Чужой среди своих 2 (СИ) - Василий Сергеевич Панфилов

Это не значит, что я внезапно стал над законом, но некоторая фора у меня всё ж таки появилась. Да и, полагаю, встречи отца и собственно информация о «шевелении» просочилась Куда Надо. А там уже, случись что, защищать будут не только и даже не столько интересы несовершеннолетнего меня, сколько играть в аппаратные игры, подсиживая смежников.

… но всё-таки, в ГУМе и Ветошном переулке, появляться лишний раз не стоит! Во избежание. Дядя «Сука» Саша, как оказалось, не просто дурак, но и дурак инициативный. А когда и где у него может рвануть в башке, предсказать может только хороший психолог, а я — не он!

Настроение чуть испортилось, но так… совсем чуть! Новые мои приятели, кажется, ребята с характером, и это радует! Помаленьку обрастаю связями и знакомствами, как и полагается любому «понаехавшему», и именно сейчас, в подростковом возрасте, завязывается обычно та дружба, которая — на всю жизнь!

— Миша! — слышу знакомый голос, — Михаил! Да постой ты! Уф-ф… еле догнал! Здорово!

Запыхавшийся Стас, о которого попахивает табаком и кажется — вином, сунул мне крепкую ладонь.

— Здорово! — я искренне ему рад, а Стас уже представляет своих приятелей-музыкантов, подтянувшихся за ним.

— Вячеслав… — жму руку парню на несколько старше меня, по виду студенту.

— Игорь Гончарук…

— Сергей Тимашев…

— Очень приятно, очень приятно… — снова и снова повторяю я, и вдруг…

— Юра Айзеншпис!

— Очень… — произношу машинально, и всё пытаюсь вспомнить, где же я его видел?

— Мы с тобой не встречались нигде? — спрашиваю его, не отпуская руки, но нет… Так откуда я его знаю? Хотя, наверное, показалось.

— Сколько их в этот раз было? — весело спрашивает Стас.

— А? Четверо, — отвечаю, всё поглядывая на Юру. Может, родня дальняя? Не он сам, так его отец или дедушка на какой-нибудь совместной фотографии отметился, вот и кажется знакомым…

— Крепко досталось? — интересуется кто-то из ребят.

— Да нет… так, по уху зацепили, да по рёбрам разок, — отвечаю ему, пытаясь одновременно слушать Стаса. Тот говорит что-то о сейшене[i], знакомом музыканте, который дал ему пластинки, и, вовсе уж неожиданно — о суворовском училище, в котором он учится.

— Легко отделался, — со знанием дела говорит Сергей, — могло быть и хуже. Прохожие спугнули?

— Да нет, удрали… отвечаю я, пытаясь понять, стоит ли мне иди на этот самый сейшн, или ну его? Одна часть сознания говорит, что это может быть интересно, а другая — о возможных проблемах.

— Удрал? — переспрашивает кто-то.

— А? Нет, они… — отмахиваюсь я.

— А ведь он не шутит! — ржёт Стас, и я порываюсь объяснить, что нас, вообще-то, было трое… но не удаётся, да и чёрт с ним! В принципе, был бы я один, ситуация от этого не слишком бы изменилась.

— Ты не говорил, что играешь, — Стас показывает на гитару.

— А… недавно начал, — поясняю, хлопая по футляру, — у Локтева!

— Ну… — тянет кто-то из музыкантов, — тоже школа! Не самая плохая!

Киваю, ничуть не смущённый несколько уничижительным (и ничуть не заслуженным!) отзывом. К ансамблю Локтева я отношусь, как к интересному хобби. Хороший коллектив и хорошие преподаватели, где могут поставить и руки на гитару, и голос, и танцевать научить.

— Двинули в Октобер[ii]? — предложил Айзеншпис, пошуршав вытащенными из кармана смятыми купюрами.

— Давай с нами! — настаивает Стас, и я, чуть поколебавшись, соглашаюсь. Почему бы, собственно, и не да?

Обо мне почти тут же не то чтобы совсем забыли, но принимать в компанию на равных не стали, хотя Стас время от времени делает попытки втянуть меня в общие разговоры. Но какое там… в разговоре мелькают сейшены, гёрлы и прочие жаргонизмы, незнакомые имена и места, и какие-то вещи, понятные только своим, из той же культурной среды. Я понимаю в лучшем случае через раз, по контексту, и полагаю, что не всегда правильно.

В среде неформалов принято сейчас шифроваться, даже если в этом нет ни малейшей необходимости. И хотя я вижу в этом скорее оттенок ребячества, но понимаю и принимаю.

Если органы кем-то заинтересуются всерьёз, не помогут никакие жаргонизмы и иносказания, но неформалы в СССР почти все как минимум на грани диссидентства, и разговоры у них бывают очень острые. Вот и шифруются, дабы не наматывать себе срока́ и неприятности на ровном месте. А то ведь бдительных товарищей вокруг — каждый из многих…

— Брось, — успокоил я мечущегося Стаса, поймав на ходу за предплечье, — тебя я рад видеть, а это так… твои друзья и знакомые, а не мои, не обижаюсь.

Его я действительно рад видеть. Хотя наше знакомство и не назовёшь хоть сколько-нибудь длительным, парень он очень яркий, харизматичный, и, по крайней мере сейчас, по молодости — искренний в дружбе. Он из тех, с кем дружить легко.

Стас засмеялся, ткнул меня кулаком в плечо, и некоторые время мы шли по улице, пихаясь, толкаясь и обозначая удары, нырки и защиту.

— Не пойму… уличный бокс? — озадачился он, довольно-таки коряво выбросив двоечку и отступая назад и в сторону.

— Угу… — вдаваться в подробности не вижу особого смысла, да и, по факту, смесь бокса с элементами муай-тай и филиппинки, с некоторой натяжкой можно назвать уличным боксом, — ну и отец немного джиу-джитсу знает, показывал.

Пару минут спустя, запыхавшись, Стас присоединился к другим музыкантам, но меня не бросил, то и дело объясняя что-то вполголоса, подходя поближе, спрашивая моё мнение по тому или иному вопросу, и в общем, всячески втягивая в беседу, не навязчиво и аккуратно. Минут через десять тонкий ледок хрустнул, я меня не то чтобы приняли в компанию, а скорее — признали право вращаться в их орбите.

С неба начал сыпаться мелкий и редкий ледяной дождь, обычный для конца октября, а чуть погодя зачастило, и уже не дождём, а мелким градом пополам с липким снегом, тающим ещё в воздухе. Ругнувшись, я поднял ворот пальто, и, достав из кармана вязаную шапку, одел на ходу, а после прибавил шаг, догоняя ускорившуюся компанию.

— Давайте на метро, что ли, — предложил Айзеншпис, озабоченно поглядев на стремительно темнеющее небо, и через пару минут мы ввалились на станцию, а за дверьми, будто отрезая пути отступления, хлынул злой и яростный осенний ливень.

— Тьфу ты… — сплюнул при виде нашей компании немолодой мужик, прямой как палка, с орденскими планками и чекистским значком, провожая нас злыми глазами, — мерзота! По лагерям бы вас…

… он ещё что-то говорил, но мы уже прошли мимо, не задерживаясь, чтобы ответить.

За нас ответила какая-то тётка, по виду учительница старой закалки, согласившись, что таких, как мы, нужно перевоспитывать, иначе…

…