Гобелен - Кайли Фицпатрик

В ту ночь мы не спали до самого восхода — солнце проникало в наш дом сквозь дыры в стенах, и я прижималась к Джону, чтобы он не оставил меня наедине с моими страхами и ужасными предчувствиями. Когда он ускакал прочь, я стояла вместе с другими женщинами и махала ему рукой, и, хотя ни одна из нас не пролила ни слезинки, пока мужчины выезжали за городские стены, многие разрыдались, как только последняя лошадь исчезла в лесу.

20 октября 1066 года

Второе сражение состоялось там, где растут древние яблони, возле Колдбек-Хилл. Герольд из Гастингса рассказал, как храбро наши воины сражались в Колдбеке, даже несмотря на то что знаменосец Вильгельма поднял знамя Римско-католической церкви.

Мой муж Джон не вернулся из сражения возле древних яблоневых деревьев, он погиб, как и хотел, на поле битвы, защищая своего короля. Теперь мне кажется, что я всегда знала о том, что буду стареть без Джона, хотя в мирные времена женщины мечтают о спутнике на склоне лет. Дни мира завершились, когда Гарольд встретился в Нормандии с Вильгельмом, а члены семьи Годвинов пошли друг на друга.

Герольд рассказал, что весь долгий кровавый день армия саксов удерживала захватчиков, отбивая одну атаку за другой. Наконец норманны отступили, делая вид, что слишком устали, и саксы позволили себе немного отдохнуть. Но норманнские лучники лишь дожидались, когда королевская гвардия перестанет держать строй, и тут же обрушили на них черный дождь своих стрел, пока королевская гвардия не ослабела, оставив короля без защиты. Этого момента и ждали всадники Вильгельма, они смяли дрогнувшую оборону саксов. Короля Гарольда сбили с боевого коня и зарубили на месте, как и обоих его братьев. Тостиг и Гарольд, а также их братья Гирт и Леофвин погибли, сражаясь за корону, которая никогда им не принадлежала.

22 октября 1066 года

Вильгельм Нормандский ждал в Гастингсе проявления покорности со стороны Эдвина и Моркара, эрлов Нортумбрии и Мерсии. Братья Алдиты не стали посылать войска под знамена Гарольда, они выжидали, кто после окончания сражения станет королем. Теперь, когда все эрлы Годвины мертвы, Вильгельм заберет их земли еще до того, как их тела будут преданы земле, на которой они построили свои замки.

Вильгельм потребовал отречения архиепископа Элдреда и сдачи Эдгара Этелинга. Он угрожал послать солдат, которые будут грабить и жечь, если им окажут малейшее сопротивление. Когда известие о смерти Гарольда достигло Вестминстера, Витан начал готовить немедленную коронацию Эдгара Этелинга, но было слишком поздно, и Эдгару пришлось бежать, чтобы спастись от гибели.

Сразу же поползли зловещие слухи. Люди говорили, что поражение у Колдбек-Хилл стало наказанием за коронацию человека, который был воином, а не принцем. Теперь они твердят, что Гарольду не следовало становиться королем. Вильгельм не позволил похоронить Гарольда по христианским обычаям, запретив даже его матери Гите искать на поле битвы его изуродованное тело. И только просьбы Эдит Лебединой Шеи заставили Вильгельма изменить свое решение. Он позволил любовнице Гарольда забрать его тело с пропитанного кровью склона горы. Только она смогла узнать Гарольда, чье тело было рассечено ударами меча и пронзено стрелами. Она отвезла его в церковь в Бошаме, где покоится тело его отца, эрла Годвина, но не осмелилась построить для него усыпальницу или попросить благословения у священника.

Вильгельм Нормандский рассказал несчастным пленникам о том, как Гарольд клялся на священных реликвиях, что поможет ему стать королем Англии после того, как умрет Эдуард. Но вместо этого он сам захватил корону и теперь, как утверждает Вильгельм, будет гореть в аду, поскольку Бог его никогда не простит.

20 ноября 1066 года

Каждый день мы слышим о новых набегах норманнских солдат — они приближаются к Вестминстеру. К Вильгельму присоединилась его жена Матильда, и они вместе едут в Винчестер, где Эдита охраняет сокровища короны. Она будет вынуждена их отдать, у нее нет выбора. Я надеюсь, что она сумеет спрятать гобелен. Наверное, миледи чувствует себя одинокой. Эдгар по ее совету бежал в Шотландию — король Малкольм все еще остается нашим другом. Одерикус также скрылся, но куда и по какой причине, остается тайной.

