Воспоминания писателей ХХ века (эволюция, проблематика, типология) - Татьяна Колядич

"Я говорю довольно связно, повторяя уже много раз говоренное, а в это же самое время, как бы пересекая друг друга по разным направлениям и в разных плоскостях, передо мной появляются цветные изображения, таинственным образом возникающие из прошлого, из настоящего, даже из будущего, порождение еще не разгаданной работы механизмов моего сознания", — замечает один из мемуаристов. Катаев, 1, с.154.

Ломая привычную последовательную схему изложения, писатель невольно подталкивает нас к внимательному анализу отдельных ее составляющих, тех, на первый взгляд, незначительных событий личной жизни, из которых и складывается общий фон времени.

Поэпизодное построение обуславливает фиксацию внимания на каком — то одном моменте из жизни героя и концентрированное изображение именно данного состояния или взгляда персонажа на окружающий его мир.

Правда, создание эффекта непосредственного присутствия автора в повествовании, а в ряде случаев и сосредоточенность на передаче собственных впечатлений, наблюдений, переживаний характерны и для других отмеченных нами типов повествования. Но там они являются одним из приемов, а не доминирующим способом организации.

Критерием для выделения поэпизодного способа организации повествования является сознательная установка автора на создание своеобразного мозаичного эффекта, когда все художественное пространство разбивается на отдельные составляющие, небольшие фрагменты, объединяемые движением авторской мысли или общими темами, в зависимости от тех событий, которые стоят в центре, поскольку внутри возможны постоянные «уходы» в сторону. Одна и та же тема может возникнуть в повествовании неоднократно, и вновь повториться на уровне лейтмотива.

Само же повествование часто собирается из отдельных новелл, сюжетов, разнообразных вставок, отступлений. Иногда мы встречаемся с конструированием автобиографического повествования из отдельных новелл, которые также сюжетно замкнуты и обладают своим временем и логикой развития (в качестве примера подобного построения можно привести "Последний поклон" В.Астафьева).

Внешним выражением подобного "разорванного повествования", похожего на "киноленту воспоминаний" становится своего рода "покадровая разбивка", смена картин в соответствии с движением мысли повествователя, подробная детализация повествования (при концентрации внимания на составляющих его отдельных описаниях или портретных характеристиках). "По стилю — мемуары меньше всего походят на академические воспоминания. Скорее, это кинолента, раскадрированная жизнью поэтов 1910–1925 годов", — замечает один из авторов. Шершеневич, с. 418.

Иногда деталь превращается в своеобразный опознавательный знак, примету времени, встречаясь или повторяясь в воспоминаниях, посвященных описанию одного и того же периода.

Приведем один такой пример, также связанный с характеристикой личности через мир вещей. В ряде воспоминаний, например, приметой внешнего облика становится такая деталь как как пенсне: "со сложенным вдвое стальным пенсне в маленьком наружном карманчике". Катаев, 5, с.284.

Очень часто оно сравнивается с пенсне Чехова, воспринимавшегося современниками как символ интеллигента своего времени — "ее чеховское пенсне окружало черными ободками два опущенных глаза с веками, очень похожими на этот подбородок — подковку". Набоков, с.63. Сравним с описанием у Катаева: "папино пенсне — со стальной дужкой, пробковыми прокладочками в тех местах, где оно защипывало переносицу, и черным шнурком, пристегивавшимся к верхней пуговице жилета. Теперь такие пенсне называются старомодными или даже чеховскими и встречаются лишь на сцене, когда требуется изобразить дореволюционного интеллигента". Катаев, 3, с.13.

Пенсне становится и своеобразной черточкой характера, и обозначением беззащитности, доброты, честности, порядочности. Таков образ отца в воспоминаниях А.Мариенгофа: "На открытой книге лежит пенсне. Отец даже купается в них, а иногда и спит. Мне частенько доводилось острожно снимать их с его крупного прямого носа. Как у всякого близорукого человека, у отца совсем другие глаза, когда они не смотрят на мир через стекла. Они принимают другое выражение, другой оттенок, окраску, еще более мягкую, рассеянную, добрую. Они словно прикрываются тончайшим вуалем, который, как известно, делает лицо загадочным". Мариенгоф, с.56.

