Твой пока дышу (СИ) - Семакова Татьяна

– Я не одна, – говорю вслух.

Вновь лезу в телефон и отправляю сообщение Панфилову.

Linda: Будь начеку.

Слава: Всегда!

Мотаю головой, разбрызгивая воду с волос в разные стороны вместе с отравляющими мыслями, привожу себя в порядок, напевая под нос весёленький мотивчик, натягиваю шорты, майку и улыбку и спускаюсь вниз, где вовсю кипит жизнь.

Шум, гам, беготня, визги… один Куманов застыл у мангала с мобильным в руке, старательно набирая сообщение.

Подхожу со спины и встаю чуть сбоку, заглядывая в экран. Успеваю выцепить взглядом начало сообщения, что он отправил последним, прежде чем он оборачивается, сразу же пряча телефон за спину. Как ребёнок…

– Дай сюда, – отбиваю жёстко, протягивая руку.

– Линда, это только по делу, – морщится, отступает. – Не нужно тебе этого читать.

– Я сама решу, что мне нужно читать, а что – нет, – шиплю на него, подбираясь ближе мелкими шажками. – Телефон.

– Блядь… – выдувает тихо. Запускает пальцы одной руки в волосы, продолжая держать вторую за спиной, явно пытается придумать предлог для неповиновения, но вместе с этим совершенно отчётливо осознаёт, что я не отстану. – Отдам при условии, – пытается нивелировать ущерб, который, вне всяких сомнений, причинит.

– Уверен, что ты в том положении, чтобы выдвигать условия? – интересуюсь по максимуму язвительно.

– Линда, я серьёзно, – в самом деле серьёзный. Да и мне, по чести, читать его переписку с любовницей никакой охоты нет, но так надо.

– Я тоже, – требовательно качаю рукой, жестом повторяя приказ.

– Ты должна мне верить.

– Я тебе ничего не должна!

– Блядь, не начинай, а? – вспыхивает раздражением, заталкивая мобильный в карман шорт нежно-голубого цвета. У Эмира, что ли, стрельнул? Идут ему необыкновенно. Льняные, стильные… Так! Соберись! – Неправильно выразился, – идёт на перемирие, сбавляя градус беседы. – Хочу, чтобы ты мне верила. И доверяла.

– Хоти, я ж не запрещаю, – ехидничаю совершенно бесстыдно и в нетерпении загибаю-разгибаю пальцы.

Нервно ведёт кадыком, выуживает сотовый, снимает блокировку и камнем опускает на мою руку.

– Это – часть плана, – вдалбливает значимым голосом, прямо глядя мне в глаза. – Просто доверься мне.

Читаю.

И ведь знаю же, что правду говорит. Знаю, что она лжёт, что играют и с ним, и со мной. Знаю план его, подслушала их разговор с Матвеем на крыше. Всё-всё знаю, а в глазах всё равно слёзы встают.

Леруня: Я так волнуюсь! Вдруг что-то не так?

Павел: Не дури, Лерунь. И меня не накручивай. Все ОК.

Леруня: Всё равно… на сегодня точно записи не было? Не могу дождаться!

Павел: Сегодня дела. Не психуй, тебе нельзя.

Леруня: Я тебя люблю!

Павел: И я тебя.

Леруня: Сильно?

Павел: Само собой.

Леруня: И нашу малышку?

Павел: Больше жизни.

– Хватит, – резко вырывает телефон из моих рук и, вполне отчётливо скрипя зубами, заталкивает в карман. Притягивает к себе и выжимает в свою грудь. – Мне омерзительно всё это писать, но так надо.

– Записывать её в телефоне «Леруня» – тоже? – проговариваю медленно и чувствую, как его руки опускаются под собственной тяжестью.

– Я объясню, – хрипит взволнованно.

– Нет… – шепчу, делая шаг назад, – ты прав, с меня хватит.

– Линда, – нервно выталкивает моё имя, пытаясь ухватить за плечо, но я выворачиваюсь и иду к дому, постепенно ускоряясь. – Линда! – рявкает, прежде чем я захлопываю дверь за своей спиной.

Спокойно. Спокойно. Спокойно.

Сердце долбит в висках. Дыхание прерывистое, неглубокое. Руки противно дрожат, на лбу выступила испарина. Нервничаю дико. А ведь мне нельзя… я должна быть спокойна, уравновешена. Я обязана!

Вижу через окно как он идёт к дому. Уверенный, решительный, точно знающий, что окажется правым. Сбегаю на второй этаж, закрываюсь в ванной, обкусывая губы и ожидая, когда он начнёт ломиться.

