Дезинформация. Тайная стратегия абсолютной власти - Ион Михай Пачепа
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Колоритный, порывистый и непредсказуемый кремлевский лидер, чья «секретная» речь с разоблачением злодеяний Сталина еще была свежа в памяти международной общественности, теперь предстал очередным гнусным палачом – и вдобавок наглым лжецом. После ХХ съезда партии Хрущев вовсе не отказался от убийств посредством КГБ – он просто переключился на зарубежные страны. Верховный суд Западной Германии признал Сташинского лишь «соучастником преступления».
«Убийства сейчас совершаются по прямому распоряжению правительства, – заявил судья. – Политические убийства стали, в своем роде, встроены в политическую систему» {727}. Любые обнаруженные свидетельства участия советских спецслужб в убийстве американского президента, снискавшего большую популярность, погубили бы Хрущева.
Освальд прибыл в Соединенные Штаты незадолго до получившего широкую огласку суда над Сташинским. После судебного процесса КГБ попытался охладить пыл Освальда, отправив ему множество посланий и организовав в Мехико тайные встречи с экспертом по физической ликвидации «товарищем Костиным», действовавшим в близлежащей стране, где можно было спокойно проводить конспиративные встречи. К несчастью, Освальд настолько проникся своей миссией, что настаивал на ее самостоятельном исполнении. Он был преисполнен уверенности в том, что понимает истинные желания своего идола Хрущева.
Далее я расскажу о нескольких важных уликах, найденных в различных местах после убийства Кеннеди. Американские следователи в силу неосведомленности о методах работы КГБ никогда не придавали им большого значения. Однако эти обстоятельства крайне важны для понимания Освальда, его тайных связей с совершенно секретным отделом КГБ по физической ликвидации за рубежом и причин, по которым он в итоге решил действовать в одиночку.
Комиссия Уоррена пришла к выводу, что Освальд не поддерживал тайных связей с КГБ и его Тринадцатым отделом Первого главного управления, который отвечал за организацию физической ликвидации за пределами СССР. Однако за длинные выходные с 9 по 11 ноября 1963 года Освальд написал письмо в посольство Советского Союза в Вашингтоне, рассказав о только что состоявшейся в Мехико встрече с «товарищем Костиным», которого в некоторых других документах называл также «товарищем Костиковым». Как говорилось ранее, ЦРУ обнаружило, что под именем «товарищ Костин» или «товарищ Костиков» скрывался Валерий Костиков, офицер Тринадцатого отдела Первого главного управления КГБ, отвечавшего за организацию убийств за рубежом. Костиков работал под дипломатическим прикрытием сотрудника советского посольства в Мексике.
После убийства Кеннеди в гараже Рут Пэйн, американки, у которой Освальд провел те выходные, среди его вещей был обнаружен написанный от руки черновик того самого письма. Рут под присягой показала, что Освальд несколько раз переписывал письмо, прежде чем напечатать его на ее машинке. Ему это было важно. Комиссии Уоррена удалось получить копию окончательной версии письма, отправленного Освальдом в посольство Советского Союза. Я приведу выдержку из этого письма, дополнив ее вариантами фраз из черновиков Освальда (курсивом в скобках):
«Я пишу, чтобы сообщить о последних событиях, произошедших после моих встреч с товарищем Костиным [о новых событиях, произошедших после моих бесед с товарищем Костиным] в посольстве Советского Союза в Мехико, Мексика. Я не мог оставаться в Мексике [в черновике вычеркнуто: поскольку я считал бесполезным] сколь угодно долго из-за ограничений мексиканской визы, которая была выдана лишь на 15 дней. У меня не было возможности обратиться за новой визой [подать заявление на продление], не раскрывая своего настоящего имени, поэтому я возвратился в Соединенные Штаты».
Тот факт, что Освальд использовал агентурный псевдоним Костикова, подсказывает мне, что и его встреча с Костиковым в Мехико, и его переписка с посольством Советского Союза в Вашингтоне проходили в рамках оперативной деятельности КГБ. Этот вывод подкрепляется тем обстоятельством, что Освальд не использовал свое настоящее имя для получения мексиканской визы.
А теперь давайте соотнесем это составное письмо с бесплатным путеводителем по Мехико “Esta Semana” за 28 сентября – 4 октября 1963 года и с испано-английским словарем – оба этих предмета были среди вещей Освальда, но им не уделили ни малейшего внимания. В путеводителе карандашом подчеркнут телефонный номер советского посольства, на странице «Дипломатический корпус в Мексике» кириллицей написаны имена «Костен» и «Освальд», а на предыдущей странице отмечены названия пяти кинотеатров {728}. На обратной стороне испано-английского словаря Освальд написал: «Купить билеты [во множественном числе] на корриду» {729}, а на карте Мехико обведена арена “Plaza Mйxico” {730}. На карте Освальда также отмечен Дворец изящных искусств {731}, излюбленное место туристов, где по утрам в воскресенье выступал «Фольклорный балет».
