De Personae / О Личностях. Том I - Андрей Ильич Фурсов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После победы роялистов при Жарнаке Генрих наконец встретился на поле боя с Колиньи, осадившим Пуатье. Как его отец в Меце, Генрих не чурался трудностей осадной жизни. Он доблестно защищал пробитую протестантами брешь и был легко ранен. Колиньи пришлось снять осаду. Однако вскоре дело пошло к заключению мира, а средством скрепить его сочли династический брак товарищей детских игр герцога Маргариты де Валуа и Генриха Наваррского, которого его мать Жанна д’Альбре воспитала протестантом.
Когда в августе 1570 г. мир был заключён, кардинал Карл слёг с лихорадкой. Сказались интенсивная работа и опасение быть убитым, но усугубили их огорчения, которые доставлял племянник. Генрих де Гиз был трудным подростком, транжирил деньги и наделал долгов. Он даже поставил под угрозу мирное урегулирование, увлёкшись сестрой короля Маргаритой. Дружба Генриха со своим тёзкой принцем рухнула. Мать и братья оказали на Маргариту давление, а Генрих в октябре 1570 г. женился на другой — Екатерине Клевской[337]. У этого брака были серьёзные причины. Как и Гизы, герцоги Киевские происходили с франко–имперской границы, и семьи давно были союзниками. Екатерина принесла мужу приданое в виде стратегически важного княжества Шато–Реньо и графства Э в Верхней Нормандии, которое закрепило господство Гизов в регионе.
«1560‑е годы увидели драматичные изменения в судьбе семьи Гизов: она отвернулась от компромисса с протестантами и сделалась ведущим поборником Контрреформации. Уроки битвы при Дрё были ясными. Конфликт с Габсбургами принёс Гизам их состояние, тогда как мир в Като–Камбрези был выгоден их врагам. Новая война опять обеспечила их подъём. Однако ассоциирование с гражданской войной было чревато угрозами, так как позволяло обвинять семью в том, что она увековечивает конфессиональный конфликт ради собственных целей. Установилась самоподдерживающаяся модель: поскольку политическая судьба Гизов зависела от продолжения войны с ересью, их начали считать исключительно “военной партией”; вследствие этого главным гарантом мира была их опала. К концу десятилетия Екатерине, её министрам и сыновьям стало совершенно ясно, что протестантов нельзя победить военным путём, а гражданская война лишь уменьшает власть монархии. Это поставило Гизов перед парадоксом. Своим подъёмом они были обязаны Валуа и без королевской милости оставались бы бессильны; их и без того серьёзные финансовые трудности усугубились. Поэтому они смотрели по сторонам» (с. 190-191).
22 августа 1572 г., когда Колиньи пешком возвращался из Лувра с заседания совета, на него совершили неудачное покушение. В 55 лет адмирал был самым опытным политиком и военным Франции. Даже враги уважали его мужество и благочестие. Колиньи часто сравнивали с Франсуа де Гизом, называя их «двумя сверкающими алмазами». В характере Колиньи была бескомпромиссность, отвечавшая кальвинистской дисциплине, а оружием на войне ему служили жестокость и террор. В глазах протестантов это делало его героем.
Однако не прошло и 48 часов после покушения, как адмирал был убит. Последовали несколько дней анархии, в которой были перебиты от 2 тыс. до 6 тыс. протестантов и разграблены более 600 домов (с. 193). Варфоломеевская ночь — самый трудный объект изучения в истории XVI в. Сохранившиеся источники пристрастны больше обычного, а в последующие века на них наслоилось множество подозрений. Прежние толкования исходили из репутации Екатерины как коварной итальянки, искушённой в тёмных политических искусствах Макиавелли. Утверждают, будто убийство Колиньи было запланировано за годы до его совершения и стало сигналом к осуществлению заранее разработанной программы истребления протестантов. Утверждают также, будто королева опасалась, что адмирал станет для её сына авторитетнее её самой. Такая интерпретация опирается скорее на ксенофобию и женоненавистничество, чем на факты. Историк Н. Сазерленд[338] настаивает, что убийство противоречило долгосрочным политическим целям Екатерины. Более десяти лет она пыталась сохранить мир, балансируя между католической и протестантской фракциями. Н. Сазерленд указывает на международный католический заговор с участием Испании, папства и Гизов. Испанская версия правдоподобна, так как летом 1572 г. Колиньи призывал вторгнуться в Нидерланды. И всё же свидетельств мало. Испанцы исходили из Realpolitik: признавали, что адмирал является фактором раскола Франции, а поэтому способствует её слабости. Обвиняют также герцога Анжуйского, итальянских членов Тайного совета или их вместе. Карла IX недавно реабилитировали в том смысле, что, хотя он и мог сыграть в планировании убийства решающую роль, был он королём–философом, который опасался краха своей мечты о согласии в стране. Как бы то ни было, пользой недавних исследований стало то, что заговор против Колиньи перестали связывать с последовавшей за ним резнёй.
Самый удивительный провал в расследовании убийства адмирала — отсутствие серьёзного анализа действий главных подозреваемых, т. е. семьи Гизов. Пересмотр политических событий 1570-1572 гг. с её точки зрения оставляет совсем другое впечатление о событиях в центре. О предшествовавших резне событиях существует не меньше мифов, чем и о самой Варфоломеевской ночи.
Согласно одному из мифов, накануне резни во Франции существовала единая ультракатолическая фракция. Конечно, Сен–Жерменским миром были недовольны многие католики, а Гизы были их главной надеждой. Однако, как мы видели, парижане не были готовы оказать им вооружённую поддержку. Хотя протестанты были меньшинством, внушительной угрозой их делало относительное единство. Католики же были расколоты личными и политическими распрями. Нигде это не проявлялось ярче, чем в королевском совете. Большинство его членов разделяли ультракатолические взгляды Гизов — но не любили самих Гизов. Между тем эти советники сыграли в резне ключевую роль.
Наконец, участником драмы был сам король. Как показано недавно, Карл IX был самостоятельной политической фигурой и, хотя презирал ересь, много поработал над заключением мира. Он не был обделён умом и мог увлечённо говорить о богословии, поэзии, архитектуре и военной стратегии. Карл был одержим охотой и любил работать по металлу. Вместе с тем вырос он в среде, где политические убийства были делом обычным. В 1571 г. он сам дал добро на убийство фаворита своего брата Генриха — Линьероля, который интриговал против королевской политики.
В 1571 г. испанский посол сказал, что о кардинале Лотарингском больше не говорят — как и вообще о Гизах. Это показывает, что отъезд от двора едва ли был подходящим моментом начала сговора Гизов с Филиппом II и Альбой. Испанский король продолжал считать Гизов своими главными союзниками во Франции, но, находясь в опале, они были для него мало полезны. В сентябре король тепло принял при дворе Колиньи, что резко отличалось от приёма, оказанного кардиналу. Молодой Генрих рвался изменить судьбы семьи, но дядя, опытный политик, призывал его к сдержанности. В январе 1572 г. герцог де Гиз прибыл в Париж с обычной свитой в