Описание героя создается автором на основании общего впечатления, какой — то случайно возникшей ассоциации и затем воскрешается на основе сравнения, броской детали, яркой метафоры. Не случайно позже описание «пенсне» или упоминание его станут атрибутом — постояным признаком отца. Сравним с характеристикой у Катаева, когда папа снимал пенсне, его лицо становилось "особенно милым и обезоруживающе растерянным". Катаев, 3, с.13.

Появление подобных фрагментов обусловлено самой природой воспоминаний как жанра. Различные темы, вводимые в повествование, рассуждения авторов практически обо всем, что их интересует, обуславливают конструирование сюжета в виде отдельных звеньев. Биография автора членится на фрагменты, наподобие отдельных актов, где каждый отрывок сюжетно самостоятелен". При сцеплении повествования из отдельных новелл, "узлов памяти" происходит полная «проработка» остановленного мгновения благодаря эффекту «растяжения» времени.

В начале ХХ века именно кинематографисты открыли и впервые применили прием монтажа — составление целостного образа из различных кадров и планов (крупного, общего, конкретного или индивидуального). Монтаж как способ образного мышления свойственен представителям разных направлений. Соединяя в общем движении часто разительно несхожие и необычайно непривычные для обычного сознания, художник устанавливает особенные причинно — следственные связи.

Тщательная проработка конкретного эпизода характерна и для живописи, когда картина компонуется из отдельных небольших фрагментов. Сами же фрагменты могут быть выстроены не только на основе традиционных реалистических деталей, но и геометрических фигур.

Внешне свободные по пространственно — временным связям конструкции возникают тогда, когда наблюдаются как синтез жанров, так и соединение поэтической и прозаической речи. Об этом, в частности пишет Д.Урнов, причем показательно, что в качестве примеров применения монтажа исследователь приводит произведения А.Белого, А.Блока, М.Горького и А.Чехова. _

Если проанализировать использование приема монтажа в мемуарном повествовании в различные периоды, то окажется, что прежде всего он проявился в воспоминаниях, созданных в 20-ые годы, затем исчез и вновь возвратился в литературу лишь в 60-ые годы. Авторы же воспоминаний, появившихся в 50-е годы, придерживаются традиционной описательности и принципа последовательного развития сюжета, аналогичного классическим воспоминаниям ХIX века (Ф.Гладков, К.Паустовский).

А.Белый ввел одним из первых систему монтажа как принцип организации повествования. В двадцатые годы многие испытали на себе влияние разработанного Б.Пильняком арсенала графико — ритмических средств, как известно основывавшего свою систему на принципах, предложенных А.Белым.

В качестве примера рассматриваемой нами конструкции можно привести "Сентиментальное путешествие" В.Шкловского, которое было создано именно в двадцатые годы. Весьма точно эту книгу охарактеризовал И.Эренбург: "Ее построение, внезапные переходы от одного сюжета к другому ("в огороде бузина, а в Киеве дядька"), ассоциации по смежности, мелькание кадров и подчеркнуто личная интонация, — все это диктовалось содержанием: Шкловский описывал страшные годы России и свое внутреннее смятение)". Эренбург, т.1. с. 394.

Подобную конструкцию мы находим и у Мариенгофа. По мнению Ю.Орлицкого, "…А.Мариенгоф в "Романе без вранья" (1926 г.) и особенно в «Циниках» (1928 г.) монтирует сюжетные повествовательные главки объемом в 2–3 страницы — с «мини» — главками, состоящими обычно из 10 строк и чаще всего — из одного предложения (или из ряда точек в скобках!), которые вводят в романное единство «внешние» голоса, газетные сообщения, курьезные вывески, цитаты и т. д. При этом самостоятельность и равноправие голосов подчеркивается отсутствием кавычек при включении "чужого текста" (вывески и объявления, например, просто размещаются в центре листа)". _ Аналогично построена и книга М.Мариенгофа "Мой век, мои друзья и подруги":

"Только в моем веке красные штаны, привязанные к шесту, являлись сигналом к бцуре в бывшем зале Благородного собрания.

Только в моем веке стены монастыря расписывались дерзкими богохульными стихами.

Только в моем веке тыкали пальцем в почтенного профессора Ю.Айхенвальда и говорили "Это Коган".

Только в моем веке знаменитый поэт танцевал чечетку в кабинете главного бухгалтера, чтобы получить деньги!