План у него… знаю я все его планы! Ни за что он Глеба под суд не отдаст. Убьёт его. Сразу же, как найдёт, ни секунды колебаться не будет. Это даже Солнцев понял, когда узнал, что братец сделал, от того и дал показания, слово в слово повторив то, что велел Панфилов. Что Славе нашептала я. У меня свой план.

– Линда! – грохнул кулаком в дверь с такой силой, что я подпрыгнула на месте, прикусив губу. – Дай объяснить! Открой чёртову дверь! – молчу и он продолжает орать: – Она спросила! Спросила, как записана! На слово не поверила, делал скрин! Лерка она! Всегда была записана как Лерка! Слышишь?! Выйди и я покажу переписку!

Да видела я… Он уснул – я в его телефон. Пароль ещё в первый вечер вместе спалила, а пока он был в больнице, изучала содержимое. Всю их переписку читала, с самого начала, все её жалкие сообщения, всю его холодность. Даже понимаю её в какой-то степени, сострадание всегда было моим слабым местом.

Открываю дверь, незаметно для него провожу языком по губам, не размыкая их, ощущая солоноватый металлический привкус.

– Линда, ну какого хера… – бормочет, приваливаясь плечом к косяку.

В глазах столько боли… столько страданий…

Я – чудовище. Но я должна думать в первую очередь о будущем. Своём и своих детей. Растить двоих от заключённого? Нет, спасибо.

– У меня кровь, – не вру, привкус её чувствую, от того язык почти что слушается. – Мне надо к врачу.

– Кровь? – встаёт прямо, по струнке, сглатывает. Ужас в глазах, натурально, без преувеличения. – Где?

– Не где, а откуда, – поправляю туманно, но, судя по тому, как резко меняется его голос до приторно-ласкового, понял он меня правильно. Именно так, как мне было нужно.

– Сейчас поедем в больницу, и врач скажет, что всё в порядке.

Господи, прости.

– Я поеду одна.

– Нет! – рявкает, сталкивая брови у переносицы. – Ни в коем случае, – добавляет мягче. – Одна не поедешь.

– Мне даже смотреть на тебя больно, – шепчу абсолютную правду.

Больно так мучить его, больно видеть животный ужас в его глазах, больно от того, что ему ещё предстоит пережить. Надеюсь, он когда-нибудь простит меня. Я не смогу растить двоих от уголовника. Я с одной-то едва управлялась. Я одну-то еле выносила. Я одну-то едва не потеряла… никогда не забуду тот ужас, что я пережила, услышав страшное слово «обвитие».

– Мот отвезёт… – сипит, отступая. – Собирайся, скажу ему.

Никогда не видела его таким раздавленным. Не физически, нет, доставалось нам обоим всегда по полной: судьба на тумаки не скупилась никогда. Морально. У самой душа с телом расстаётся, у самой сердце сжимается, но из него точно жизнь откачали. Идёт, словно марионетка. Словно управляет кто, плечи опущены, едва ноги переставляет.

Любимый мой… родной… прости. Прости меня! Не смогу я так. Не смогу…

Глава 29

Дерьмовый, всё-таки, у меня был план.

© Павел Куманов

Дочь с маниакальной настойчивостью ходит за Марком, я – за дочерью. О том, что предстоит завтра даже не думаю, все мысли занимает исключительно Линда. Нахера я позволил ей прочитать? Почему сам вложил в её руку бомбу замедленного действия? Что мной вообще двигало? Какой бес нашептал, что ей не будет больно? Что она лишь хмыкнет, отмочив какую-нибудь дурость? Она же беременная, чёрт меня дери, беременная! Гормоны беснуются, нервы и без того натянуты до предела, плюс ко всему, она – женщина. А женщинам, как известно, свойственно накручивать. Всем, блядь, известно, кроме меня, дебила конченого!

С отвращением к самому себе сплёвываю в сторону и в очередной раз тянусь к пачке сигарет Эмира, так неосторожно оставленной у мангала. Или специально. Похер. Прикуриваю, затягиваюсь и прикрываю глаза, позволяя очередной порции яда проникнуть в кровь.

– Да хорош уже… – слышу из-за спины расстроенный голос Чекалина. Затягиваюсь поглубже. – Слушай, это ерунда, – в сотый раз пытается втереть мне свою правду. – Обычное дело, отвечаю, мне можешь в этом вопросе верить на все сто, мы с женой семнадцать кругов ада уже прошли. Медицина не стоит на месте, клиника проверенная, УЗИ, пара анализов, к вечеру уже вернётся.