Серебряная клятва - Екатерина Звонцова

раз, как ночевка предстояла безопасная, о воинах Свергенхайма же судачили, будто они неделями не снимают лат. Хельмо успел поверить. Увидеть сейчас простую черную сорочку, расстегнутый кожаный жилет и шнурованные по бокам штаны вроде тех, что носили приморские ловцы лошадей, было неожиданно. Хельмо даже стал осматривать одежду внимательнее, будто доспехи могли прятаться внизу, как прятались под мешковатым нарядом купца. От Янгреда это не укрылось; он лениво отозвался:

– Они разъемные, на них много потайных заклепок. Их элементы просто снять и надеть быстро, чтобы… да хоть справить нужду. Но… – Он вынул что-то из-за сапога. Это оказался тонкий винтовой стилет. – В чем-то ты прав. Наши доспехи – как вторая кожа или, скорее, панцирь черепахи. Видел черепах без панциря?

– Я вообще видел черепах только в книгах, – признался Хельмо.

Янгред снова принялся за бутылку. Подцепив пробку кончиком клинка и начиная осторожно его вкручивать, он сказал:

– Живой огонь. Это ведь живой огонь, Хельмо, металл хранит его дыхание. Броня приспосабливается к нам. Не вспотеешь. А еще под ней, к слову, не заводятся никакие… – он дернул рукоять вверх, и пробка с хлопком выскочила, – насекомые. Ну это так, если ты вдруг задавался вопросом.

– Задавался, – сконфуженно признался Хельмо.

– Все задаются! – Янгред сунул пробку в карман. – Кстати, ты бы знал, сколь вшивы многие воины Цветочных королевств и Осфолата. С их-то обычными и зачастую почти цельными латами! Вот в них и правда умрешь.

И он принялся разливать вино по алюминиевым чашам, которые тоже принес с собой. Поняв, что это не снится и на исходе дня они действительно ведут философскую беседу о вшах, Хельмо фыркнул. Поднял голову, посмотрел на звезды. Красивые, крупные, но сейчас даже они почему-то напоминали о насекомых.

– Не уверен, что хочу это знать. Достаточно, что ты не заразишь вшами меня.

– Надеюсь, не будет и наоборот, – парировал Янгред и, подавшись навстречу, потянул носом воздух. – Впрочем, судя по тому, что ты по-прежнему пахнешь рекой, вряд ли. Это ведь ваш народ обожает мыться? Купания по праздникам и все такое?

Хельмо понятия не имел, прописано ли обнюхивание в церемониалах язычников, считается ли дружеским знаком или наоборот, но выглядело забавно. Он пояснил:

– Это не просто так. Наш бог умыл людей из родника, когда они ослепли во Тьме, и так излечил их. Вода священна. Даже наши храмы почти все стоят на ключах.

– Занятно, – кивнул Янгред. – Здорово всегда иметь под рукой воду. У нас во время полевых работ те, кто уходит вниз, могут рассчитывать только на дождь, поэтому бочкари – самые богатые ремесленники. Талую воду с вулканов ведь добывают в достаточном количестве лишь для высокоградов. Но и там ее пускают в трубы по часам.

Хельмо уставился на костер. Опять подумал о том, что никогда по-настоящему не сумеет понять людей, постоянно испытывающих нехватку самых простых вещей. Привычных в Остраре. Давно обесцененных. Что значит «нет рек, овец, птиц»? Он не представлял. Какая-то часть рассудка даже все еще пыталась убедить его, что так попросту не бывает.

– Но, – бодро продолжил Янгред, ставя бутыль в траву, – мы даже удовлетворяем тягу к выпивке, не спуская деньги на иноземную. Это вино из морошки, почти тот самый «огонь». – Он подмигнул. – Я же обещал?

Вино оказалось ярко-рыжим, играло и искрилось. Чашу Хельмо тут же взял, прикинул на вес – легкая, самое то для длительных походов, где надо тащить много утвари. Поймав лукавый взгляд, Хельмо понял, что правда ведет себя по-дикарски, и поборол желание попробовать край сосуда на зуб.

– Что ж. – Он слегка подался вперед. – За тебя. Пока не все так плохо.

– Мы хотя бы еще живы? – осклабился Янгред. – Да. Это успех.

Чаши звякнули друг о друга; Хельмо поднес свою к губам и осторожно отпил. Терпкое тепло разлилось по горлу и оставило на языке сладкий ягодный привкус. Заметив, что Янгред, осушивший чашу наполовину, снова внимательно за ним наблюдает, Хельмо помедлил со вторым глотком и опасливо спросил:

– Что? Ты туда подсыпал чего?..

Янгред засмеялся и мотнул головой.

– Гадал, полезут ли у тебя глаза на лоб. Немногим иноземцам нравится это пойло.

– Мне по душе. – Хельмо отпил еще. – У нас любят сладкое, а я – ну так.

Янгред, кивнув, поскреб заросший подбородок. Хельмо не впервые обратил внимание на россыпи веснушек у него на запястьях. После пары дней под солнцем пятна проступили ярче. Это напоминало о каком-то животном: если Хайранг походил на лису, то Янгред – на барса или рысь. Если присмотреться, почти в каждом из наемников Свергенхайма угадывался какой-нибудь зверь, и непременно хищный. Даже Инельхалль…

– Что это ты так уставился?

Хельмо понял, что в выдумках, простительных ребенку, но никак не полководцу, ведущему дипломатически-дружескую беседу, ушел далековато. Он пожал плечами и чуть отполз от костра: вино, пусть выпил он мало, даже слишком согрело и сморило. Хельмо откинулся назад, думая теперь о том, как бы опять не уснуть. Янгред, наоборот, сел прямо и с удовольствием потянулся.

– Что снилось? – полюбопытствовал вдруг он.

Хельмо удивился: как вообще Янгред понял, что сон был? Ответил уклончиво:

– Ничего особенного. Детство почему-то. Может, из-за того, что мы сегодня…

«Чуть не погибли». Но не захотелось произносить это в ночи, и Янгред понял. Опять подался ближе, протянул руку и аккуратно ухватил украшение, выбившееся у Хельмо из-под рубашки. Маленькое золотое солнце сверкнуло в бледной ладони.

– То самое, священное? – Он вгляделся в металл, обвел острые лучи.

Хельмо кивнул. Янгред отпустил подвеску, но не отстранился и остро глянул в глаза.

– Ты в порядке? – спросил странно, совсем не праздно, и подумалось вдруг: это лишь повод. Он жалеет о разговоре у ворот. О том, что вызнавал про Грайно. Видел, как сложно было вспоминать. Но, неожиданно для самого себя, Хельмо не злился, ничуть. Более того, называя знакомые имена и мыслями возвращаясь на ставшее чужой могилой болото, Хельмо понял, что раны – невидимые раны памяти – пусть не зажили, но покрылись коркой.

– Да, – искренне ответил он. – Спасибо. – Помедлил. – Ну а ты? Многих потерял?

– Меньше, чем боялся, – ровно произнес Янгред. – И вообще я стараюсь смотреть на это спокойнее. Все знают, на что идут. Зачем гибнут. И все-таки… – Снова он взял бутылку, разлил вино, поднял свою чашу. – Все-таки. Давай за них. Да и за твоих мертвых.

Они выпили, не чокаясь, – и все это время Хельмо больше, чем даже о своих, думал почему-то о девушке с алой косой. Астиль. Ясноглазке. Вроде Янгред сказал, что боевые подруги сожгут ее и что прийти нельзя, потому что на похороны