Стоянка поезда – двадцать минут. Роман - Юрий Мартыненко

— А по кому ваши пушки стреляли?

— По фашистской технике, по танкам стреляли.

— Расскажите о каком-нибудь случае! — хором просят ребята.

— Через речушку, неширокую, но глубокую был мостик. К нему с той стороны подошли четыре самоходки немецкие. Метров триста-четыреста до них было. Я командую: «По первой огонь!» Думаю, если одну подобьём, то остальные убегут, ну или мы их всех перебьём, мост они всё равно не пройдут. А у наводчика, он недавно на фронте, руки задрожали. Промахнулся наводчик и попал в мост. Щепки в разные стороны полетели. Самоходки остались без переправы и через речушку не прошли.

— А по пехоте стреляли? — спросил чернявый восьмиклассник, над верхней губой пробивался тёмный пушок. Парнишка мечтал окончить школу и поступить в Коломенское высшее командное артиллерийское училище. Мать была против — слишком далеко от дома, даже советовалась как-то по этому поводу с Василием, зная, что он воевал артиллеристом. Василий посоветовал, если парень мечтает, мешать не надо. Если судьба, то поступит и всё будет хорошо, если не судьба, вернётся из Коломны домой.

— Конечно! По пехоте, по пулемётным точкам. Пулемёт засекли, выстрелили, вспышка и он замолчал. В атаке свою пехоту поддерживали, катили пушку вслед за цепью. Иной раз так стреляли, что краска горела, стволы были красные.

— Ранения у вас были?

— Когда меня первый раз ранило, спасла зимняя одежда. Начался миномётный обстрел, и у меня вся шинель, шапка, валенки, брюки ватные — всё было изрешечено осколками. Из носа и ушей кровь шла, и несколько дней я не говорил. Потом только начал потихоньку заикаться. А позже и речь восстановилась. Несколько лёгких ранений было, но я дальше медсанбата не ходил, и всё время возвращался на свою батарею. А тяжёлое ранение в грудь получил в Сталинграде. После госпиталя списали подчистую из армии.

— А сколько было человек в расчёте пушки, которой вы командовали?

— Наводчик сидит на станине и смотрит в прицел. Заряжающий заряжает. Третий номер справа, он следит за откатом: «Откат нормальный!» 650 миллиметров должно быть. Это значит, система гидравлики работает в норме. Но сразу поясню, ребята, что у «сорокапятки» гидравлики нет, она имеется у орудий большего калибра. Это, чтоб вам понятно было, — Василий брал мелок и рисовал на классной доске пушку. — Для полного расчёта должны быть еще два подносчика снарядов, но их обычно не было, постоянный некомплект. Две пушки во взводе долго тоже никогда не было. Смотришь — или станина в небо смотрит, или ствол в землю упёрся. Ну и люди, конечно. Или ранит, или убьёт.

— Дядя Вася, а сколько танков вы подбили и сколько фашистов убили?

— Да, как-то не считал, — смутившись, отвечал Василий. — Все артиллеристы подбивали. На то она и артиллерия, чтобы не пропускать броневую технику, подавлять огневые точки… «Сорокапятка» — пушка хорошая, но даже в 1942 году немецкие средние танки было трудно подбить. Вот 76-миллиметровая другое дело…

— Конная тяга всю войну была?

— Я всю войну не воевал. Только до начала сорок третьего года, до Сталинграда, пока не ранили… А про конную тягу скажу так. Да, пару лошадок сзади прятали, старались их окапывать. Делали ровик с капониром, чтобы от осколков уберечь. Ими один ездовой занимался. Когда приходилось реку форсировать, ездовой посередине плыл, справа и слева от него плыли лошади под уздцы.

— Чем кормили лошадей?

— Фуражом обеспечивал хозвзвод, а ездовые кормили лошадок. Был ветврач. Часто лошади болели мокрицей. Чуть выше копыт, где костяшки, там гнилость появлялась. Помню, мазали дёгтем.

— Что самое трудное на войне?

— Самое трудное, мне кажется, тяжёлый физический труд. Например, часто копали новую огневую позицию. Сколько земли приходилось перекапывать?! А ведь где-то она мягкая, а где-то каменистая! Вот где беда!

— Сколько национальностей воевало с вами?

— Много. В нашей батарее были украинцы, белорусы, казахи, узбеки, грузины, армяне, татары.

— Как кормили на фронте?

— По-всякому приходилось. Представьте себе огромную армию в несколько миллионов человек, а точнее, больше десяти миллионов! Это сколько надо было продовольствия, чтобы всех накормить?! Вся страна работала на армию. Те области, которые не были под немцем, то есть, не оккупированы. Деревня последнее отдавала фронту. Сама жила впроголодь. Потому и выстояли, и победили фашистов!

— Какой самый страшный момент вам запомнился?

— Навсегда запомнил, как танк давил. И ещё страшно, когда танк в тебя стреляет. Ты видишь дымок, а звук не слышишь. Однажды, во время боя нас танк проутюжил, пушку раздавил, а мы с наводчиком успели спрыгнуть в траншею. Танкист, видно, хотел нас там и похоронить, но, наверное, был неопытный. Он один раз крутанулся и уехал, и мы смогли выбраться. Долго, правда, отплевывались. Из носа и ушей кровь шла. Обезумевшие вылезли… Двоих мы не смогли спасти, откопали, а они мёртвые.

— А много раненых было на войне?

— Много. Но наши госпиталя работали так, что семьдесят процентов из раненых вновь возвращались в строй.

— А которые были сильно ранены, их куда отправляли?

— Домой возвращались… К родным… Вот, например, как я…

— А как вы к немцам относились?

— Тут я вам такой случай расскажу. Как-то мой взвод стоял на позициях вместе с батареей «сорокапяток» и батареей 76-миллиметровых орудий и на нас вышла большая группа немцев. Оружие побросали, руки подняли: «Гитлер капут!» Кого-то отвели в штаб полка, а старшина полковой батареи с разрешения начальника артиллерии оставил немца, похожего на Швейка, маленький такой, толстенький, уже в годах под сорок. Вот он старшине помогал, лошадку ему дали. Как-то пошёл он ноги помыть, и солдат дал ему маленький кусочек мыла. Помыл он, сел сапоги надеть, а лошадь мыло съела и пена у неё изо рта. Немец кругом бегает, глаза выпучил и кричит: о майн гот, о майн гот! По-русски это означает о боже мой!

На этом рассказ Василия Васильевича Федотова прерывался дружным смехом слушавших его с интересом, исчерпавших фантазию для вопросов школьников.

Рассказывать о войне ребятишкам — трудная вещь для любого ветерана. Ведь всякая война — это, по сути, массовые убийства. Как об этом изложить достоверно и доходчиво, правдиво? И всё ли можно рассказывать? Всю ли правду? И какую правду? Например, о том, как донимали-мучили вши. Эти проклятые насекомые для бойца считались вторым врагом после фашистов… Разные люди встречались. Запомнились два. Один узбек был интересный. Угрюмого вида, сидит такой и начинает философствовать: «Один — яиц, два — муди, один — человек, два — люди». Что можно о замполитах сказать? Полкового замполита видели редко, он иногда приходил как большой начальник. Чаще был пропагандист, один майор.