – Для тебя у меня большая сочная косточка. Не откажешься ведь, да?

Он скулит.

– А, по Джорджу скучаешь, – отвечаю я. – Я тоже. Но не волнуйся. Мы отлично проведем день, вот увидишь. Он будет особенным.

Я решил воспользоваться возможностью перезагрузиться, настроиться, принять ту ясность, которая бывает исключительно после ничегонеделания. Я совсем не чувствовал себя одиноким, поскольку знал, что для меня важно, а что нет. Научился отделять зерна от плевел. Я знаю, чего хочу, а чего не хочу. Я знаю кто и знаю почему.

Ребекка позвонила, как только открыла все подарки – похвастаться, – и настроение сразу поднялось. Ее счастливое личико на экране, полное волшебства и детской невинности, оказалось прекрасным сюрпризом.

– Позвони потом, папочка! – пропищала она. – Покажешь мне свой ужин, а я тебе свой покажу, хорошо?

– Конечно, милая, просто присылай мне любые фотографии, какие захочешь. Я буду рад увидеть, как проходит твой праздник.

Даже Клод не может отрицать, что этот разговор был пропитан чистыми радостью и счастьем. Это все, о чем я мечтал. Мы с дочерью можем посмеяться вместе на Рождество. Не такая уж и большая была просьба, да?

В машине жарко, и в тишине снаружи есть какое-то умиротворение.

Во многих домах на улице, где я припарковался, задернуты занавески; у кого-то горит свет, хоть на улице снежное белое утро. За каждой запертой дверью, кажется, кипит жизнь, а я собираюсь бесцеремонно ворваться в один из домов. Но это, пожалуй, к лучшему.

Так что я делаю то, зачем приехал; надеваю шерстяную шапку и вылезаю из машины. Достав телефон, я набираю ее номер, наблюдая снаружи, как трепещут ее занавески, когда она отвечает на звонок.

– Чарли?

– Да, это я. Выгляни на улицу: снег идет.

– Знаю я, что идет снег! Конечно, идет, сегодня же Рождество, глупый!

– Посмотри еще раз.

– Зачем?

– Просто посмотри.

– Ладно, сейчас.

Я слышу, как она топает через всю комнату, мягкий голос Мэри на заднем фоне. Вижу, как ее ладонь проскальзывает в щель между занавесками, и она отодвигает одну из них. А потом я вижу ее лицо. Сперва она недоверчиво щурится, а потом, как я и надеялся, расцветает улыбкой.

– Погоди… Это что, ты? Боже, Чарли, ты здесь! Ты здесь, Чарли? Ты за мной приехал?

Я бегу через улицу, где она стоит у двери в восхитительном зеленом платье, которое купила ради сегодняшнего дня и которое я уже тысячу раз комментировал в ответ на ее фото.