Путешествия и приключения капитана Гаттераса - Жюль Верн

Гаттерас поделился своими предположениями с Клоубонни, но тот решительно их отверг. Впрочем, доктор давно понял, что между английским и американским капитанами существует досадное соперничество.

«Эти двое не уживутся, – решил он. – Трудновато мне будет их мирить».

14 марта, после шестнадцати дней пути, путешественники находились только под восемьдесят вторым градусом северной широты. Силы их быстро убывали, но отряд все еще был еще в ста милях от судна, в довершение всех бед людям приходилось теперь выдавать только по четверти пайка, чтобы собаки могли получать полную порцию.

К несчастью, на охоту рассчитывать не приходилось: осталось всего семь зарядов пороха и шесть пуль. Белые зайцы и песцы попадались очень редко, путешественникам не удалось убить ни одного из них.

Но в пятницу, 15 марта, доктору удалось застигнуть врасплох лежавшего на льду тюленя. Клоубонни пустил в него несколько пуль, и так как раненый тюлень не мог нырнуть в свою замерзшую отдушину, то его вскоре окружили и прикончили. Это был крупный экземпляр. Джонсон искусно разрубил его тушу на части, но тюлень был очень худ, и от него было мало толку, ведь путешественники не могли, подобно эскимосам, употреблять в пищу тюлений жир.

Доктор хлебнул было эту клейкую жидкость, но тут же должен был выплюнуть. Сам не зная зачем, вернее всего по инстинкту охотника, он сохранил шкуру тюленя, погрузив ее на сани.

На другой день, 16-го, на горизонте появились ледяные горы и холмы. Быть может, они указывали на близость берегов? Или это были нагромождения глыб посреди ледяного поля? Трудно было сказать.

Подойдя к горам, путешественники вырубили снеговыми ножами в ледяном утесе пещеру. После трехчасовой упорной работы они улеглись у горячей печки.

Джонсону пришлось приютить в ледяном доме измученных гренландских собак. Когда идет сильный снег, он покрывает их толстым слоем, и им тепло, как под одеялом. Но в ясную погоду на сорокаградусном морозе им приходится туго.

Джонсон, опытный в уходе за собаками, попробовал кормить их черноватым тюленьим мясом, которого путешественники не могли есть. К его крайнему изумлению, собаки жадно накинулись на тюленину. Старый моряк с радостью сообщил об этом доктору.

Клоубонни ничуть не удивился. Ему было известно, что на севере Америки лошади питаются главным образом рыбой, а что годится в пищу лошадям, животным травоядным, вполне могли есть и собаки, животные всеядные.

Хотя путешественники, прошедшие по льдам пятнадцать миль, очень нуждались в отдыхе и их клонило ко сну, доктор решил в этот же вечер обсудить с товарищами создавшееся положение, не скрывая от них суровой правды.

– Мы находимся всего под восемьдесят второй параллелью, – сказал он, – а между тем у нас скоро кончатся продукты.

– Поэтому нельзя терять ни минуты! – заявил Гаттерас. – Вперед! Здоровые повезут слабых.

– Но найдем ли мы корабль в указанном месте? – спросил Бэлл, который от усталости начал терять бодрость духа.

– В этом можно не сомневаться, – возразил Джонсон. – Спасение американца зависит от нашего спасения.

Но чтобы вполне удостовериться, доктор еще раз расспросил Алтамонта. Тот говорил уже довольно свободно, хотя и слабым голосом. Он подтвердил все свои прежние показания, повторив, что судно, потерпев крушение на гранитных скалах, не могло сдвинуться с места и находилось под 120°15′ западной долготы и 83°35′ северной широты.

– Нет оснований сомневаться в его словах, – сказал доктор. – Самое трудное для нас будет не найти «Дельфин», а добраться до него.

– На сколько дней у нас еще хватит продуктов? – спросил Гаттерас.

– Самое большее на три дня, – ответил доктор.

– В таком случае нам необходимо в три дня дойти до судна! – решительно заявил капитан.

– Вы правы, – продолжал доктор, – и если это нам удастся, будет большое счастье! Правда, до сих пор погода нам благоприятствует. Вот уже пятнадцать дней как не идет снег, сани легко скользят по твердому льду. Ах, если бы у нас на санях было фунтов двести продуктов! Наши собаки легко бы справились с таким грузом! Но дело повернулось иначе, и тут уж ничего не поделаешь!

– Хотя бы нам с толком потратить последние заряды пороха! – сказал Джонсон. – Попадись нам медведь – у нас хватило бы еды до конца пути.

– Совершенно верно, – ответил доктор, – но беда в том, что медведи встречаются редко и не очень-то подпускают к себе человека. К тому же при одной мысли, что тратишь последнюю пулю, у тебя в глазах зарябит и дрогнет рука.

– Однако вы меткий стрелок, – сказал Бэлл.

– Да, но не в том случае, когда от моей меткости зависит обед четырех человек. Впрочем, если нужно, я буду стараться изо всех сил. А покамест, друзья мои, ограничимся этим убогим ужином – остатками пеммикана – и постараемся заснуть, а завтра с утра снова в путь-дорогу.

Несколько минут спустя все уже спали крепким сном, усталость взяла верх над тревожными мыслями.

В субботу, рано поутру, Джонсон разбудил своих товарищей. Запрягли собак, и отряд двинулся к северу.

Небо было безоблачное, воздух кристально чистый, мороз жестокий. Поднявшееся над горизонтом солнце имело форму удлиненного эллипса, в силу рефракции оно казалось растянутым по горизонтали. Яркими, но холодными лучами оно озаряло необъятный ледяной простор. До тепла было еще далеко, но все были рады дневному свету.

Несмотря на стужу, доктор с ружьем в руках отправился на охоту и удалился от товарищей мили на две. Предварительно он определил запас пороха и свинца. У него оставалось всего четыре заряда пороха и три пули. Этого было мало, принимая во внимание, что такого сильного и живучего зверя, как полярный медведь, можно свалить лишь после десяти-двенадцати выстрелов.

Впрочем, доктор не собирался охотиться на такого крупного зверя и был бы рад подстрелить хоть несколько зайцев и песцов, чтобы пополнить скудные запасы провизии. Долго бродил он по снежным полям. За все время повстречался ему один заяц, но рефракция ввела доктора в обман, и он даром потерял пулю и заряд пороха. Тем и кончилась его охота.

Товарищи вздрогнули от радости, когда услыхали выстрел, но, увидав, что доктор возвращается с поникшей головой, не сказали ни слова. Вечером, перед сном, отложили в сторону две четверти нормального пайка, предназначавшиеся на два следующих дня.

На другой день дорога показалась измученным путникам тяжелой, как никогда. Люди еле брели по снегам, собаки с голоду сожрали даже внутренности тюленя и начали уже глодать свою ременную сбрую.