Трофейщик-2. На мушке у «ангелов» - Алексей Рыбин

Над городком поднимался толстый столб серого дыма. Ветра не было — столб стоял почти вертикально, расширяясь кверху. Все это выглядело бы даже красиво, если бы они не поняли, откуда валит этот густой дым. Горела церковь. Остроконечный шпиль, обычно хорошо видный из пасторского окна, затерялся в клубах, снизу густо-черных, светлеющих до нежно-серого, как мех какого-то редкого животного, уже выше, на фоне гор. В черноте дыма замелькали яркие лоскутки пламени.

Ник поднял оконную раму. Над городом стояла странная тишина, словно жители замерли, побросав дела. Словно обедавшие в ресторанах перестали стучать вилками и ложками, словно кассиры не нажимали на кнопки электронных касс, водители остановили машины, встали барабаны прачечной, деревообрабатывающие станки в мастерских, расположенных неподалеку от церкви, дети перестали плакать или смеяться. Как будто исчезли повседневные звуки, на которые обычно горожане, привыкнув, не обращают внимания и которые создают неразличимый днем городской шум. Шум, принимаемый днем за тишину, но очень отличающуюся от тишины ночной — настоящей.

Вот и сейчас Нику показалось, будто, несмотря на ярко светящее солнце, на город опустилась ночь. Он встряхнул головой, и тут же сирена полицейской машины — одна, за ней еще и еще, все ближе и ближе — избавила его от наваждения. Внизу послышались шаги, грохот, топот ног — судя по звукам, вбежали в дом.

— Мистер Дуайт! Господин пастор! — послышались взволнованные крики. — Скорее! Где вы?

Пожарные пришли на выручку первыми — в машинах было все необходимое для оказания помощи. Привыкшие выезжать не только на основную, так сказать, работу — тушить горящие здания, они нередко привлекались к помощи травмированным в дорожных катастрофах, иногда просто вытаскивали пьяных из каких-нибудь ям, куда те свалились, потеряв ориентировку. Последнее случалось в основном с туристами. В Дилоне не принято было пить. Вокруг запившего человека немедленно бы образовался вакуум и для него в полный рост вставал вопрос — продолжать оттягиваться в свое удовольствие, но при этом окончательно лишиться работы, общественного положения и общения с большей частью знакомых или же вернуться на путь истинный, публично покаявшись и принеся извинения окружающим за недостойное поведение…

Изуродованное лицо Дуайта не смутило пожарных. Они хотели захватить в больницу и Грэма, но тот, почувствовав внезапный прилив сил, наотрез отказался. Журналист присоединился к Нику с Робертом, которые двинулись к церкви. За квартал до горящего здания стояло оцепление, и им пришлось остановиться. Грэм пытался что-то объяснить пожарным, кричал, что он журналист, толкал их локтями, рвался вперед с упорством, вызвавшим у всех стоявших вокруг неподдельное изумление. У всех, кроме жены пастора, которая внимательно посмотрела на него, потом что-то шепнула ближайшему пожарному. Он подошел, осторожно, но крепко взял Грэма сзади за плечи и потащил, стараясь не причинить боли или неудобства, к машине.

Грэм, повернув голову, хотел было что-то закричать, но лица, дома, горевшая церковь, машины, облака поплыли у него перед глазами. Последнее, что он услышал, перед тем как окончательно потерять сознание, были слова Сары, идущей рядом с пожарным:

— Это шок. Я ведь раньше работала в больнице…

И тотчас, как обмякшего Грэма втащили в пожарную машину, с севера, оттуда, где находился полицейский участок, послышались частые сухие щелчки. Там стреляли.

Глава 4

Алексей проснулся оттого, что солнце било прямо ему в глаза. Еще не поднимая век, он, очнувшись ото сна, понял, что стоит жаркий день, утром не могло так палить — казалось, что сейчас сквозь веки, залитые ярко-красным жаром, он видит небо и это беспощадное, сверлящее голову солнце. Он повернул голову и только тогда открыл опухшие глаза, обнаружив себя лежащим на земле рядом с палаткой. Как он здесь оказался, он не помнил, весь вчерашний день обрывался в его памяти на том, как он перемахнул через жуткую яму на мотоцикле. Уже тогда Алексей был совершенно пьян. Как он попал обратно, что было потом — все это тонуло в алкогольном густом тумане.

— Лариса! — слабо прошептал он, не поднимая головы. Виски хоть и чистый продукт в экологическом смысле, но сейчас был как раз тот случай, когда, согласно одному из законов диалектики, количество перешло в качество. Голова у Алексея трещала, как после самой отвратительной «паленой» водки.

