Нелегалы 2. «Дачники» в Лондоне - Владимир Чиков

На секунду задумавшись, Квасников робко спросил:

— Послушайте, Павел Михайлович, а что, если мне самому поработать в Нью-Йорке, чтобы как-то поправить создавшееся там положение по линии НТР?.. А потом, надо же когда-то и мне поработать в «поле».[120]

Начальник разведки молчал.

— Вы же сами не раз подчеркивали, — продолжал Квасников, — что в условиях войны роль НТР в деле обеспечения науки информацией оборонного и народнохозяйственного значения во сто крат возрастает.

Фитин по-прежнему молчал.

— А что касается вербовки Филдинга, — продолжал Леонид Романович, — то надо, конечно, давать «добро». Кто знает, возможно, это будет еще один, теперь уже американский, Чарльз,[121] с помощью которого мы можем решить задачу, поставленную наркомом…

— Да, Леонид Романович, умеете вы уговаривать начальство. Ладно, я принимаю ваши доводы, но учтите — в случае чего отвечать будем вместе.

— О чем вы говорите, Павел Михайлович! — воскликнул Квасников. — Положитесь на мою интуицию: я убежден, что все будет о’кей!

— Ну хорошо, готовьте в Нью-Йорк шифровку с нашим согласием. А что касается вашего желания поработать в «поле», то я попробую об этом переговорить с наркомом…

Начальник разведки сдержал свое слово.

Сов. секретно.

Наркому внутренних дел Союза ССР Генеральному Комиссару государственной безопасности т. Берия.

Для усиления работы американской резидентуры прошу Вашей санкции командировать в США следующих сотрудников 1 Управления НКВД СССР:

1. т. Квасникова Леонида Романовича в качестве руководителя нью-йоркской резидентуры по НТР с задачей организации группы технической разведки на должность уполномоченного Наркомхимпрома СССР;

2. т. Дорогова Василия Георгиевича — для работы по обслуживанию советской колонии на должность атташе Посольства СССР в Вашингтоне.

На рапорте наложена резолюция Кобулова:

Прошу оформить.

В конце того же года под прикрытием сотрудника «Международной книги» Л. Р. Квасников выехал из Москвы в США. В Нью-Йорк он прибыл в начале марта. Приняв от руководителя резидентуры В. М. Зарубина все дела по научно-технической разведке, Леонид Романович внимательно изучил их и когда освоился с оперативной обстановкой, то пришел к ожидаемому, но неуютному для аса разведки Зарубина выводу: НТР у него оказалась на втором плане, а на первом — политическая разведка. Молодые сотрудники, прибывшие годом раньше в Нью-Йорк, А. С. Феклисов и А. А. Яцков, которым предписывалось вести научно-техническое направление, использовались в основном «на побегушках», имея на связи всего по два агента. В то же время у многоопытного Твена[122] их было в десять раз больше, и половина из них работала опять же на политическую разведку. Это и послужило поводом для серьезного, принципиального разговора тогдашнего майора Квасникова с весьма уважаемым резидентом, легендарным генералом Зарубиным:

— Я был направлен в Нью-Йорк с сугубо определенной целью. Во-первых, чтобы обеспечить руководство научно-технической разведкой, привести ее в полное соответствие с требованиями оборонной промышленности в военное время. Для этого я должен организовать самостоятельную группу НТР и подобрать кандидатов в Лос-Анджелесе, Вашингтоне и Сан-Франциско. В нью-йоркскую группу должны войти четыре человека: я, Семенов, Феклисов и Яцков. При этом мы должны иметь своего шифровальщика и свою автономную связь с Центром, то есть право прямой переписки с Москвой…

— Стоп, Леонид Романович, — остановил Квасникова взмахом руки Зарубин. — Со всем я согласен, кроме одного: Семенова я тебе не отдам. Он хорошо вписался в политическую разведку и потому…

— И потому, — подхватил с возмущением Квасников, — я буду настаивать на том, чтобы вернуть его в НТР, как это уже было при Овакимяне.[123] Твен приносил тогда стране гораздо большую пользу, чем сейчас, когда вы используете его — бакалавра технических наук —  в основном по линии ПР.[124] Я расцениваю это как недопонимание или даже как непризнание с вашей стороны растущей роли НТР в условиях войны. К вашему сведению, Центр обязал меня срочно добыть информацию по применению ультрафиолетовых лучей. Они имеют ряд преимуществ перед звуковыми радиоволнами, которые, как показали военные действия, могут улавливаться противником и забиваться. Это во-первых. Во-вторых, мне необходимо получить данные по создаваемому в Америке самолету, управляемому на расстоянии. Для выполнения этих двух заданий я намерен подключить именно Твена. Только он, и никто другой, имеет для этого соответствующие возможности: опыт, изобретательность и умение находить нужных и надежных людей.

— И все же… — начал было Зарубин, намереваясь убедить Квасникова в том, чтобы оставить Твена за своей резидентурой.

Но Квасников был непреклонен. Будучи человеком твердым, обладающим независимыми взглядами, избавленными от посторонних влияний, он в тот же день направил шифротелеграмму Берии с заявлением о том, что резидент Зарубин частично оголил научно-техническую разведку и не стремится укрепить ее оперативно грамотными сотрудниками. Проявив тогда присущую ему настойчивость и принципиальность, Квасников все же взял под свое крылышко многоопытного Твена.

Особое значение с первых дней работы в Нью-Йорке Квасников стал придавать организации надежной связи с источниками и вопросам конспирации. Даже в стенах консульства он приучал подчиненных вести разговоры шепотом, не называя фамилий и псевдонимов агентов. Если же возникала в этом необходимость, то обязывал писать их на листках бумаги, которые потом сразу же сжигались. Самым уязвимым в работе разведки является передача секретных материалов от агента к разведчику. Квасников начал активно подключать к этому процессу связников. Знал он также, что агентам иногда приходилось выносить со своей работы огромный объем материалов — до полутора тысяч страниц, которые после перефотографирования в консульстве тут же следовало возвращать обратно, на объект. При этом нельзя было исключить, что заинтересованные спецслужбы могли обнаружить их отсутствие. Или агент мог попросту потерять документы при транспортировке.

И в этой связи Квасников предложил самим агентам фотографировать документы у себя на работе, что позволяло бы передавать сведения на непроявленной пленке. При возникновении же опасности пленку можно было легко засветить. Но главное — теперь отпадала необходимость встречаться дважды в день и расхаживать агенту по улицам с особо секретными материалами. К тому же подобное нововведение способствовало созданию более спокойных, нормальных взаимоотношений агента с разведчиком.