Только ты и я - Лор Ван Ренсбург
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Только с третьего раза мне удалось вскрыть клапан конверта. Внутри лежал дневник Венди – потертая обложка, рассыпающиеся листы удерживает тонкая цветная резинка. Отдельно лежал аккуратно сложенный лист офисной бумаги, который выпал мне на колени вслед за дневником. Задержав дыхание, я развернула его и прочла:
«Милая Ви!
Этого не случилось бы, если бы ты была рядом, но я тебя не виню. Я виню во всем только себя. Ах если бы я была такой сильной, как ты! Ах если бы только я смогла сказать тебе правду!..»
К концу письма скорбь моя превратилась в гнев, который я испытывала, думая о мужчине, которого она любила, о мужчине, который толкнул ее со скалы, о мужчине, из-за которого Венди оказалась на глубине шести футов под землей. Еще долго после того, как ушел последний гость и дом затих, я сидела на полу в отцовском кабинете в окружении разбросанных тетрадных листов – фрагментов головоломки под названием «Жизнь Венди без меня». Я перекладывала их то так, то эдак, ища для каждого его место и составляя осмысленные фразы из бумажного конфетти. Смерть Венди перестала быть тайной, которая разъедала меня изнутри. На каждом бумажном клочке я находила слова, которые рассказывали о том, что́ он сделал с моей подругой, как превратил ее жизнь в клочья, символизируют которые разрозненные страницы дневника, что я держала в руках. Страницы можно было снова сложить по порядку – чем я и занялась, склеивая их липкой лентой. Увы, это было все, что я могла сделать, чтобы вернуть себе жалкое подобие Венди. Склеить заново уничтоженную жизнь было не в моих силах.
Доктор С., психоаналитичка, к которой я обратилась по настоянию Кейт и папы, обеспокоенных моей чрезвычайно бурной реакцией на смерть Венди и последовавшей за этим депрессией, сказала мне, что антидепрессанты, которые прописывали другие врачи, только купируют симптомы, тогда как настоящее выздоровление возможно только после того, как поймешь причину болезни. Мне она, в общем, нравилась. У нее была короткая стрижка пикси [37] и огромные очки в толстой розовой оправе. В любом случае обсуждать с мужчиной свои странные идеи и толкущиеся в голове мысли я бы все равно не смогла. Доктор С. вызывала у меня доверие. Раз в неделю я приходила к ней в кабинет, садилась на бежевый диванчик и, крепко прижав к груди подушку, с которой я то и дело снимала воображаемые ниточки, начинала говорить. Так продолжалось довольно долго, пока в один из визитов я не забыла про подушку. Только в конце сеанса я спохватилась, что мне как будто чего-то не хватает. Проследив за взглядом врача, я увидела, что подушка валяется на другом конце диванчика. Именно тогда доктор С. и сказала: «С тобой все будет в порядке, Верити».
К этому моменту я действительно поняла, в чем причина моей болезни. Это был тот мужчина, или, если точнее, мысль о том, что он продолжает наслаждаться жизнью, не чувствуя никакой вины и не страдая, тогда как моя единственная и лучшая подруга, ставшая жертвой его холодного безразличия, превращается в скверну в своей одинокой могиле.
В интернете нашлись следы, обрывки информации, по которым я медленно продвигалась к цели, словно по дорожке из хлебных крошек. На сайте школы, где он до недавнего времени преподавал, я обнаружила его фотографию. Профессор Хардинг, причина моей болезни… Мне нужно было оценить его внешность, вообразить очертания его тела, представить его в движении, услышать его интонации. Судьба пришла мне на помощь, направив его в Нью-Йорк. Убедить Кейт в том, что перемена обстановки пойдет мне на пользу, было легко: я сказала, что хотела бы немного пожить у Дженнет – двоюродной сестры отца, у которой был сын Коннор, мой ровесник. Мачеха не возражала, и спустя какое-то время я уже была в Нью-Йорке. Вооружившись нью-йоркским проездным и адресом Ричмондской подготовительной, я отправилась на поиски профессора. Тогда я еще не знала, что я буду делать или говорить – я даже не была уверена, хочу ли я с ним разговаривать. Единственной моей целью было увидеть его во плоти.
Школьное здание пряталось в густой тени высоких деревьев, выстроившихся вдоль улицы. Я выбрала место на другой стороне напротив входа и стала ждать. Прошло совсем немного времени, школьные двери распахнулись, и толпа студентов, одетых в одинаковую темно-синюю форму, выплеснулась на широкие ступени. Несмотря на иллюзию единообразия, я довольно быстро разобралась кто из учеников к какой группе принадлежит. Всеобщие любимцы, спортсмены и красавицы шагали развязной походочкой, держась снисходительно и уверенно; ботаники и застенчивые словно щиты прижимали к груди стопки учебников или крепко стискивали ремни заброшенных за спины рюкзачков, словно каждую минуту ожидали нападения. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы разглядеть самодовольные улыбочки, приклеенные к блестящим губам цвета розовой жевательной резинки, руки, привычно взбивающие стильно подстриженные волосы, беззаботный смех и искусственный смех, больше похожий на нервную икоту, лихорадочно мечущиеся глаза, торопящиеся высмотреть друга или союзника до того, как тебя заметит тот, чьего внимания желательно избежать.
Потом, в окружении еще одной группы старших подростков, из дверей школы появился ОН. Мужчина, которого я столь тщательно изучала в интернете, внезапно обрел объем, стал трехмерным, облекся плотью и шагнул в реальный мир. Высокий и подтянутый, он стоял на крыльце, улыбался, жестикулировал, что-то говорил и был так же осязаемо жив, как она была бесспорно мертва. Стивен Хардинг жив, а Венди – мертва… При мысли об этом обжигающий гнев захлестнул меня изнутри, сплавил мой позвоночник и электрическим разрядом ушел в землю, приковав меня к асфальту. В течение нескольких секунд Стивен смотрел прямо на меня и хмурился, будто старался что-то вспомнить, и я испугалась, что он может меня узнать, хотя это и было совершенно невероятно. Липкий холодный пот хлынул у меня из‑под мышек и скопился под грудью, промочив нижний край лифчика. К счастью, я вовремя сообразила, что он и не мог меня узнать, и перевела дух.
И действительно, когда он отвел наконец взгляд, выражение его лица нисколько не переменилось. Спускаясь по ступенькам, он занялся своим телефоном, который достал из кармана. Двигался он довольно быстро, поэтому, прежде чем я успела опомниться, Стивен уже скрылся за углом улицы. Я бросилась в погоню. Да, я увидела его живьем, как и хотела, но сейчас мне этого было мало. Во многих отношениях он так и остался для меня силуэтом, бесплотной тенью, а попробуйте-ка ненавидеть тень! Нет, ненавидеть-то ее вы можете сколько угодно, но вот причинить ей