— Здесь я, здесь. — Лариса, оказывается, сидела рядом на травке и приводила в порядок ногти. — Проснулся, алкаш? Уже вечер, милый. Ты дрых почти сутки.

— Я не алкаш, — пробурчал Алексей. — Попить ничего нету?

— Алкаш, алкаш. — Алексей вдруг услышал в ее голосе незнакомые интонации. Вернее, они были нехарактерны для Ларисы — нежность не нежность, но что-то очень похожее…

— Надо же было марку держать, — сказал он, стараясь заглянуть ей в глаза. Это не удалось: каждое движение сопровождалось резкой колющей болью в висках. Эти уколы, накладываясь на постоянную тяжелую ломоту, становились совершенно нестерпимыми. Отчаявшись в попытке минимально активных действий, он снова прилег.

— Они мне вчера экзамен устроили? Так ведь?

— Ну да.

— Я и постарался.

Лариса встала.

— От твоих стараний я чуть с ума не сошла. Особенно когда ты обратно поехал, на заднем колесе…

— Что?! — Алексей резко сел и понял, что такими вот волевыми акциями можно если и не избавиться от похмельной боли, то хотя бы опережать ее приступы. — Что?! — повторил он. — Как это — на заднем колесе? Через ямищу? На заднем? Врешь!..

— Меня мама в детстве учила не врать. Сейчас принесу попить. — Лариса пошла прочь от палатки.

Алексей, кряхтя, поднялся на ноги и потянулся. Настроение было великолепным. Если бы не головная боль, он бы просто куда-нибудь помчался от избытка переполнявшей его какой-то дурацкой радости.

Вокруг костра сидели человек двадцать дэдхедов — покуривающих, что-то жующих, лениво пересмеивающихся, переговаривающихся, травящих, наверное, анекдоты… «Классные ребята. Повезло, что встретили этих парней». Вот, наконец, та самая Америка, о которой он столько мечтал! Алексей почувствовал дикий голод. Похмельный жор, как называли его питерские друзья состояние, когда на следующий день после пьянки человек мог умять кастрюлю супа или картошки — чего угодно, лишь бы было много. «Хороший признак, — подумал Алексей. — Организм, значит, не отравлен… Значит, голова скоро пройдет».

Он посмотрел вокруг: люди в черной кожаной униформе бродили по поляне, возились возле мотоциклов, валялись на траве. Интересно, смог бы он жить вот так — на колесах? Вряд ли. При всей тяге к приключениям он — человек домашний. Не такой, конечно, как родители, как множество знакомых, просиживающих после работы неделями возле телевизора, нет. Но все равно, все его коллекции оружия, книги — что это, как не попытка создать по-своему уютный угол, где можно спрятаться от всего мира, залечь, как медведь в берлогу, и хоть какое-то время — пусть день или неделю — существовать автономно. Не в физическом смысле — в духовном, что ли… Он еще раз потянулся, решив не думать с похмелья о высоких материях. Прекрасный день — вот чем надо жить. Сегодня, сейчас, ему хорошо. Он никому не должен, никого не обманул, не предал, не струсил, — вот и славно. Он имеет полное право жить сегодняшним днем… Мысли отказывались выстраиваться в логическую цепь, и это тоже веселило Алексея. Он вспомнил, как любил с друзьями нести всякую похмельную чушь и с каким удовольствием слушал, как несут ее остальные.

Лариса возвращалась, держа в руке бутылку пива. Алексей проглотил слюну и двинулся ей навстречу, уже по пути решив не пить сейчас пива, — вообще сегодня не пить. И без того все вокруг было замечательно, прямо, черт подери, какое-то счастье! Вот оно, оказывается, как выглядит счастье… Всего ничего. Солнышко — и свобода. И никуда спешить не нужно…

— Лариса, я же просил попить, а не выпить. Пойдем к ребятам, может, у них найдется настоящий мужской напиток. «Спрайт», например…

Лариса пожала плечами, но все-таки улыбнулась. «До чего же соблазнительно она выглядит! А говорят, что женщины с утра непривлекательны. Хотя какое там, к черту, утро — вечер уже…»

— Можно спросить, как мадам провела ночь? — Алексей говорил не поворачивая головы и поэтому не мог видеть усмешки на лице Ларисы.

— А как предполагает сэр?

— Сэр думает — в целомудрии и чистоте.

— Я с Мирандой всю ночь проболтала…

— С Мирандой? Она что, из твоих?..

— Из моих. Только не в том смысле, в котором ты думаешь. Миранда — классная тетка. У нее в Сан-Франциско свой тату-салон.

— Что?

— Господи, ты же дикарь, я и забыла! Салон татуировок. У вас что, в Питере нету таких?