Страна игроков - Иван Жагель

Это был долговязый, худой мужчина лет сорока пяти, со светлыми волосами и неопрятными, торчащими во все стороны усами. Он производил впечатление неуверенного в себе человека, который, чтобы преодолеть свои комплексы, иногда специально идет на конфронтацию с окружающими, и в таком случае найти компромисс с ним становится совершенно невозможно.

– Сегодня в Кремле засели люди, называющие себя демократами, – начал он каким-то по-мальчишески неровным, срывающимся голосом. – Они много говорят о защите прав человека. В то же время эти, так сказать, борцы за законность, справедливость вроде бы не замечают, что русские в нашей многонациональной России остаются самым угнетенным, униженным народом. Так было все семьдесят лет при большевиках, так происходит и сейчас, когда им на смену пришли демократы. Вы спросите: почему?! – Он перешел почти на фальцет. – Потому что и те и другие являются ставленниками международного сионизма! Проще говоря, это – обыкновенная жидовская мафия, которая уже несколько веков пытается уничтожить Россию, сделать русских рабами!

Одна часть зала встретила это заявление бурными аплодисментами, другая – настороженно притихла. Гнедаго нахмурил брови и стал просматривать какие-то бумаги, делая вид, что не слышал последние слова.

Еще когда подполковник Меринов выходил к трибуне, Виктор краем глаза заметил, что похожие на студентов молодые ребята рядом с ним вдруг засуетились. А как только со сцены полетели слова о «жидовской мафии», они вскочили на ноги и развернули над собой рулон бумаги. На нем красной краской было написано: «Фашизм в России не пройдет!»

– Фа-шис-ты! Фа-шис-ты!! – принялись скандировать они.

Почти сразу их голоса утонули в поднявшемся в зале шуме. Присутствующие поворачивались назад, вставали с мест, переговаривались друг с другом. Весь этот гам смог перекрыть только зычный голос генерала Гнедаго, который с побагровевшим лицом завис над столом президиума.

– Что за бардак!! – рявкнул он. – Кто пустил этих людей в зал?! Немедленно вывести!!

Вверх по проходам тут же побежали плотные молодые люди. Виктор сидел с краю и, понимая, что сейчас эти бравые ребята полезут через него усмирять бунтовщиков, встал и сделал шаг в сторону. Но в следующее мгновение кто-то сзади выкрутил ему руки и поволок из зала.

Ребров попытался вырваться, в ответ его согнули чуть ли не вдвое, и все происходящее он стал видеть перевернутым. Было забавно наблюдать, как одни охранники вверх ногами тащили к выходу пятерку студентов, другие вверх ногами рвали в проходе плакат с крупными красными буквами.

Когда всех выволокли в вестибюль, где было потише, Ребров опять стал объяснять, что произошла ошибка и что он не имеет никакого отношения к студентам. Впрочем, охранники замешкались только на секунду, а потом потащили всех к выходу из кинотеатра. Тут в пустом фойе эхом разнеслось звонкое:

– Стойте, идиоты! Остановитесь!

Виктор узнал голос Хрусталева. Тяжело дыша после пробежки, Роман чуть ли не силой стал разжимать пальцы людей, выкручивающих Реброву руки.

– Отпустите! – шипел он. – Это наш человек.

Охранники с явным неудовольствием повиновались. Никто не любит, когда его труд не ценят, особенно если в дело вкладываешь всю душу.

– А что делать с этими? – показывая на худосочных студентов, с заломленными за спину руками, обиженно спросил один из них, очевидно, старший.

– Выведите на улицу и отпустите. И перестаньте выкручивать им руки! опять перешел на крик вспыльчивый Хрусталев.

Студентов повели на свободу, а Роман виновато поправил на Реброве одежду.

– У тебя какая-то удивительная способность попадать во всякие приключения, – сказал он.

– Ничего, ничего, все в порядке, – отстранился Виктор.

– Ты же понимаешь, что этого дурака Меринова наш генерал не поддерживает, – попытался оправдаться Хрусталев. – Но и демонстративно порывать с ним сейчас не время. Скоро президентские выборы, а Меринову многие сочувствуют на правом фланге нашего движения…

Ребров отметил про себя, что его бывший начальник потихоньку осваивает армейский сленг, а вслух произнес:

– Я понимаю…

– Но, в целом, ты же видишь, какая сила собралась вокруг Гнедаго. Думаю, вашей организации есть прямой смысл сотрудничать с нами… Кстати, специалисты союза могли бы заняться разработкой нашей совместной экономической программы. Ты можешь официально передать такое предложение Большакову – я с генералом обсуждал этот вопрос.