Мать миледи, Гита, вернулась в Данию вместе с Эдит Лебединой Шеей и сыновьями Гарольда, но Эдита не покинет Англию. Теперь она действительно осталась одна, без родственников и друзей, за исключением аббатисы и молчаливых сестер аббатства. Мои визиты к ней стали слишком опасными, но монахини уже заканчивают вышивку, которую венчает история коронации Гарольда.

Мэри уже научилась писать буквы и слова, наблюдая за моей работой и задавая бесчисленные вопросы. Меня пугает и одновременно радует, что она может заинтересоваться этим ремеслом, — ведь перо становится другом, который смягчает тяготы нашего мира.

10 февраля 1067 года

Именно Мэри уговорила меня продолжать писать, хотя до сих пор я не могла заставить себя сделать это и уже забыла, когда в последний раз опускала перо в чернила. Перо, так долго остававшееся моим другом, превратилось во врага, а силы, которые оно мне давало, чтобы писать дальше, неожиданно покинули меня, как только прошла боль, вызванная смертью Джона. Тогда все вокруг меня стало скорбью и тенью, а сердце не могло найти радости ни в зимнем солнце, ни в первых словах малыша Джеймса. Но история еще не рассказана до конца, и я должна завершить начатое.

Когда Матильда прибыла во дворец и стала нашей новой королевой, она призвала меня, поскольку ей рассказали, что я мастерица вышивки. Матильда старше меня, но сложена, как ребенок. Она проницательна, и я не могу сказать, что несправедлива.

Королева Матильда показала гобелен, найденный солдатами ее мужа в сокровищнице саксов в Винчестере. Вышивка Эдиты была спрятана в огромном ларе. Однако я уже знала, что гобелен обнаружили, поскольку миледи послала за мной, когда узнала, что мой дом сожгли солдаты Вильгельма. Я сказала ей, что мои дети в безопасности и что нам есть где спать, поскольку наши соседи добрые люди. Мэри спасла мои дневники, при этом сильно обожгла руку, прикоснувшись к горящей стене.

Вышивка миледи удостоилась высоких похвал королевы Матильды, к тому же она была взволнована тем, что считала работу над гобеленом незаконченной. Она сказала мне, что беседовала со священником мужа, монахом по имени Одерикус, который обещал сделать завершающие рисунки в соответствии с ее указаниями. Еще она добавила, что о моем искусстве в обращении с иглой ей поведал тот же Одерикус.

Теперь мы вновь работаем с Одерикусом в башне над несчастным гобеленом, и монах уже успел сделать рисунки для двух картин. На первом изображена лодка, пересекающая водную гладь, несущая Вильгельму сообщение о том, что Гарольд стал королем Англии. Монаху не пришлось рассказывать мне, что в этой лодке плыл он, ведь я уже знала о его предательстве.

Мы работаем молча, хотя я не могу сказать, что ненавижу Одерикуса за его слабость. Просто у меня нет слов, которые я могла бы к нему обратить. Он позволил страху стать своим господином — ведь именно Одерикус оказался шпионом Вильгельма при дворе саксов. Он верит, что Бог выбрал его короля, но не может понять, что единственный бог Рима — сам Рим, ведь святые отцы не слышат криков несчастных душ. Я не сомневаюсь, что он действительно любит королеву, но монах верит, что совершил преступление против Бога на небесах.

На второй картине изображены приготовления к норманнскому вторжению, строятся лодки, работают оружейники, повсюду видны готовящиеся к сражению солдаты. Эти сцены сделаны с большим количеством деталей, чем другие, нарисованные монахом. Понятно, что Одерикус наблюдал за этими приготовлениями собственными глазами, а вовсе не находился в отдаленном монастыре, как он утверждал. А потом — сама битва. Одерикус изобразил в армии саксов лишь одного лучника. Это мой Джон.

Мне предоставлено самой решить, как будет украшено свободное пространство выше и ниже основного изображения, и у меня появились кое-какие идеи.

Королева Матильда приходила посмотреть на нашу работу и осталась довольна. Она ничего не сказала о втором ковчеге, появившемся в том месте, где ее муж Вильгельм и Гарольд приносят клятву. Но я знаю, что именно здесь монах признается в своем преступлении, поскольку в ковчеге, которого касается Гарольд, нет священных мощей и клятва Гарольда оказывается ложной. Ко второму ковчегу, нарисованному Эдитой так, что он похож на настоящий, Гарольд не притрагивается. Довольно странный способ запечатлеть это событие, но так монах пытается облегчить страдания своей измученной души, а у всех, кроме тех, кто знает, что произошло на самом деле, сцена не вызывает ни малейших подозрений. Кому, кроме нас, известно, что тогда были принесены не только клятвы верности?