Чумные - Максим Сиряченко

Филипп ответил не сразу и еще с минуту смотрел куда-то в пол. Даже не в пол, а сквозь него. Его палец в перчатке изредка постукивал по корешку книги, и было видно, как лекарь изнутри кусает щеку. Прошло не больше минуты, даже вряд ли больше половины минуты, но девушка ждала ответа как приговора.

В голове у алхимика все сложилось быстро. Ее слова насчет доверия народа, то, что она им именно пользуется, и то, как ее смутило упоминание ее честолюбия. То, что она спросила о судьбе Десилона, в частности королевской линии и престола, хоть и не скучает по существующей ныне родине. Девушка чувствует свое отличие от людей, подумал Филипп. Видит, что рождена для лучшего. Чувствует, что в ней кровь знатного рода, а вокруг — черная кость. Невольно видит во всех крестьянах тех, кто ворвался во дворец во время бунта, и ничего не может с этим сделать. Может, она часто себя за это винит, а может, винит постоянно, потому и смутилась так от упоминания о своем честолюбии, тогда, в ее бывшем доме. Да, так и есть. Ванесса видела во всех крестьянах ту разъяренную толпу черни, которая убила ее мать и всех, кто не успел покинуть дворец, и винила себя за это. Иначе она не стала бы спрашивать, плохо ли, что она лекарь, но не чувствует сострадания к крестьянам, которых лечит.

— Это ни хорошо, ни плохо. Никак. Честно сказать, я не знаю. Не могу дать ответа на тот вопрос, который вы мне задали.

— То есть как? — В ее голосе звучало неприкрытое изумление.

«Она думает, что так легко ответить на вопрос, хорошо это или плохо. Как все, видит мир в темных и светлых тонах, чтобы было проще жить» — подумал Филипп и почувствовал острую зависть. Усилием воли он вбил ее подальше в себя и там задушил, но она еще долго билась у него в груди в предсмертных конвульсиях. — «Нет, не видит и не думает. Если бы она так думала, то ответила бы на свой вопрос сама, не спрашивая меня, ответила бы однозначно и без дальнейших сомнений».

— Вы спрашиваете меня, плохо это или хорошо, заставляете меня подогнать ситуацию под одну из этих крайностей. При этом я не знаю практически ничего ни о вашей ситуации, ни уж тем более о том, какой она обернется и какие у этого будут последствия. Проще описать радугу, используя только черный и белый цвет. Но одно я вам сказать могу. Это, кончено, не ответ на ваш вопрос, но это и не насквозь субъективная оценка. Это личный опыт, факты. Да, одно я вам сказать могу: какую бы цель человек не ставил перед собой, как бы не был он велик, и как бы не была велика его цель, личные стремления всегда выходят на первый план. Иногда должно пройти время. Но рано или поздно человек останавливается, начинает думать о себе и строить будущее для себя. Не для богов, не для соседей, не для короля, а для себя, потому что человек тоже хочет жить себе в радость, это его природа. И то, что вы помогаете людям ради себя и думаете о себе — не новое. Такое встречается повсеместно.

— Вы меня не совсем правильно поняли…

— Тогда скажите прямо. Какая у вас цель?

— Я хочу узнать все. — Сказала Ванесса, не задумываясь.

— Стремление к знаниям?

— К знаниям. Я хочу знать все — устройство мира, его законы, как он существует. Что происходит после смерти и до жизни, как высоко небо, отчего возникают приливы и отливы, что такое звезды. Абсолютно все.

— Зачем?

— Я не знаю. — Ответила она честно. — Просто я чувствую, что хочу этого, и что это правильно. Знаю, что мне это надо.

— Ну и в чем тогда проблема? Продолжайте, раз считаете это правильным.

Ванесса опустила взгляд на пол, сложив кисти рук в замок. Филипп посмотрел на ее руки и заметил, что под ногтями у девушки совсем нет грязи.

— Цель у меня правильная, в этом я не сомневаюсь. — Ответила она уверенно. В следующих ее словах этой уверенности уже не было. — Может, это и есть та судьба, о которой говорят северяне… Но я не уверена, что иду по правильному пути. Вы же сами говорили, что дорог к одной цели множество. Я пошла путем лекаря, и теперь сомневаюсь, насколько хорош лекарь, почти не испытывающий жалости и сострадания к тем, кто мучается и умирает. Который хочет помогать людям, но вместе с тем черствый, как я! Я просто хотела узнать ваше мнение…

— Ладно, я скажу так, как я считаю, если вы так хотите узнать мое мнение. Сострадание людям для вас обязательно только в одном случае — если вы собрались стать монахиней в храме Деи. Без него приютить бездомных и беспомощных вы не сможете никак. Но вы не монахиня, вы — лекарь, алхимик. Ученый. Это вы доказали своей книгой, которую сами составили, которая лучше большинства научных трактатов, что я читал. Для вас оно необязательно. Тут нужен профессиональный и точный подход к делу, расчетливость, если угодно, твердость характера и настоящая любовь к своему занятию. Если вы лекарь, то ваше дело — лечить, такое мое мнение, и не важно, что вы там чувствуете, что вы там себе напридумывали и в какого бога верите. Готовы ли вы плакать при виде умирающей женщины, выворачивает ли вас наизнанку при виде крови, или вам плевать на их страдания. Насчет личной цели я вам уже сказал, тем более что познание алхимии полностью эту цель удовлетворяет.

— Я примерно так и думала. — Ответила Ванесса, и в ее голосе Филиппу послышалось облегчение. — Говорила себе, что я не сердобольная старушка, что я алхимик, вижу болезни и смерти слишком часто, чтобы быть вечно сочувствующей. И личная цель «познать абсолютно все» и отсутствие жалостливого сердца не важны?

— Именно. Ну, вы получили то, чего хотели?

— Похоже на то. — Вздохнула она.

— Хвала Бессмертным. Я уже начал чувствовать песчаные барханы и дюны у себя во рту от постоянных разговоров.

— Извините, я не хотела быть надоедливой. Но мне нужно было это знать.

— Понимаю. Я, пожалуй, сам закончу с этой частью аппарата. Осталась только настройка, а в этом деле точность важнее скорости. Вы идите, положите свою книгу в место, где она не отсыреет и где ее не погрызут мыши. Такой замечательный труд не должен пропасть.

— Моя помощь точно больше не нужна?

— Точно. Займитесь тем, что считаете нужным. Я подойду к ужину.

— Хорошо. Спасибо. — Ванесса улыбнулась, шире, чем обычно, и вышла из будущей лаборатории, взяв с собой книгу.

Ее труд занял место среди прочих книг, помещенный в деревянную коробочку. После этого Ванесса легла на кровать. Минуты две она обдумывала то, что с ней произошло сегодня. И чем ближе события у нее в голове сдвигались к вечеру, тем более сладко замирала ее душа и кровь. Филипп будет ее учить. Он оценил ее старания, ее труд. У нее есть своя комната, где все рядом и где есть все, что ей нужно.

Еще несколько минут она лежала, наслаждаясь моментом. Потом вспомнила, что давно не ела, когда ее живот требовательно буркнул. И тут же вспомнила, как недавно зачиталась и не приготовила нормальный ужин.