– Хорошо-хорошо, – кивнул Виктор.

Ему очень хотелось на свежий воздух.

– А ты что, уже уходишь? – разочарованно поинтересовался Роман.

– Да. У меня срочные дела.

– Надеюсь, этот инцидент не…

– Нет, что ты! Все нормально!

– А как ты себя чувствуешь?

– Лучше трудно себе и представить! – заверил своего бывшего начальника Ребров и, подарив ему лучезарную улыбку, поспешил на улицу.

Глава XXI

ГРИБОК КОНФЛИКТНОСТИ

1

В начале марта у Игоря Стрельника был день рождения, который он решил отметить на родительской даче, пригласив туда на два выходных дня близких друзей. Позвонил он и Реброву.

– Могу я приехать не один? – поинтересовался Виктор.

– Конечно. Я ее знаю?

– Во всяком случае, ты ее видел.

– Не хочешь говорить, кто это? Ну, хорошо, буду ждать твой худосочный сюрприз.

Когда Анна Игнатьева вышла из потрепанной «Лады» Реброва, открывавший ворота хозяин дома потерял дар речи и способность двигаться. Он застыл рядом с вылепленной у крыльца снежной бабой, образовав вместе с ней живописную композицию.

– Похоже на ледяную скульптуру, – заметил Ребров. – Аня, посмотри, если не считать дурацки выпученных глаз и отвисшей челюсти, это была бы копия моего друга. Ты его помнишь? Я тебя с ним как-то знакомил.

Они уже прошли в дом, когда Игорь наконец очнулся и поплелся вслед за ними.

– В детстве меня уронили на пол, – сбивчиво объяснял он свою реакцию, – и с тех пор на меня иногда нападает столбняк. Один раз это случилось, когда я женился и от меня требовали сказать: «Да», – или всего лишь кивнуть.

Хотя Ребров уже много раз бывал в этот доме, он не переставал поражаться его громадным размерам. Высокопоставленные чиновники первого в мире рабоче-крестьянского государства, несмотря на их аскетический образ, нарисованный более поздними поколениями, имели достаточно нескромные представления о приемлемых стандартах человеческого жилья и, как всякие первопроходцы, пытались опробовать их на себе.

Игорь, сохранивший ранние детские воспоминания о своем деде, рассказал как-то Виктору, что этот загородный особняк всегда обслуживали по меньшей мере две домработницы. Сейчас же за домом присматривала пожилая пара с Украины, приехавшая в Россию на заработки. Женщина убирала, готовила хозяевам еду, а ее муж плотничал: и в самом доме, и на соседних дачах ремонтировал крыши, заборы, врезал новые замки и подгонял двери, перекосившиеся за зиму.

Для гостей были отведены спальни на втором этаже. Комната Виктора и Анны выходила на темный, еловый, запорошенный снегом лес. Здесь стояли массивная дубовая кровать, застланная поверх одеяла шерстяным клетчатым пледом, и не менее внушительный дубовый платяной шкаф со скрипучими дверцами.

Народу на день рождения Игоря собралось не очень много. Самыми заметными была супружеская пара – Олег и Вика Рубины. Оба они когда-то учились с Игорем на факультете журналистики Московского университета, а теперь работали в «Комсомолке». Приятные молодые ребята, но на правах старых друзей хозяина они производили так много шума, что их местоположение в доме можно было определить в любую секунду.

Еще один гость был не таким шумным, но привлекал к себе не меньше внимания – актер МХАТа Виталий Валетов, друживший с Игорем с детства. Они росли в одном дворе. Ребров немного знал Валетова, тот иногда заходил к Стрельнику в редакцию поболтать и одолжить немного денег. Актер постоянно зачесывал ладонью назад свои длинные прямые волосы и имел не очень приятную манеру в упор глядеть собеседнику в глаза, поигрывая легкой улыбкой на губах. Виктор никогда не видел Валетова на сцене и не знал, какие роли ему доверяют в театре, но в жизни он постоянно изображал плейбоя.

Вместе с актером притащилась молодая смазливая девчонка. Она явно хотела казаться умнее, чем была, поэтому все время молчала и постоянно на что-то обижалась. Неудивительно, что вскоре все забыли, как ее зовут, и перестали с ней общаться.

Наконец, на день рождения Игоря приехала и его старая подруга – Лера Веролайнен. Она не состояла в штате ни одной из московских газет, но довольно часто печатала в различных изданиях, в том числе и в «Народной трибуне», очень приличные, хотя несколько экзальтированные статьи. Ее хорошо знали и признавали в столичных журналистских кругах, тогда как сама она признавала только себя, Игоря Стрельника и еще двух-трех человек.