Гобелен - Кайли Фицпатрик

ГЛАВА 14

8 января 1066 года

Сначала в церкви должны были состояться похороны Эдуарда — в здании, которое свидетельствовало о его богатстве и, как ему казалось, прославляло его Бога. Быть может, теперь Бог улыбнется Эдуарду в его загробной жизни, получив столь яркий знак обожания, хотя мне и неизвестно, насколько тщеславен христианский Бог. Эдуарда уже называют святым королем, Исповедником, чья огромная церковь стала его гробницей.

Гарольда короновал Элдред, архиепископ Йоркский, а не Стиганд, архиепископ Кентерберийский. Ведь Стиганд назначен королем Эдуардом, а Элдред — Римом. Таким образом, коронация Гарольда стала настоящей христианской церемонией. Гарольд продемонстрировал уважение римской церкви, более могущественной, чем любой король.

Монахи у алтаря смотрели, как Элдред возлагает тяжелую золотую корону на голову Гарольда, но Одерикуса, священника Гарольда, среди них не было. В соборе воцарилась тишина, все замерли, но криков радости не было, как не было пира.

Одерикус исчез. Даже братья в Кентербери не знают, где его искать. Эдита перестала быть королевой. Перемены произошли так быстро, что застали всех врасплох, поэтому стало трудно завершить даже самое простое дело. Я продолжаю ходить во дворец и работать — ведь мне не сказали, что ее следует прекратить. Однако после смерти мужа мою госпожу никто не видел, и она не присутствовала на коронации брата. Нет сомнений, что ее жизнь все еще в опасности, хотя Гарольд и не выполнил клятву, данную Вильгельму. Они не договаривались, что Гарольд станет королем.

Если Эдита и монах сбежали вместе, значит, их сопровождают союзники.

Должно быть, они покинули дворец ночью, в день смерти Эдуарда.

Мне известно, что Эдита, Эдгар и Одерикус находились с умирающим королем. Гарольд вошел в покои Эдуарда только после его смерти. Об этом мне рассказала Изабель, поскольку она сопровождала миледи, когда та выходила от короля. Это означает, что перед смертью Эдуард не предлагал Гарольду принять корону. Однако Витан поверил Гарольду, а Эдита не осмелилась заявить, что он лжет.

Мы не можем знать, что произошло за каменными стенами покоев короля, но Эдгар Этелинг остался без короны.

Уже несколько дней я почти не ем и не сплю. Не могла я и взяться за перо, чтобы облегчить душу на пергаменте. Меня все еще пугает обещание Гарольда убить сестру, но теперь, когда он стал королем, ему больше не нужно бояться ее соперничества. Теперь все графства поддерживают Гарольда, а без Тостига Шотландия будет оставаться в стороне. Однако страх продолжает меня преследовать, словно тень, от которой не спастись.

Сегодня утром, когда я толкла пестиком в ступке зерна для муки, пришла Мэри. Я уже давно растерла зерна в порошок, но никак не могла остановиться. Мэри забрала у меня пестик и высыпала муку из ступки в коробку. Потом она села рядом со мной у огня и взяла мою руку в свои ладони. Когда Мэри заговорила, мой страх вспыхнул с новой силой. Она попросила научить ее грамоте — ведь она видела, как я пишу. Конечно, я не могла ей отказать, я бы научила всех своих детей, если бы знала, что это поможет им в жизни. Но это умение не пригодится тем, кто служит землевладельцам, а в душах христиан и без того полно страха перед колдовством и магией, поэтому нам не следует показывать, что мы отличаемся от других.

13 февраля 1066 года

Эдита прислала мне письмо из Винчестера, в котором сообщила, что живет на попечении аббатисы. Она попросила меня отправить ей шерсти и красок, а кроме того, сообщить Одерикусу о том, где она находится, и что она возобновила работу над гобеленом. Я думала, что они вместе, но на сердце у меня полегчало после того, как пришла весточка от миледи. Теперь я знаю, что ее исчезновение не было ужасным предзнаменованием.

Эрл Эдвин посетил Вестминстер. Джон говорит, что его тревожит мысль о том, что Гарольд вернет Тостигу титул эрла Нортумбрии, где сейчас находится брат Эдвина Моркар. На рассвете Гарольд вместе со своими хускерлами поскакал на север, чтобы сообщить Моркару и жителям Нортумбрии, что Тостиг никогда не вернется. Джон уехал вместе с ним, ведь теперь он воин короля.

