Багряный лес - Роман Лерони

Он полазил по карманам, достал сигарету, закурил и спросил:

— Курыт хошь?

— Нет, — с усталостью в голосе ответил майор и прикрикнул: — Будешь рассказывать?

Солдат сначала опешил, но потом расплылся в довольной улыбке:

— Зачэм крычишь, да? Ты арэстованный, а крычишь. Сам учыл, когда арэстованный крычит, надо его кулаком морда… Да?

Теперь растерялся майор. Вдруг солдат-дурак точно въедет кулаком — с виду-то крепкий! Сильно пришибет.

— Так надо после суда, — пояснил он, мало надеясь на то, что его поймут. — С зэка. Понял?

— Как нэ понял — понял! Но ты молчы, а хошь гаварыт — гавары тыхо. Тогда Асан нэ будэт бить тебя ни суда, ни туда. Ты меня тапэр понял, да?

— Да, Асан, понял, — поторопился согласиться майор.

— Мы утром прыехал. Вагон уже стоял. Дожд был. Сыльный. Я весь мокрый. Лейтенант не стал вагон открыват. Гаварыл, что нэлза, кагда дожд. Прапаршик тоже так гаварыл. Он открыл скала, и зэка пашел работать, а мы тоже зашел в тунэл, чтобы сохнут. Савсем адэжда мокрый был! Мы бэгал лес, дрова носыл, огон делал, грэлса…

Он замолчал, к чему-то прислушиваясь, глядя в тёмный зев туннеля.

— Дальше-то что? — не вытерпел Краснухин, но ладонь солдата, остро пахнущая табаком, легла ему на рот.

— Тс-с-с. Нада малчат, — прошептал Ракханов. — Слушай…

Майор прислушался, но ничего не услышал, кроме мягкого шума ветра в верхушках сосен. Тихо.

Солдат убрал руку.

— Тагда тоже так… Слушаю. Нет, показалос. Опят слушаю — опят показалос.

— Послышалось, — поправил Краснухин.

— Э-э-э, ты думаеш, я савсэм дурак, да? Нэ нада!.. Я твой язык так знай, а ты мой — ничего. Вот.

Майор усмехнулся, но возражать не стал, побоялся.

— Сыдым, сыдым, — продолжал охранник, — грээмса. Харашо! Курым… Тут слышим крык! Всэ вскачыл. Лейтенант крычыт: туда бежат нада — драка! А прапаршик: нэт — тут нада сыдет. Он умный — знает, что мы савсэм нэ знаем шахта, и зэк сразу нас там будэт убиват, как ты Шашка. — Он тяжело вздохнул. — Хараший быль таварыщ Шашка. Зачэм ты его убиль, майор, а?

Ракханов вытер тыльной стороной ладони глаза.

— Сабака ты бэшэный, а нэ майор, — сказал тихо, без злобы, снова закурил. — Мы стаым, и нам страшна: много-много крычат из шахта!.. Потом такой шум, как табун по стэп скачэт. Громко! Потом еще громко! Мы савсэм страшна и назад пашел, автомат заражай. Лейтенант первый стаял. Дурак! Он сказал, чтоб сэржант брал палавина салдат и шел шахта. Прапаршик крычит: нэт! А лейтенант на него крычыт громко: я командыр! Мэня нада слушат! Сэржант пашел делат. Меня, слава аллаху, не брал. Я тут быль. Врэмя немного шоль — тихо, а потом опят люды крычат. Страшно. Я думал, их рэжут. Потом молчат и опят крычат, но близко. И много-много лошад бежат! Так шум, вот… Мне страшна, и я думаю: нэт там лошад! Нэт там и кошка, нэт собака, но кто так бэгат?.. Тут из шахта зэка выбегат, много: крычат страшна, мат и крычат! Сержант и солдат нэт. Слышим — они стрелят, а потом крычат, как их рэзат. Да, майор, так было!.. Потом шум савсэм рядом, и черный шайтан из шахта выбегат… Черный, балшой, как сразу два вагона! Он сыльный и балшой! Он рычит и на зэка кидалса: биль, рваль, кусаль!.. Ты мнэ нэ вэрыш — я знаю.

Майор улыбнулся.

— Вы дряни какой-то накурились!

