Т. 10. Река Вечности. Мир Реки. Рассказы - Филип Фармер

Стаффорд засмеялся и сказал:

— Как вы забавно выразились!

— Мне понадобилось немного времени, чтобы понять, что в этом мире нет ни лошадей, ни каких-либо других животных, за исключением человека, земляных червей и рыб. Поэтому я смастерил себе лодку. И принялся искать людей из моего времени в надежде, что повстречаю тех, кого когда-то знал. Или тех, кто слышал обо мне. В своей жизни я пользовался некоторой известностью: меня знали миллионы. Впрочем, об этом сейчас ни к чему. Я прикинул, что если людей разместили вдоль Реки в соответствии с тем временем, когда они родились — правда, с многочисленными исключениями, и один из них я, — то люди двадцать первого века должны жить неподалеку от устья Реки. Что, как я выяснил, вовсе необязательно. Итак, со мной были еще с десяток мужчин и женщин, и мы плыли по течению с попутным ветром… сейчас прикинем… э-э, около пяти лет. Время от времени мы делали остановки и сходили на берег, чтобы отдохнуть или поработать.

— Поработать?

— В качестве наемников. Нам давали отличные сигареты, выпивку, хорошую пищу. Взамен мы приходили людям на выручку — тем, которые, что и говорить, позарез нуждались в ней и у которых были уважительные причины. Большинству моих мужчин — да и некоторых женщин — пришлось немало повоевать на Земле. Так что кое-какой опыт имелся. Я, например, окончил военный институт в Виргинии…

Снова киношная уловка.

— О Виргинии я слышал, — произнес Стаффорд. — Но…

Тому Миксу пришлось прервать свое повествование, чтобы поинтересоваться, насколько Стаффорд сведущ в истории со времен своей смерти. Англичанин ответил, что получил некоторые сведения от одного странствующего албанца, который умер в 1901 году, и перса, который умер в 1897 году. Правда, он не очень-то доверял их сведениям. Оба являлись мусульманами, и поэтому соотнести их календарь с христианским было довольно сложно. К тому же ни один из них не знал как следует мировой истории. Один даже высказался, что американские колонии добились независимости только после войны. Верить ему или нет, Стаффорд не знал. Ведь это же нелепо.

— Канада осталась лояльна, — заметил Микс. — Вижу, что мне еще о многом надо вам рассказать. Я принимал участие в испано-американской войне, в восстании боксеров, в филиппинском мятеже, а также в войне буров. Я расскажу о них позже.

Ни в одном из этих сражений Микс не участвовал, да и какая, черт возьми, разница? Во всяком случае, он бы непременно повоевал, если бы ему представилась такая возможность. Он дезертировал из кавалерии США, где по второму разу отбывал контракт, потому что ему хотелось попасть на передовую, а проклятые штабники не пустили его.

— Пару раз нас брали в плен рабовладельцы, когда мы высаживались на берег, хотя внешне он казался вполне мирным. Нам везло, и мы убегали, но однажды настал час, когда из всей нашей первоначальной группы остался я один, остальные либо сами оставили нас, потому что им надоело скитаться, либо были убиты. Мою прелестную египтяночку, дочь фараона… ее, увы, тоже убили!

В действительности Мириам была дочерью какого-то каирского лавочника и родилась в восемнадцатом веке. Но Микс был ковбоем, а ковбои всегда любили слегка приврать. Ну, может, чуть больше. Во всяком случае, можно сказать — если образно выражаться, — что она была дочерью фараона. А в этом мире, как и в предыдущем, значение имели не сами факты, а то, что люди подавали за факты.

— Может, я встречусь с ней когда-нибудь, — произнес Микс. — И с другими тоже. Ведь их с таким же успехом могли вновь воскресить где-нибудь в низовьях или верховьях Реки. Помолчав, он продолжил: — Но вот что странно. Среди тех миллионов, а может, миллиардов лиц, которые я видел во время плавания, я не увидел ни одного знакомого мне по Земле.

— Я тут как-то познакомился с одним философом, который подсчитал, что вдоль Реки может разместиться по меньшей мере тридцать пять миллиардов человек, — сказал Стаффорд.

Микс кивнул:

— Ничего удивительного. Но можно подумать, что за пять лет лишь один… что ж, когда-нибудь этому все равно суждено случиться. Итак, я построил свое последнее судно год назад за пять тысяч миль отсюда и набрал новую команду. Поначалу у нас все шло как по маслу, пока мы не остановились у одного скалистого островка, чтобы поесть. Какое-то время мы не пользовались своими ведрами, так как слышали, что люди здесь чрезвычайно злобные. Но нам надоело питаться одной лишь рыбой, бамбуковыми побегами и желудевым хлебом из наших запасов. К тому же у нас кончились сигареты, а что до выпивки, так мы уже счет дням потеряли, когда пили в последний раз. Мы тосковали без этих прелестей жизни. Поэтому мы рискнули сойти на берег и пропали. Нас привели прямо к местной шишке, самому Крамеру жирному, уродливому субъекту из Германии пятнадцатого века.

Как и большинство чокнутых — прошу прощения, если среди вас есть такие, — он не примирился с фактом, что этот мир ничего общего не имеет с той загробной жизнью, которую он себе представлял. На Земле он был важной птицей — священником и инквизитором. Он сжег на костре после пыток черт знает сколько мужчин, женщин и детей к вящей славе Господней.

Сидевший подле Микса Иешуа что-то пробормотал, и Микс на минуту умолк. Он вовсе не был уверен, что в своем рассказе не зашел слишком далеко.

Хотя ничего такого, на его взгляд, не произошло, Стаффорд и его люди могут оказаться такими же ненормальными, как и Крамер, — по-своему, конечно. Во время своего земного существования большинство жителей семнадцатого века были непоколебимы в своих религиозных убеждениях. Обнаружив себя в таком странном месте, как это, не похожем ни на небо, ни на ад, они пережили настоящий шок. Некоторые не оправились от него до сих пор. Нашлись и такие, кто сумел приспособиться к новой среде обитания — и настолько успешно, что отбросили свою прежнюю религию и стали искать истину. Но очень многие, такие, как Крамер, по-своему истолковали окружающую их обстановку. Крамер, например, стоял на том, что этот мир является чистилищем. Он был потрясен, обнаружив здесь не только христиан, но и язычников. Он настойчиво утверждал, что учения церкви были ложно поняты на Земле. Священники, вдохновляемые сатаной, умышленно преподносили эти учения таким образом, чтобы извратить их. Но зато теперь он ясно видит, где Истина.

А вот тем, кто не видит ее, как он, надо показать. Крамеровские методы открывать людям глаза не отличались от его земных — колесо и огонь.

Когда Миксу рассказали об этом, он не стал спорить по поводу теории Крамера. Наоборот, изображая восторг, он принялся с жаром предлагать свои услуги. Смерть его не страшила, потому что он знал, что будет воскрешен через двадцать четыре часа где-нибудь в другом месте рядом с Рекой. Но он вовсе не хотел, чтобы его колесовали, а потом сожгли.