Посол эмира - Клыч Мамедович Кулиев

Посол лишь окинул его безразличным взглядом. И это окончательно вывело Бачаи Сакао из себя.

— Да! — воскликнул он. — Я — разбойник! Я граблю и убиваю людей, все это так! Но кто вынудил меня к такой жизни? — спросил он, гневно глядя на посла. — Кто? — И, не дождавшись ответа, сказал: — Хабибулла-хан, вот кто! И его лизоблюды-нукеры!.. — Бачаи Сакао едва не задыхался от злости и возбуждения, на него было тяжело смотреть. Отдышавшись, он продолжил: — И если бы Хабибулла-хан не отдал богу душу, в стране сегодня было бы еще больше разбойников. Сейчас за мною идут двести всадников, но стоит мне захотеть, их будет хоть две тысячи, потому что немало бродяг скитается на дорогах, не зная ни того, с кем им следует сводить счеты, ни того, к кому бы примкнуть. А если они примкнут ко мне…

— Это вы угрожаете? — спросил посол. — Или просто делитесь с нами тяжелым положением людей?

— Если хотите, и то, и другое! — отрубил Бачаи Сакао. — Вы презираете меня, потому что я — разбойник. А чем, скажите, нукеры эмира лучше нас, разбойников? И что сотворили бы они со мною, попадись я в их руки? Запросто выкололи бы мне глаза, привязали бы к хвосту осла или коня и так таскали бы по улицам…

— Постой, не горячись! — попытался успокоить расходившегося Бачаи Сакао Шерафетдин-ахун. — Хабибулла-хан — мертв, а о мертвых либо молчат, либо их поминают добрым словом. Ты помнишь только зло, но ведь эмир Хабибулла-хан — да будет светлой память о нем! — и заботился о мусульманах…

— Заботился? — прервал ахуна Бачаи Сакао. — Избивал, грабил, сажал в тюрьмы — вот как он заботился! — Глаза его метали молнии. — Он превратил страну в тюрьму — вот как он заботился! А вы еще говорите… — Откашлявшись, он обратился к послу: — Пускай я разбойник, не отрицаю! Но черное от белого и дурное от хорошего еще не разучился отличать…

— Но почему же тогда продолжаешь заниматься разбоем? — спросил Мухаммед Вали-хан. — Ты ж понимаешь, что это дурно! Почему не пытаешься зарабатывать свой хлеб честным трудом?

— Хм! — ехидно хмыкнул Бачаи Сакао. — Наверное, потому, что Хабибулла-хан перед смертью забыл сделать меня генералом…

Я расхохотался громче, чем того стоили едкие слова Бачаи Сакао, и сказал:

— Но может, вам было бы еще лучше стать прямо эмиром?

— А что? — огрызнулся Бачаи Сакао. — Эмиры тоже не с неба валятся на землю, они такие же твари, как мы с тобой… — Он, кажется, готов был сжечь меня своими черными глазами. — Все решает сила! Как говорится, каждый палец по отдельности — ничто, а сожми их в кулак… Слышали такое? — Я не отозвался, лишь улыбнулся с укором. И Бачаи Сакао продолжил: — Если бы Хабибулла-хан не надеялся на сильный кулак англичан, он давно бы свалился с престола, только тем и держался, что запродался сам и нас всех запродал Англии. А Аманулла-хан, говорят, встает на дыбы и брыкается, не дает англичанам себя взнуздать. Интересно, долго ли ему удастся усидеть?

По прерывистому дыханию Бачаи Сакао, по лихорадочному блеску его глаз и по голосу, в котором слышались и обида, и гнев, и какая-то лишенная определенного адреса мстительность, — по всему этому нетрудно было судить, что в душе этого человека скопилось немало горечи и отчаяния, и именно нам, первым встречным, он решил выплеснуть все это, высказать то, что отравляло его жизнь. Однако в злобе своей он был столь слеп, столь жесток к людям, ни в чем перед ним не повинным, что не вызывал сочувствия. И потому, выслушав его, посол не сказал ни слова — стоит ли, в самом деле, вступать в спор с разбойником, причиняющим людям столько зла? Стоит ли подливать масла в огонь его неправедного гнева? Я же все-таки надеялся хоть немного отрезвить его, сбить с него спесь, и спросил:

— Итак, ты уверен, что если англичане тебя поддержат, ты тоже можешь стать эмиром?

— С их помощью смог бы стать и эмиром эмиров! — воскликнул Бачаи Сакао, вскочил на ноги и схватил свою плетку. — И тогда вы все будете ползать передо мною на коленях, будете молиться за меня и целовать подол моих одежд!

Это было смешно, но я сдержал себя, не рассмеялся, опасаясь, что этот головорез может окончательно рассвирепеть и тогда натворит бог знает что. Да и посол дал мне глазами понять, что лучше не связываться с этим Бачаи Сакао, бог с ним… Постояв несколько мгновений словно в нерешительности, Бачаи Сакао властно бросил ахуну:

— Пошли!

И мигом покинул пещеру.

Сейчас уже я мог бы хохотать, не сдерживая себя. Но мне почему-то не хотелось смеяться. Мне стало грустно.

Пройдут годы… Судьба вновь сведет капитана Равшана с Бачаи Сакао, но теперь уже совсем в иной обстановке, совсем при иных обстоятельствах. И властолюбивые бредни, казавшиеся тогда, в пещере, такими нелепыми и смешными, — разбойник мечтает стать эмиром! — эти бредни обернутся реальностью. Да, не пройдет и десяти лет, как Бачаи Сакао свергнет Амануллу-хана и сам взойдет на престол!

Казалось бы, уму непостижимо! Казалось бы, даже ирония судьбы имеет свои границы!

Нет, не имеет… В жизни случается и такое, чего ни один провидец, ни один мудрец не мог бы предсказать. А уж допустить мысль, что разбойник станет эмиром, наречет себя именем Хабибулла и вместо грязной чалмы наденет на свою голову драгоценную корону, — допустить такое не мог бы даже безумец, живущий в мире фантастических видений.

И тем не менее именитые ахуны — наставники аллаха на земле — и муллы с Кораном в руках в какой-то день, низко кланяясь Бачаи Сакао, благословят его на властвование, потому что, как сказал однажды он сам, каждый палец в отдельности слаб, но если сжать все пальцы в кулак… Да, не напрасно он тогда возвеличивал силу и влияние англичан! Он сумел не только втереться в доверие к английским разведчикам — мастерам дворцовых переворотов, но с их помощью овладеть престолом! Конечно, англичане и сами понимали, что Бачаи — всего лишь головорез и править государством он не сумеет. Но тем настойчивее они напяливали на его голову корону; они понимали, что чем более беспомощным окажется эмир, тем более послушным орудием в их руках он будет. На безрыбье, как говорится, и рак — рыба, и в качестве такого рака Бачаи Сакао устраивал англичан. Тем более что им нужно было любой ценой избавиться от мятежного Амануллы-хана.

Однако царствование разбойника-эмира продлилось менее девяти месяцев. Массовые жестокие расправы, массовые аресты и преследования завершатся