Расставание с мифами. Разговоры со знаменитыми современниками - Алексей Самойлов

Он очень по-доброму относился ко мне. Как, впрочем, и еще один знаменитый человек, с которым мне выпало счастье быть знакомой. Я имею ввиду великого шансонье Александра Николаевича Вертинского.

Первый раз я увидела его на концерте в театре Эстрады, где тогда работала. То, как он пел, как его принимал зал, просто потрясло меня…

Спустя какое-то время я пошла на его концерт – теперь уже в Капелле – вместе с маминой подругой Верой Николаевной. Она слыла давней поклонницей Вертинского, они были даже знакомы. В антракте Вера Николаевна предложила мне заглянуть к нему за кулисы.

На мне тогда было синенькое платье с большим белым воротником, которое мне очень шло… Вера Николаевна представила меня. А он: «И чем же вы, голубушка, занимаетесь?» Я сказала, что снимаюсь в кино, вот снялась в «Пирогове»… «Да-да, – говорит, – с такой внешностью, конечно, вам надо сниматься».

Кажется, я понравилась ему. После концерта Вертинский продолжил разговор с нами, стал расспрашивать, где я училась, что читаю, кто мои родители… Он прекрасно умел слушать.

И как-то так случилось, что с той поры всякий раз, когда Вертинский приезжал в Ленинград, я ходила на концерты как его добрая знакомая. Он всегда был очень вежлив, мил. И однажды пригласил меня в ресторан.

– Вы на сегодня остались одной из немногих, кто ужинал с самим Вертинским…

– Да-да… Ужас какой-то! Сколько же мне лет?.. Тогда, помню, впервые попробовала жюльен. Ну, откуда я знала, что это такое. Пришла домой и говорю: «Мама, я ела жюльен. Представляешь, я ела жюльен».

Я продолжала сниматься в кино. Но роли мои были небольшие и не очень запоминались. И вот неожиданно в очередной приезд в Ленинград Александр Николаевич сказал мне: «Голубчик мой, сейчас на студии Горького, где я снимался, готовится фильм «Княжна Мери». Вот ваша работа, ваша роль – Вера. Принесите фотографию, я передам ее на картину». И сдержал слово, передал фотографию режиссеру Анненскому. Так, с легкой руки Вертинского началась моя настоящая кинематографическая карьера.

Поначалу меня решили попробовать на роль Мери. Загримировали, сделали из шатенки жгучую брюнетку. Но, как и следовало ожидать, вариант не прошел. Хоть я и смотрелась намного младше своих лет, но для роли Мери, если следовать Лермонтову, нужна была все-таки совсем девочка…

Я отправилась в Ленинград, где вскоре получила телеграмму, в которой говорилось, что, если я соглашусь перекрасить волосы и стать яркой блондинкой, меня будут пробовать на роль Веры. Я согласилась… Но в ярких блондинок перекрасились и другие претендентки, и худсовет, увы, выбрал не меня… Я опять уехала в Ленинград, ужасно обидевшись на весь кинематограф.

И снова – телеграмма: «Оставайтесь блондинкой. Созван второй худсовет. Теперь прошла Ваша кандидатура»…

После «Княжны Мери» я снималась у Марка Донского в фильме «Мать», у Рыбакова в первом советском детективе «Дело № 306», и, наконец, наступил мой звездный час: режиссер Леонид Луков пригласил меня на одну из главных ролей в фильме «Разные судьбы».

Фильм имел оглушительный успех. Он прожил на экране большую, долгую и очень счастливую жизнь… Это был мой взлет, моя удача, мой творческий рай и вместе с тем… моя Голгофа.

По утверждениям критиков, я удивительным образом (даже более чем талантливо) воплотилась в отрицательный персонаж: прекрасную, обольстительную, но злую и коварную свою тезку Таню. Я сделала, наверное, больше, чем требовала роль… Я заигралась в желании придать неподдельное очарование этой вамп-дамочке.

– Но такие дамочки очень часто нравятся мужчинам…

– Да! И ломают их судьбы. Правда, в моем случае экранная Таня навредила будущему реальной актрисы Татьяны Пилецкой… После этого фильма мне приклеили ярлык: «Она злая». И многие роли, которые я готова была сыграть, прошли мимо. Я ничего не могла поделать. Какие бы прекрасные пробы ни были, на фильм меня не утверждали! Предложения стали поступать все реже и реже…

Какой парадокс: с одной стороны – успех, популярность, фотографии в каждом киоске, поездки в капстраны, а с другой – сниматься я стала редко, словно исчерпав ролью Тани свои актерские возможности.

Я ушла из кинематографа, проработав там 15 лет и снявшись в 35 фильмах. Ушла, чтобы стать актрисой театра. Уже 30 лет я работаю в театре имени Ленинского Комсомола (теперь это «Балтийский дом»), и на его сцене стала народной артисткой России.

