Спасая Амели - Кэти Гольке

Тогда в мае эти страхи окончательно затмили сообщения Би-би-си о том, что пожилые бельгийки тащились по дорогам с плачущими младенцами на руках, а за ними шли молодые матери, навьючив на себя весь семейный скарб, – их преследовали безжалостные немецкие танки.

Когда последовали сообщения о том, что немецкие войска на полпути от французской границы до Реймса – гóрода на северо-востоке Франции – и уже готовятся к взятию Парижа, Рейчел вышла из комнаты. Она больше не могла слушать о разграблении маленьких французских деревушек, о вытоптанных пашнях, о забитом скоте, об оставленных вдоль дорог недоеных, ревущих коровах, об изнасилованных женщинах и девушках. «И все это во имя создания высшей расы, тысячелетнего рейха ужаса!» Рейчел стошнило прямо в раковину на кухне. Успокоившись, она умылась.

Во имя ускорения процесса очистки расы немецкая армия переселила пожилых тирольцев в Обераммергау и близлежащие деревеньки. От Рейчел не укрылась ирония судьбы: собрать тех, кого считаешь ниже себя, и поселить среди «немецкой элиты».

В первую же неделю, как тирольцы появились на деревенских улочках, Рейчел по пути на занятия драмкружка увидела толпу детей, которые что-то кричали, прыгали и над кем-то глумились. Подобные сцены в Обераммергау были редкостью, поэтому у Рейчел защемило сердце.

Она подошла к собравшимся, не поднимая головы. Группка из пяти подростков в форме гитлерюгенда окружила старика. Они дразнили его, обзывали словами, смысл которых Рейчел не совсем понимала – наверное, это был какой-то молодежный жаргон, – и сбили у старика с головы шляпу. Бедняга, изо всех сил пытаясь сохранять достоинство, наклонился, чтобы поднять свой головной убор, но подростки стали пинать шляпу вдоль по улице, задевая распухшие костяшки пальцев покрученной артритом руки своими сапогами.

Женщины, поравнявшись с группой юнцов, отвернулись, и Рейчел расслышала, как одна из них громко прошептала приятельнице:

– А чего вы ждали? Они нам здесь не нужны. Места и так не хватает. У нас и без них есть нечего, а они нас еще и объедают. Почему фюрер не вышлет их в другое место?

Двое детей помладше, из класса Рейчел, протиснулись сквозь толпу и, следуя за старшими, хлопали и улюлюкали с обочины. Рейчел не решилась прекратить издевательство, боясь привлечь к себе ненужное внимание, но все равно приблизилась к ученикам и схватила их за руки:

– Вы опоздаете на занятия. Вам ведь известно, что я не терплю опозданий. Пойдемте-ка со мной.

– Но мы хотим…

– Пошли… сейчас же! – И она повела детей в класс.

Рейчел не могла взять в толк, почему взрослые люди терпели подобную жестокость. Члены гитлерюгенда были крепкими, здоровыми ребятами, и за издевательства их только что не хвалили. Подростки потеряли голову.

Ей было больно наблюдать за тем, как унижают этого бедного старика и любого пожилого человека только потому, что у его народности странные обычаи, малопонятный язык и иные ценности. Рейчел видела теорию отца в действии – теорию отца и действительность Гитлера, – и это пугало ее больше всего.

«Джейсон был прав с самого начала. Мы как будто не верили, что Гитлер в точности выполнит свои обещания. Или мир просто ждет, что кто-то возьмет на себя ответственность и остановит его?» Рейчел мысленно застонала. Когда-то она считала риторику своего отца такой же безобидной, как утренняя газета. «Неужели мой страх, моя апатия – безразличие – чем-то лучше, чем совершенное им зло?»

Как ни умоляла Рейчел, курат Бауэр отказывался от ее помощи, не желая толкать девушку на еще более скользкую и опасную дорожку, чем та, на которую она уже ступила.

– Ваша первостепенная обязанность – обеспечивать безопасность Ривки и Амели, свою и своей семьи. Никто не способен спасти весь мир, однако каждый из нас может внести свою лепту.

– Но все остальные помогают мне. А кому помогаю я?

– Своей бабушке… она очень в вас нуждается. И малышке Амели. Подготовьте ее к жизни в мире слышащих, используя язык жестов, научите ее самостоятельности. А еще вы помогаете Ривке, у которой нет ни дома, ни семьи, ни родины.

Не такого ответа ждала Рейчел.

