Твой пока дышу (СИ) - Семакова Татьяна

Приём пищи, купание, переодевание – знакомо, справляюсь без труда. С укладыванием начинаются непредвиденные заморочки.

– Песенка, – капризничает малышка, – мама. Петь. Песенку.

– Пашенька, давай я… – влезает мать, но я выпроваживаю её, выключая верхний свет и включая ночник.

– Сегодня только я, – поясняю доче, отчаянно труся.

Не, ну я, конечно, пою. Иногда даже с удовольствием, когда бухой или Сирена моя на подпевках. Но вот чтобы так, специально, да что-нибудь заунывное… Гуглю из-под полы, нахожу ту самую песню, что слышал от ведьмочки, затягиваю.

Через пару минут делаю снимок спящей дочери и без излишних внутренних колебаний отправляю Линде. Не хвастаюсь, нет, хотя, безусловно, доволен собой чрезмерно. Просто не хочу, чтобы она нервничала. Просто хочу, чтобы следовала своей, вне всяких сомнений, дикой задумке с уверенностью. Просто хочу, чтобы расслабилась и отдохнула перед решающим марш-броском. Чтобы сосредоточилась. Чтобы зарядилась. Чтобы была начеку. Чтобы берегла себя.

В ответ получаю фото оттопыренной нижней губы со свежей ранкой.

Ну вот стерва же. Стерва, как ни крути. Кровь у неё, видите ли!

Отпускает моментально. Всё напряжение стремительным потоком мчит из окаменелых мышц к кожному покрову и просачивается через поры, покидая моё тело.

Я всегда был движущей силой. Мускулами. Разящим кулаком. Молотом возмездия. Она – мозг. Она – хитросплетение судеб, супермощный компьютер, обрабатывающий терабайты информации в секунды. Она ловит из космоса такие сигналы, так чутко реагирует на внутренний мир даже самого конченого отморозка, что можно только восхищаться. Стоит только посмотреть на любого из мужиков, что сейчас находятся со мной под одной крышей. Именно она собрала нас всех, скрупулёзно выбирая из общей массы головорезов. Она вывела в люди, она увидела потенциал. Просто потому, что она видит насквозь. Сразу душу, игнорируя упаковку из плоти и крови. Она – моя сладкая сумасбродная ведьма.

На жопу не сядет. Клянусь, не сядет.

Ночь без сна, в мыслях, в душевных метаниях, но на утро, вопреки всему, чувствую себя бодро. Синяки под глазами от усталости отлично гармонируют с теми, что ещё не успели сойти от побоев, щетина и несвежая футболка с чужого плеча, пропахшая моей красавицей, довершают образ. Кажется, будто готов ко всему. Конечно, блядь, кажется.

Клинику для «УЗИ» выбрал знакомую Лерке. Знакомую от Иры, неоднократно лежавшую там на сохранении. Ту самую, в которую поехала Линда. И от одного этого выкручивало внутрянку так беспощадно, что полноценно дышать не мог.

– Я уже нихуяшечки не понимаю, – задвигает Мот, ставший на ближайшие полтора месяца моим личным водителем, – но жопой чую какой-то лютый пиздец. Прям вот лютый. И прям пиздец.

– Правильно чуешь, – подтверждаю без особой на то охоты. Вообще рот открывать никакого желания не имею.

– Понял, – вздыхает отрывисто и впредь не донимает досужими разговорами.

Чуть не грохнул его пару лет назад. Если бы не Линда, если бы не вмешалась, точно бы сделал что-то такое, о чём жалел бы всю оставшуюся жизнь. Может, и не убил бы. Может, и не причинил бы существенного физического урона, но точно бы оттолкнул. И остался бы совершенно один в своей кромешной темноте.

– Мужик, я пиздец как тобой дорожу, – выталкиваю неосознанно, но с чувством.

– В бардачке пачка салфеток, – стебёт привычно, но выносит дополнением: – Передай, будь душкой.

Резко начинаем ржать. Сука, до слёз прям, на столько этот напряг доконал. Тачка по полосе гуляет так, будто водила бухой в дрова, косые мышцы скручивает, скулы сводит, но остановиться в ту минуту нереально.

В следующую друг хмыкает:

– Нездорово.

Улыбка медленно сползает с моего лица, пока Матвей размеренно вкатывает своего монстра «Chevrolet Tahoe» на парковку у клиники.

– Окна её палаты на какую сторону? – уточняю с хрипотцой.