Красный кабачок

– Итак, балет, кинематограф, сцена драматического театра… Но вот передо мной Ваша книга «Серебряные нити», где Вы проявили себя и как человек, которому не чуждо литературное творчество. Книга автобиографична, но включает в себя небольшие художественные новеллы, стихи. И исторические изыскания, касающиеся Вашей родословной. Чем же так влекут Вас тени далеких предков?

– Многие годы для меня их судьбы являлись тайной за семью печатями. Но где-то в конце 80‑х – начале 90‑х годов, когда ни отца, ни мамы давно уже не было в живых, у меня появилось жгучее желание снять покров с этой тайны. Все началось со старинных портретов, хранившихся в семье.

В квартире на Таврической еще до войны на видном месте висели два портрета и маленькая картинка, шитая бисером. Один портрет написан маслом. На нем изображена молодая, очень некрасивая женщина с мужской стрижкой ежиком, в зеленом мундире с красным стоячим воротником и с тесаком через плечо. Второй портрет – литография этой же женщины в преклонном возрасте. На платье ее красовались воинские награды: железный крест и медаль. Литография и картинка, шитая бисером, сохранились по сию пору. А портрет, писанный маслом, исчез во время войны.

Еще маленькой девочкой я знала, что на портретах – моя прапрабабушка Луиза Кессених и что вышивку делала тоже она. Теперь, после работы в архивах, я знаю, что родилась Луиза в 1786 году. Вышла замуж; имела от первого мужа двух детей. Ее муж, прусский офицер по фамилии Графемус, уехал в Петербург и определился на воинскую службу. Во время войны с Наполеоном он погиб в одном из сражений. Но еще до того, как это произошло, Луиза Графемус, услышав о приходе российских войск в Германию, решила отыскать отца своих детей.

Скрыв свой пол, она вступила в корпус генерала Блюхера, который в составе прусской армии воевал против французов. Женщина-улан сражалась во всех битвах 1813 года. При Буццине была ранена в шею, при Ганау – в ногу, при Метце получила ранение, которое заставило ее провести два месяца в госпитале. Была еще раз ранена в 1815‑м. Лишилась правой руки и в чине уланского вахмистра вышла на инвалидный пенсион.

О подвигах и судьбе моей прапрабабушки писали тогдашние газеты. Ее называли «второй Дуровой».

Она жила в Германии, затем переехала в Петербург, вышла замуж за печатника Иоганна Кессениха, рожала и воспитывала детей… Жизнь ее постепенно клонилась к закату, и, казалось, можно уже поставить точку в биографии женщины-улана. Но не тут-то было. В 40‑х годах XIX века о Кессених заговорили вновь. Теперь – как о владелице… столичных увеселительных заведений.

Она содержит «Красный кабачок» – небольшой, существовавший еще со времен Петра I трактир на десятой версте Петергофской дороги, вошедший в российскую историю тем, что здесь провела бессонную ночь накануне прихода к власти будущая императрица Екатерина II.

Об этом кабачке писали Пушкин, Лермонтов, Тынянов и Алданов. Существуют и воспоминания о том, как царила здесь под своим портретом – помните, в мундире и с тесаком? – однорукая Кессених. При ней кабачок славился вафлями, прохладительными напитками и знаменитыми танцевальными вечерами для гвардейцев.

Был у Кессених и свой танц-класс на Фонтанке у Измайловского моста, в доме Тарасова. О нем тоже написано немало. Не знаю уж, хорошо ли танцевала моя прапрабабка и вообще могла ли она танцевать, учитывая возраст, но атмосфера веселья и особой лихости всегда наполняла ее прославленное на весь Петербург заведение.

Я иногда задумываюсь о генах… Конечно, вряд ли от Луизы Кессених унаследовала я любовь и способность к танцам. Но моя прапрабабка неоднократно, почти мистическим образом, напоминала мне о себе. Моим первым мужем, как и у Луизы, был офицер, правда, морской; мое первое знакомство с профессиональной сценой произошло в Измайловском саду, в деревянном театре, который стоит на месте танцкласса Луизы Кессених; впервые в кино я пришла на эпизодическую роль всадницы, а затем был фильм «Олеко Дундич», где приходилось не только скакать на лошадях, но и объезжать их. И я не испытывала ни малейшего страха. Была лишь радость от захватывающей дух скачки. Ау, прапрабабушка моя, женщина-улан…

Теперь о другой ветви своего рода – Урлаубах. Они появились в России в начале XX века. Первым был художник и продолжатель династии немецких художников – Август Урлауб. Два его сына, Федор и Яков, обладая, как и отец, талантом живописца, прекрасно пели и были актерами императорского театра. Вот, оказывается, откуда идут моя музыкальность и склонность к лицедейству…