– Суть в том, чтобы жить… честно проживать каждый день. – Курат Бауэр смотрел на нее так, как будто разговаривал с ребенком. – Мы должны быть готовыми продолжать жить. Бóльшая часть жизни – это не опасность и не высокая драма. И наша ответственность заключается в том, чтобы помочь тем, кто рядом с нами.

– Быть ангелом-хранителем для ближнего своего – так говорит Фридрих.

– Или ближней. – Священник улыбнулся. – Иногда нести свой крест означает делать повседневную работу здесь, а не совершать эффектные, рискованные поступки где-то там.

Рейчел почувствовала, как зарделась. Ей не нравилось, когда ее мысли читали, как открытую книгу. Действительно, ей хотелось совершить что-нибудь потрясающее, что-нибудь опасное, что-нибудь по-настоящему достойное самоотречения. Ей хотелось… и она понимала, что в этом и заключается суть проблемы: она до сих пор руководствовалась собственными желаниями.

Наконец девушка кивнула.

– Именно так, как уверяют, и поступал Иисус, да?

Курат Бауэр удивленно поднял брови.

– Значит, вы понимаете.

– Наверное, Он не задумывался над тем, что отдать Себя на избиение, позор, распятие – эффектный поступок.

– Иисуса распяли за наши грехи. Он сделал это ради нас, потому что всем нам нужно было искупление.

– Всем нам, – повторила Рейчел.

Раньше она думала, что ей никто не нужен. Но теперь… теперь девушка уже не была уверена в этом.

В июне, когда немцы двинулись на Париж, последний корабль с британскими и французскими вооруженными силами на борту отправился из Дюнкерка к берегам Великобритании.

Премьер-министр Великобритании заявил, что, даже если Германия решится на вторжение в Англию, Британская империя «будет продолжать сражение, до тех пор, пока, в благословенное Богом время, Новый Свет, со всей его силой и мощью, не отправится на спасение и освобождение Старого».

Рейчел все не могла взять в толк, почему Соединенные Штаты – часть Нового Света – не вступают в сражение, почему не «отправляются на спасение».

Рейчел с Ривкой лежали ночью на чердаке и слушали запрещенное, тщательно спрятанное радио. Би-би-си передавало сообщение о массированных бомбардировках – Британия бомбила далекий Франкфурт. Рейчел искренне надеялась, что Институт сровняли с землей. Девушки гадали, как много понадобится времени, прежде чем британские бомбардировщики долетят до Баварии. Близость Обераммергау к Мюнхену заставляла их чувствовать свою беззащитность.

Фридрих возражал: маловероятно, чтобы стали бомбить Альпы, ведь в горах очень сложно обнаружить и поразить цели.

– Именно поэтому немцы и строят фабрики среди гор и пещер. Думают, что так безопаснее.

Но опасность чувствовалась везде, и моральный дух немцев ослабевал, особенно когда не приходили письма с фронта от отцов и сыновей и не публиковались списки убитых, раненых и пропавших без вести.

– Гитлер запретил печатать списки погибших и раненых, невзирая на победы на фронтах, – объяснил Фридрих. – Он не хочет, чтобы мы в тылу сравнивали наши потери с Первой мировой войной.

Бабушка согласилась с ним:

– Протесты против войны могут приблизить его конец.

Но Рейчел понимала, что неуверенность и страх за своих близких – мужей, сыновей и братьев – были невыносимы для тех, кто ждал дома. Ей было очень жаль этих людей.

К середине июня Рейчел дочитала книгу Бонхёффера и цитаты из бабушкиной Библии. Главные герои и их истории, их сила и множество неудач, то, в чем они отчаянно нуждались, были очень близки людям, которых она знала, – были очень близки самой Рейчел.

Больше всего Рейчел поразил Иисус – и не только тем, кем Он был, но и тем, как Он жил до своей смерти, тем, что при жизни не отвергал иудейского права, при котором был рожден, – закона, изначально казавшегося жестоким и суровым, – а исполнял его. Он призван был жить под защитой этого закона, пользоваться его привилегиями и в соответствии с его требованиями искупить грехи человечества, принеся Себя в жертву. Все это шло вразрез с воспитанием Рейчел… сама идея о том, что Библия может быть чем-то иным, нежели орудием усмирения человеческого честолюбия. Иногда во время чтения девушка бывала заинтригована, иногда чувствовала себя так, как будто занимается чем-то предосудительным. Ей было тяжело отмахнуться от голосов из прошлого.

Рейчел и Ривка подолгу перешептывались по ночам, обсуждали вопросы права, говорили о «Страстях Христовых», о попавшем в затруднительное положение решительном Иисусе, описанном Бонхёффером, анализировали утверждение священника о том, что Церковь обязана спасать евреев, которых преследует Гитлер.