Я привыкла к тому, что мой муж сопровождает Гарольда во время многочисленных поездок в Бристоль, когда тот берет с собой королевскую гвардию. Но сейчас тревожное время, и я не могу чувствовать себя спокойной, когда Джона нет дома. И я беспокоюсь еще сильнее, поскольку знаю, что Джон готов рисковать, чтобы показать новому королю свою отвагу и верность в надежде получить землю и титул. Но всем сокровищам королевства я предпочитаю живого мужа в моей постели.

Во дворце холодно и тихо. Жена Гарольда, королева Алдита, остается в своих покоях, и о ее присутствии можно судить лишь по печальным песням арфы, которые слышны в тишине ночи. После Рождества мы перестали получать из Кентербери заказы на гобелены и на вышивку платьев, и я остаюсь дома, дожидаясь вестей с севера, которые очень медленно доходят до нас. Мне трудно много писать, когда на сердце лежит тяжесть, а без Одерикуса приходится экономить куски кожи, которые приносит Мэри. Я молюсь о благополучии монаха, хотя он уехал, даже не попрощавшись со мной.

3 апреля 1066 года

Ночь за ночью в черных небесах над страной пламенеет меч. Люди пребывают в ужасе, полагая, что огонь в небе есть знак того, что Бог гневается на нового короля, который взял корону, и своим пылающим мечом будет мстить и сеять среди нас смерть за преступление Гарольда.

От Одерикуса по-прежнему никаких вестей. Я боюсь, что Гарольд узнал о его предательстве и изгнал священника. Я хорошо помню Одерикуса, о чем не осмеливалась писать прежде. Сама не знаю, почему так получилось, ведь многое из написанного мной очень опасно. Быть может, дело в том, что Мирра называет меня посланцем и просит мудро использовать мое умение. Уж не знаю, мудро ли я поступаю, когда пишу все это, но сердце подсказывает мне, что я все делаю правильно.

Прошлым летом, когда солнце еще стояло высоко в небе, я шла по тропинке мимо ручья из дворца домой, и мне довелось встретить Одерикуса. Мы и раньше встречались в месте, где на берегу растут ивы. Он любил там сидеть, возможно, молился.

Некоторое время мы шли бок о бок, но мне показалось, что его что-то смущает. Я знала — на сердце Одерикуса лежит тяжесть, и спросила, не хочет ли он поведать о своих печалях.

Все дело в ковчеге, сказал монах. Он чувствует, что предал свой сан, когда вынул из него мощи. Я спросила, предал ли он свой сан или своего Бога, ведь мне казалось, что для него христианская вера, владеющая его душой, не совпадает с предметом его поклонения. Однако Одерикус считал, что эти вещи нельзя разделить. Тогда я спросила, можно ли сравнить любовь, которую он испытывает к королеве, с любовью к Богу? Разве это не любовь к Богу на земле? Он в ответ лишь покачал головой, словно подобные мысли не имели отношения к его странной вере.

Я видела ковчег, поскольку он однажды тайно приносил его во дворец, чтобы показать Эдите. Она сказала, что должна посмотреть на него, прежде чем сделать рисунок для гобелена. Одерикусу было легко это сделать — ведь про тайник в Кентербери знали только он и аббат. Он принес его в башню, завернув в тонкую ткань, и ковчег видели только королева Эдита и я.

Мне никогда прежде не доводилось видеть подобной работы — ни в покоях королевы, ни в дворцовой часовне. Это золотое хранилище сделано в других землях, викингами. Лишь они умеют ковать золото так, словно выполняют работу для жилища богов.

Когда Одерикус достал ковчег, не только я, но и миледи лишились дара речи. Ковчег стоял на мягкой ткани шерстяной мантии, и в его инкрустированной самоцветами крышке отражался свет горящих свечей.

Ковчег совсем небольшой, размером с два каравая хлеба, и его крышка изогнута, как у бельевого сундука. На крышке с каждой стороны изображены золотые кресты, а между ними — сотни блистающих самоцветов. Я узнала янтарь из северных гор, рубины, жемчуг и сапфиры. Самоцветы создают изящные узоры, подобно богато вышитой ткани.

У основания ковчега имеется надпись — руны, которые я не смогла прочитать. Каждая руна сделана из осколков разных самоцветов.

Королева Эдита прочла для меня надпись — ведь она знает много разных языков.

ЗдесьПосланец нового королевства,Который пришел, когда эта земля была нечестивой,И построил империю БогаВ камне и в поклонении людей.Пусть все, кто прикасается к этому ковчегу, говорят правду.

26 апреля 1066 года