В гору - Анна Оттовна Саксе

Через полчаса раздался звонок. Несмотря на долгое ожидание, Мирдза вздрогнула и подумала, лучше бы этот звонок сегодня вечером не раздался вовсе. Может, все, что она собиралась сказать, надо было записать на бумажке, а то в волнении можно наговорить невпопад.

— У аппарата Бауска! — услышала она спокойный, звучный голос. — Кто говорит?

— Вы меня не знаете, — начала Мирдза, растерявшись. — Я Озол.

— А, Мирдза Озол! — радостно воскликнул Бауска. — Знаю, как же не знать! Такая — с голубыми глазами, светловолосая и боевая. Ротой могла бы командовать! Как у вас там дела в волости?

— В нашей волости нет порядка! — воскликнула Мирдза, второпях не сумев придумать другого.

— Что вы, что вы? — удивился Бауска. — А мы думали, что у вас больше порядка, чем у нас. Никто ни на что не жаловался.

— Вот я сейчас пожалуюсь, — крикнула Мирдза. И совершенно свободно, без запинки, как старому знакомому, рассказала о несуразице с лесоразработками. — Неужели ничего нельзя изменить? — закончила она.

— Мы заставим их немного пошевелить мозгами, этих буквоедов! — возмущенно воскликнул Бауска. — Сегодня вечером я позвоню в Ригу, а оттуда им такую баню зададут, что сами побегут лес рубить! Завтра они сообщат вам о новых делянках там же, в вашей волости… А как в остальном?

— И в остальном тоже нет порядка, — ответила Мирдза и хотела рассказать про мельницу. Но в телефоне что-то затрещало, до нее только долетели восклицания Бауски: «Алло, алло! Что там за шум?» — и она замолчала.

Вскоре треск в телефоне прекратился.

— Почему вы не приедете к нам, тогда бы мы могли по душам поговорить. По телефону трудно, — снова послышался голос Вилиса Бауски. Мирдза пообещала приехать.

Мирдза с сожалением положила трубку. Она так мало успела сказать. Но хорошо хоть, что вообще удалось поговорить. Зента жалуется, что к ним трудно дозвониться. Ну, если Бауска обещал уладить вопрос с лесными делянками, он сдержит свое слово. Его голос внушает доверие.

Она посмотрела на Зенту победоносно сверкающими глазами.

— Ты, действительно, счастливая, — сказала Зента, но в ее словах не было той радости, какая кипела в сердце Мирдзы и переливалась через край.

— Ой, как темно, — взглянув в окно, сочувственно заметила Зента, — как ты попадешь домой?

— На велосипеде есть фонарь, поеду, как днем, — беспечно усмехнулась Мирдза. Что ей ночь и темнота, если в душе так много света и бодрости? Это ничего, что Зента не предложила ей переночевать у нее, она понесется — только ветер засвистит в ушах. Простившись, она вывела велосипед и помчалась через местечко.

Небо было облачно, в окнах редко где мерцал свет. Если бы исправили мельницу, то опять было бы электричество. Когда Мирдза будет в городе, то поговорит и о мельнице, обо всем расскажет, что здесь происходит с помолом зерна, с дележкой земли. И о Марии Перкон. Кажется, она запугана, боится требовать того, что ей положено. Калинка загоняет женщину с детьми на болото, а она сама, да и никто другой, не протестует. Кричать надо о такой несправедливости, о взяточничестве на мельнице и о том, что у школьников нет обуви…

Да, но в том, что Витолд Перкон не может идти в школу, виновата прежде всего Зента. Витолдинь, бедный, наверное, по ночам, когда мать не видит, плачет, пока не устанет и не заснет. Так же плакала и она, когда не могла попасть в среднюю школу… Потом с этим примирилась, ждала прихода Красной Армии. Твердо решила продолжать учебу. Но как же это получилось, что этой осенью забыла о своем намерении? Было много работы, все представлялось таким важным, и ей казалось, что она должна быть здесь. А потом все ее мысли заняло молчание Эрика… Все же нельзя так опускаться. Ей уже девятнадцать лет, и стыдно требовать, чтобы мать и отец содержали ее, но, может быть, надо было бы найти работу в городе и поступить в вечернюю школу. Она это непременно сделает. В эту зиму уже поздно, но следующей осенью — обязательно. «Я не буду Мирдзой, если не окончу средней школы!» — поклялась она.

Пожалуй, лучше выбраться отсюда. Воспоминания об Эрике, казавшиеся столь приятными после его ухода, теперь стали горькими и мучительными. И когда вернется Эрик, то и тогда они будут чужими, нет, уж лучше не видеть его, не оставаться здесь. Она не хочет быть несчастной влюбленной, которая, как пишут в романах, ходит бледной и замкнутой. Ей надо работать, ощущать увлекающий вперед поток, быть полезной.

Словно убегая от воспоминаний, словно мчась навстречу новой жизни, Мирдза стремительно нажимала на педали велосипеда. Вот уже Рубенский бор, где ей знакомы не только каждое дерево и куст, но и каждая выбоинка на дороге. Когда-то они с Карленом здесь соревновались в беге, он был меньше ее, не мог обогнать и чуть не плакал от досады, что ему всегда приходится проигрывать. Наконец, ей стало жаль братишку и однажды она дала себя победить. Хорошо, что поступила так. Если с ним что-нибудь приключилось бы, то ей было бы больно из-за каждой причиненной ему обиды.

Вдруг переднее колесо за что-то зацепилось, и велосипед опрокинулся, Мирдза полетела в канаву. Она еще не успела опомниться, как из-за деревьев выскочили двое мужчин. Мирдза успела заметить, что они были в красноармейской форме. Один из них направил ей в лицо ослепительный свет карманного фонаря, другой крикнул по-русски: «Стой, руки вверх!» Мирдза, сидя в канаве, медленно подняла руки. «Давай деньги и все, что есть»! — приказал тот, у которого в руке был фонарь. Мирдза сидела как окаменелая. «Неужели нелепые слухи — правда?» — думала она и ощутила холодную дрожь. Второй грабитель, стоявший до сих пор в темноте, подскочил к ней и сорвал с руки часики. «Деньги у тебя есть?» — спросил он, но когда Мирдза покачала головой, принялся обшаривать ее карманы. Луч света упал на лицо грабителя, и Мирдза заметила, что его темные усы выглядят, как накрашенные. «Помни, если не будешь молчать и сообщишь полиц… милиции, то в следующий раз тебя живой не оставим!» — пригрозил первый. Они подняли велосипед и, волоча его, ушли.

Мирдза выбралась из канавы и, совсем ошеломленная, поплелась в сторону местечка, потом сообразила, что надо идти домой. Вернувшись на