Этюды о Галилее - Александр Владимирович Койре

Физика Галилея – это физика тяжелых тел, падающих тел, тел, стремящихся вниз. Именно поэтому движение свободного падения играет в ней первостепенную роль. Отметим сразу, что эта роль такова, что физику Галилея можно определить как «физику свободного падения». Действительно, Галилей не только считает свободное падение естественным движением, но, кроме того, это единственное естественное движение, которое он допускает.

Само собой разумеется, что понятие «естественное движение» для Галилея, или, если угодно, внутри галилеевской физики, имеет не то же значение, что для Аристотеля. В системе Аристотеля различалось несколько видов естественного движения, которые самим своим разнообразием выражали различия природ тех тел, которым они были присущи. В галилеевской физике остается лишь один вид естественного движения. Кроме того, это движение является общим для всех тел. И это, несомненно, указывает на тождество их природы594, однако не раскрывает ее для нас.

Движение в физике Галилея никогда не раскрывает и не выражает природы движущегося предмета. Нам уже представилась возможность наблюдать, в какой степени движение здесь оказывается внешним по отношению к последнему: движение, как мы помним, есть нечто, что не воздействует на предмет сам по себе, – само по себе движение подобно ничто, чему-то несуществующему595; предмет наделен движением лишь по отношению к некоторой другой вещи, отличной от него самого. Движение и покой являются чистыми акциденциями. Таким образом, в строгом, аристотелевском смысле этого понятия, с точки зрения Галилея, естественных движений не существует – та же как не существует и насильственных движений. Аристотелевское различение в действительности не допустимо для Галилея, и он долгое время критиковал это различение, указывая на то, что оно не является ни исчерпывающим, ни абсолютным и не касается движения как такового596.

Движения, называемые естественными и насильственными, на самом деле переходят друг в друга: камень, подброшенный в воздух, опускается вниз, а камень, падающий по наклонной, наоборот, откатывается обратно вверх; груз маятника не останавливается в самой низкой точке своего хода, а поднимается дальше, и если бы существовал тоннель, проходящий всю Землю насквозь, то брошенный в него камень не остановился бы в ее центре, а поднялся бы к ее противоположной поверхности597. Это классические примеры авторов теории импетуса598 – примеры, имевшие успех, и Галилей был достаточно умен, чтобы их не воспроизводить.

Однако если это так, если в галилеевской физике термины «естественное» и «насильственное» применительно к движению более не имеют теоретического смысла, что еще они могут означать? – Просто-напросто различие, которое усматривает здравый смысл между движениями, которые совершаются сами собой (свободное падение, движение вниз), и движениями, которые тело совершает только за счет внешнего воздействия (бросок, движение вверх). Однако то, что Галилей сохраняет внутри своей теории различие, исходящее из здравого смысла, кажется нам чрезвычайно важным.

Мы еще вернемся к этому вопросу. Обратимся же пока к свободному падению. Ни для кого не секрет, и Галилей нам прямо говорит: свободное падение – это естественное движение тяжелых тел599. А в галилеевской физике все тела являются тяжелыми. Ничто не лишено веса. A fortiori, ничто не является «легким». В отличие от Аристотеля, Галилей не допускает, что в телах может существовать такое качество, как «легкость». В том числе и по этой причине движение вверх, с его точки зрения, не является естественным, т. е. самопроизвольным. Ни одно тело само по себе не движется вверх. Если движется, то потому, что его выталкивают и прогоняют из занимаемого им места другие тела, более тяжелые, чем оно само. Всякое движение вверх – это движение вытеснения.

Эти представления, которые Галилей принимает в своих первых работах по физике600, как мы знаем, не отличаются ни оригинальностью, ни новизной: парижские номиналисты широко развили их задолго до него, эти идеи проповедовал Коперник, а за ним – Бенедетти, их воспроизводил Бонамико, и, безусловно, именно так к ним пришел Галилей601.

Впрочем, он вовсе не претендовал на их авторство. Да, по правде сказать, он не называл ни имени Бенедетти, ни Коперника, он утверждал, напротив, что эти идеи очень старые и что его теория тяжести, общего качества или свойства всех тел, не что иное, как теория, принадлежавшая древним мыслителям, в частности Платону602.

По мнению молодого Галилея, тяжесть является источником движения. И так как это единственное естественное свойство тел, то тяжесть также является единственным естественным источником движения; с другой стороны, тяжесть – естественное свойство, общее для всех тел, оно производит во всех телах естественное движение «вниз».

Однако мы видели, что для физики, которая описывается в «Диалоге» (и то же самое можно увидеть в «Беседах и математических доказательствах»), все тела тяжелые; и если любое тело, расположенное на наклонной плоскости, вдруг лишить опоры, оно «упадет» и естественным образом устремится вниз603.

Так, можно было бы попытаться определить физику Галилея как физику тяжести, подобно тому как теория Декарта определялась как физика столкновения, а теория Ньютона – как физика силы. С точки зрения содержания это наверняка было бы правильно. Формально, однако, это было бы ошибкой. Ибо Галилей в действительности отказывался рассматривать тяжесть как естественное качество тел; он также отказывался усматривать источник или причину для движения «вниз». И на то была одна простая причина: он прекрасно знал, что он понятия не имеет, что такое тяжесть. В самом деле, тяжесть или вес, по Галилею, не являются теоретическим свойством тел – это эмпирическое свойство, это качество, рассматриваемое здравым смыслом. И именно этим объясняется странная позиция Галилея, который рассказывает нам на страницах «Диалога» и «Бесед и математических доказательств» о тяжелых телах, но избегает рассуждений о тяжести.

Конечно, сперва Галилей говорит нам, что тяжесть есть не что иное, как естественное стремление тела двигаться, устремляться к центру Земли или к центру тяжелых предметов – будь то центр Земли или центр мира604; разве не уместно, только лишь ради возможности расширить род тяжелых предметов до множества всех тел, начать