— Нэ-эт! — возмутился Ракханов. — Зачем ты так гаварыл?! Я трава сэм днэй нэ курыл, и другой салдат тоже!

— Ладно-ладно, — пошел на попятную Краснухин. Его заинтересовал рассказ солдата, хотя он и не верил ни единому его слову. — Может сивуху пили. Ты рассказывай дальше. Так что твой "шайтан" дальше делал?

— Много нэ дэлал. Он бэгал здэсь, зэка биль, много. Мы в него стрелял, но он живой! Напал на лейтенант, удариль лапа — одын раз, и рука нэт и живот разрэзал. Потом убежаль обратно в шахта. Мы собираль мертвый зэка. Куски. Много. А лейтенант таперь мертвый, да.

— А где же остальные мертвые? — спросил Краснухин. — Я их не видел.

— Ты савсэм злой быль и слепой. — Солдат указал рукой в сторону платформы. — Видишь, они там лежат. Или ты опят слепой?

Точно, возле платформы рядком лежало несколько не накрытых трупов.

— И какой же этот, твой шайтан? Опиши его.

— Зачэм мой? — удивился Ракханов. — Я нэ хачу мой. Нэт… Он балшой был. Очень. Весь черный. Бегаль быстро. Глаза, как огон. Рот балшой — много-много зубов. Лапы тоже балшой, и когти, как сабля, да.

Тут майор не выдержал и расхохотался. Ракханов стоял рядом и с укоризной качал головой, потом вдруг сгреб Краснухина и зажал ему рот, с испугом шепча тому в ухо:

— Слушай, да?

Из туннеля доносились крики, от которых у майора по коже пробежал неприятный холод: кричали истошно и протяжно — такого он раньше никогда не слышал. Потом стали стрелять. Густой стрекот автоматов и вновь страшные крики. Потом все стихло, и в туннеле стал нарастать гул, словно из него вот-вот должен был выкатиться локомотив с вагонами — топот, пыхтение и рык приближались, становились отчетливее и громче.

Краснухин заволновался, слушая долетающие из туннеля звуки и глядя на конвойного, который широко раскрытыми глазами уставился в черный зев туннеля и весь застыл, окаменел от ужаса, перепугался сам.

— Опят суда бежит шайтан, — прошептал солдат. Было видно, что он перепуган насмерть.

Майор был бы рад думать, что в скале твориться все, что угодно, но только не то, что было рассказано конвойным. Он допускал, что там могла быть драка, звук которой, усиленный подземным эхом, становился похожим на этот накатывающийся рев и грохот. Но не мог себя обманывать. И не верил рассказу солдата. И это распутье пугало его еще больше.

— Ракханов, отстегни меня, — попросил он, презирая себя за вымаливающий тон, дрожь в голосе. Он дернул рукой, закованной в наручник. — Ну, Ракханов?..

— Нэт, нэ магу, майор, — солдат попятился, не сводя глаз с черной дыры туннеля.

Шум был уже где-то совсем рядом, у самого выхода. Краснухин задергался, стараясь вырвать запястье из стального кольца, сдирая кожу с руки, и совсем неожиданно для себя заскулил. В нем было еще что-то человеческое, но оно стояло как бы в стороне, безучастно наблюдая за беснующимся в смертельном отчаянии телом. Майор уже выл, скулил, брызгал густой белой пеной, колотился руками, головой об автомобильную дверцу, упирался в нее ногами, орал перекошенным от нечеловеческой натуги ртом, что-то совершенно неразборчивое.

Из туннеля раздались выстрелы. Оглушительные, совсем рядом. Стреляющих не было видно, но вспышки короткими мигающими молниями обесцвечивали черноту входа в шахту. Кто-то огромный и могучий зарычал с такой силой, что от нее по земле пробежала чувствительная дрожь и застонало тяжелое железо ворот. Что-то громоподобно рвануло камень, ухнуло. Облако серой пыли вырвалось на площадку. Вслед за ней выбежали несколько человек. Все грязные и окровавленные. Впереди бежал Сергеев, прижимая к боку висящую плетью руку. Китель на нем был распорот сверху донизу, и наружу, из разрыва, топорщилось лоскутами окровавленное белье.