Вопреки утверждениям Освальда, он не был замечен в советском посольстве в ходе визита в Мехико, хотя в то время на вход в здание были нацелены камеры ЦРУ {732}. Все вышеперечисленные факты наводят меня на мысль о том, что для срочного разговора с Костиковым в Мехико Освальд прибег к незапланированной встрече, так называемой «железной явке». «Железная явка» была стандартным приемом КГБ при внештатных ситуациях: «железная» означала «нерушимая», или «неизменная».
В свое время я санкционировал достаточно много «железных явок» в Мехико, излюбленном месте встречи с нашими важными агентами из США, и «железная явка» Освальда выглядит вполне типично. А именно: краткий контакт у кинотеатра для назначения встречи на следующий день на корриде (в Мехико бои быков проводились каждое воскресенье в 16.30), мимолетная встреча перед Дворцом изящных искусств для передачи Костикову одного из купленных Освальдом билетов и продолжительная встреча для обсуждения ситуации во время воскресной корриды.
Конечно, я не могу быть уверен в том, что все происходило именно так – у каждого оперативного работника имеются свои наработки и приемы. Но как бы они ни связывались друг с другом, ясно одно: Костиков и Освальд тайно встречались на выходных 28–29 сентября 1963 года. Письмо в советское посольство, плод усердного труда Освальда, служит тому неопровержимым доказательством.
Однако похоже, что в комиссии Уоррена никто не слышал о «железной явке» КГБ. Поэтому все убедительные доказательства того, что Освальд пришел в Мехико на «железную явку» с «товарищем Костиным», раскрытым агентом отдела КГБ по физической ликвидации за рубежом, затерялись в двадцати шести томах беспорядочно собранных документов и показаний «Отчета комиссии Уоррена».
Не стоит винить комиссию Уоррена в неспособности оценить важность шпионских улик, попавших к ней в руки. Ни у кого из членов комиссии не было опыта аналитической работы в службах контрразведки. Предполагая, что большинству читателей этой книги также неизвестны тонкости методики контрразведки, скажу так: нельзя ожидать от слесаря искусства хирурга.
По незнанию принципов работы КГБ комиссия Уоррена пропустила и другие решающие улики. После событий 11 сентября 2001 года представители ФБР заявили членам Национальной комиссии по террористическим атакам против Соединенных Штатов, что лишь носитель арабского языка смог бы разобраться в тонкостях перехваченной телефонограммы «Аль-Каиды», особенно содержащей разведывательные шифры и потайные смыслы. Я провел двадцать три года своей жизни, общаясь на языке кодов. Даже мое собственное имя было зашифровано. В 1955 году, когда я стал офицером внешней разведки, мне сообщили, что отныне мое имя – Михай Подяну, и я оставался Подяну до 1978 года, пока не порвал с коммунизмом. Все мои подчиненные и остальные офицеры внешней разведки из стран советского блока использовали шифры в письменных отчетах, при общении с осведомителями и даже в разговорах с собственными коллегами. На момент, когда я навсегда распрощался с Румынией, моя шпионская служба называлась «университетом», правитель страны был «архитектором», Вена – «Виделе»[78] и так далее.
К тому времени я также руководил румынским аналогом американского Агентства национальной безопасности и стал относительно хорошо разбираться в применяемых КГБ системах кодирования и шифрования. Перед покушением на американского генерала Эдвина Уолкера[79] , ставшим генеральной репетицией убийства Кеннеди, 10 апреля 1963 года Освальд оставил своей жене Марине записку, в которой я обнаружил два использовавшихся в то время кода КГБ: «друзья» (обозначение офицера-куратора) и «Красный Крест» (обозначение финансовой помощи).
В записке Освальд объясняет Марине, как действовать в случае его ареста. Он подчеркивает, что ей необходимо связаться с (советским) «посольством», что там у них есть «друзья», при этом «Красный Крест» (написано на английском, чтобы она знала, как это произносится) окажет ей финансовую помощь. Крайне важно то, что Освальд дает ей указание – «сообщить [советскому] посольству о том, что со мной стало». В то время посольство обозначалось кодовым словом «офис», но Освальд, похоже, хотел, чтобы Марина точно поняла, что ей следует незамедлительно проинформировать посольство Советского Союза.