– На эту. Четвёртый этаж, пятое слева.

Выхожу. Смотрю.

Ни черта, конечно же, не вижу. Но знаю, что она смотрит в ответ. Просто знаю. Секунда и я отвожу взгляд, переключаясь на Лерку, поджидающую у входа в облегающем платье, через которое вполне явственно проступает очертание небольшого округлого и явно накладного живота.

Не хочу к ней подходить. Хочу забрать Линду и свалить нахер. Чутьё настойчиво требует соблюдать дистанцию. Синяки, ссадины и три непредусмотренные природой дырки в брюхе молят о пощаде, заходясь бешеной пульсирующей болью. Но я иду. Потому что так велела поступить Линда.

Никакой записи к врачу, конечно, нет. Это знаю я, это знает, судя по вполне осмысленному взгляду, и Лера.

А взгляд-то осмысленный… – пытается подтолкнуть к какой-то мысли внутренний голос.

– Прости… – шепчет Лера одними губами, когда я подхожу ближе.

Сглатывает, моргает, роняя слёзы на щёки, и протягивает мне беспроводной наушник. Второй – в её ухе.

– Какая трогательная встреча, – противно посмеивается Глеб, едва я вставляю гаджет. – Ну же, положи руку на животик, порадуй меня.

В Леркиных глазах плещется настоящий животный ужас. Её мелко трясёт, губы кривятся в попытке не разрыдаться, а до меня наконец-то доходит, как жёстко я заблуждался.

– Всё будет хорошо, – говорю глупой ревнивой девчонке. Лера мелко кивает и хватает меня за руку, впиваясь в ладонь острыми ногтями. – Дура ты, Лер, – вздыхаю беззлобно, и она снова кивает, шмыгая носом и вытирая второй рукой слёзы.

– Да-да, – начинает злиться садист мне в ухо, – руку на живот!

Кладу. Тикает.

– Приятно, не так ли? – потешается ублюдок. – А теперь, если не хочешь, чтобы твою девку собирали по кусочкам, ты будешь делать всё, что я скажу.

Дерьмовый, всё-таки, у меня был план.

[1] Подробнее в книге «У меня проблема. Ты».

Глава 30

Слишком хорошая игра, Куманов. Слишком.

© Линда Силина

В принципе не жду ничего хорошего, спускаясь в фойе клиники. Какую пакость придумает Глеб можно гадать до бесконечности, но кроме как собой его не выманить. Я читала показания Паши, он довольно детально описал их последний разговор, сомнений в том, что Глеб клюнет на приманку, то есть меня, не было никаких. Лишь бы Панфилов не подвёл… мой ангел-хранитель номер один в последние годы. Все мои огненные годы.

В принципе не жду ничего хорошего, сжимая в руке папку с распечатками анализов и выпиской из стационара. А по вымученной улыбке встречающего Славы понимаю, что будет ещё тошнотворнее, чем предполагала.

– Куманов на улице, – первое, что говорит, но с таким состраданием во взгляде, что хочется ему треснуть.

– Ясно, – отбиваю коротко.

Ясно, что не один он там околачивается. На это и расчёт, это часть моего плана. Даже попытки обуздать эмоции не предпринимаю, пусть больно будет, пусть обидно видеть его с другой, переживу. Если переживу…

Выхожу, казалось бы, подготовленной морально. Знала же? Знала. Сама велела ему не отступать от своего плана, сама добро дала на общение с ней, сама разрешила говорить и делать всё, что потребуется. Но… так ли был необходим этот страстный поцелуй, от которого плавится асфальт под их ногами?

В груди такая острая щемящая боль, что дышать трудно. Хватаю ртом воздух, Слава пытается утянуть за руку к своей машине, но я точно в землю вросла: ни шага ступить не могу.

А они всё целуются, целуются… самозабвенно, горячо, точно подростки на заднем сиденье отцовой тачки. Так Паша описывал своей первый сексуальный опыт. Даже из гаража не выехал, на столько захлестнуло. Впрочем, к лучшему, наверное, прав-то у него на тот момент ещё не было, только ключи, которые он своровал из куртки отца.

Одна её рука на его правом ухе, вторая – ласкает косые мышцы под футболкой.

Одна его рука поправляет её волосы, вторая – на пояснице, трогательно прижимает к себе.

И этот её чёртов животик… Очень гармонично они смотрятся вместе. А я, вроде как, огненная. Пора уже соответствовать.