Притяжение Андроникова - Коллектив авторов

Описывая себя в боевом черкесском наряде, его герой Печорин говорит: «И точно, что касается до этой благородной боевой одежды, я совершенный денди: ни одного галуна лишнего, оружие ценное в простой отделке».

Оружию воин придавал первейшее значение. «Бешмет всегда изорванный, в заплатках, а оружие в серебре», – сказано у Лермонтова в повести «Бэла» о Казбиче. Бывалый кавказец Максим Максимыч с презрением отзывается об осетинах: «Преглупый народ… ничего не умеют… и к оружию никакой охоты нет: порядочного кинжала ни на одном не увидишь».

У лермонтовского «настоящего» кавказца, знающего во всех тонкостях быт горцев, «завелась шашка, настоящая гурда и кинжал – старый базалай».

Как известно, дагестанское оружие считалось на Кавказе лучшим и славилось далеко за пределами Кавказа – в России, Турции, Иране. Интересно, что все хранящееся в Пушкинском доме оружие, принадлежавшее Лермонтову, – дагестанской работы: шашка, кинжал, кавказский пояс. Причем шашка была изготовлена на заказ, на лицевой стороне устья шашки той же чернью, что и растительный орнамент, выполнен герб рода Лермонтовых, а на внутренних срезах выгравировано: «Михаила Лермонтова».

Оружие, изготовленное на заказ, ценилось особенно дорого. М. Ю. Лермонтов знал широко известного тифлисского мастера Геурга Эмарова.

Об этом свидетельствуют его тексты: «…я снял с мертвого кинжал для доказательства… несем его к Геургу. Он говорит, что делал его русскому офицеру»; «В серебряных ножнах блистает мой кинжал, Геурга старого изделье».

В числе прочего упоминает М. Ю. Лермонтов и турецкое оружие.

В русских войсках холодное восточноазиатское оружие стало известно гораздо раньше, чем в западноевропейских странах. Турецкие сабли русские воины носили уже в XVI веке. В Оружейной палате хранится сабля Ф. М. Мстиславского, изготовленная «по турецкому образцу», и турецкого типа сабли, принадлежавшие К.3. Минину и Д. М. Пожарскому.

Распространению турецкого оружия способствовало могущество Османской империи, затем – многочисленные войны со странами Кавказа и Россией. В 1826 году в Турции было расформировано «новое войско», в котором главным оружием янычар был ятаган. Но в качестве неуставного холодного оружия ятаган остался и имелся практически у каждого солдата.

Холодное восточное оружие XVIII и даже первой половины XIX столетия – большая редкость, так как оно было в частом употреблении, изнашивалось. К тому же рукояти, отливаемые двумя составными частями, часто раскалывались на половинки. Сырья было мало, и вышедшее из строя старое оружие перековывалось на новое. Поэтому рукоять ятагана представляет собой историческую, художественную, музейную и коллекционную ценность как редкий предмет рубежа XVIII–XIX веков[26].

Завершилась работа по изучению и описанию подаренного В. А. Андрониковой предмета, и он занял своё место в экспозиции барского дома «М. Ю. Лермонтов и Тарханы в контексте эпохи». Но история новых находок, связанных с именем И. Л. Андроникова, на этом не закончилась.

В письме от февраля 1995 года Николай Алексеевич Никифоров писал: «Меня связывала большая дружба с Ираклием Луарсабовичем. Он много раз обещал мне приехать в Тамбов, „кружком означенный навсегда”, но встреча с местами, связанными с казначейшей, не состоялась… занят, недосуг.

Большое впечатление на Ираклия Луарсабовича произвел мой подарок – книга моего земляка Алексея Николаевича Нарцова о Мартынове, которому он доводился внуком. Книга была выполнена в подарочном варианте, а значит – уникальная, что подтверждает подпись на его фотографии для меня. Я бережно храню его письма, фотографии и книги с автографами, – фото посылаю (копия).

С самыми добрыми пожеланиями.

Сердечно Н. Никифоров».

О фотографии И. Л. Андроникова, присланной им Н. А. Никифорову, стоит рассказать подробнее. Это широко известная фотография Ираклия Луарсабовича. Многие видели ее в заключительных кадрах документального фильма о лермонтоведе «Оглядываясь назад…» Фильм был показан в 1998 году к восьмидесятилетию со дня рождения И. Л. Андроникова по Центральному телевидению.

Н. А. Никифоров получил точно такую же – но с любопытной, на первый взгляд непонятной подписью на обратной стороне: «Глубокоуважаемый Николай Алексеевич, по Вашему требованию снялся и посылаю свой профиль и правую руку: готов дать ее на отсечение, если найдется среди лермонтоведов другой, владеющий книгой Нарцова. Нету на свете таких лермонтоведов! Вы понимаете теперь, почему я закрылся рукой? От смущенья. Ираклий Андроников. 1955. июнь».

Письмо Н. А. Никифорова главному хранителю музея В. П. Ульяновой, октябрь 1995 г.

Смысл подписи заключается в следующем. Однажды И. Л. Андроников выразил глубокое сожаление о том, что не сохранилось книги тамбовского ученого-краеведа XIX столетия А. Н. Нарцова, председателя Тамбовской Архивной комиссии, действительного члена Русского генеалогического общества, сотрудника Санкт-Петербургского Архивного института «Материалы для истории дворянских родов Мартыновых и Слепцовых, с их ветвями (с гербами, портретами и таблицами)», изданные как XLVII выпуск «Известий Тамбовской ученой архивной комиссии» к тому I «Материалов для истории тамбовского, пензенского и саратовского дворянства» – ведь в ней должны быть сведения о М. Ю. Лермонтове. Узнав о заветном желании И. Л. Андроникова, Н. А. Никифоров подарил ему эту книгу, подписав её так: «Лучшему другу Лермонтова от земляка тамбовской казначейши». Андроников был несказанно удивлен, обрадован и в ответ послал Николаю Алексеевичу фотографию с автографом (об этом в октябре 1988 года писала газета «Тамбовская правда» № 1053).

Фотография И. Л. Андроникова с дарственной подписью Н. А. Никифорову

Николай Алексеевич Никифоров – человек исключительный во многих отношениях. Он был знаком и находился в обширной переписке со многими известными выдающимися людьми Советского Союза и мира. Ему писали президент Финляндии, Любовь Орлова, Чарли Чаплин, Елена Образцова, Леонид Утёсов, Аркадий Райкин, Анастасия Вертинская, Лев Кассиль, Рокуэлл Кент, Корней Чуковский, Мао Цзэдун, Лев Дуров, Константин Симонов, Василий Лановой, Алексей Баталов и многие-многие другие.

Никита Сергеевич Хрущёв звонил Николаю Алексеевичу после поездки в США – американцы рассказали ему о том, что есть в России такой интересный необыкновенный человек. Н. А. Никифорову передал свой архив Сергей Михалков; ему рисовал Эйзенштейн и писали практически все русские эмигранты. Причём это были не отдельные случайные письма – это была постоянная, систематическая, просто невероятная переписка. Например, писем от Юрия Никулина с очень забавными рисунками – более ста!