Последний танец вдвоем - Джудит Крэнц

– Билли, та эпоха кончилась, – сказал, как отрезал, Спайдер. – Не желай того, чего нельзя повторить. Забудь, детка. «Новый Магазин Грез» апеллирует совсем к другому покупателю, поэтому мы должны устроить совсем другой праздник.

– Я думала, тебя интересует мое мнение! – немедленно взорвалась Билли, которую так грубо возвратили от ностальгических воспоминаний к реальности. – Но я вижу, ты уже принял решение, а меня спрашиваешь просто для проформы – так ведь, Спайдер? И насколько ты уже продвинулся? Ты уже составил список гостей, уже нанял организатора празднеств, уже назначил дату? Нет, подожди! Я угадала: прежде всего ты поспешил нанять моделей, все восемнадцать. Правильно?

– Я же тебе сказал: мне эта мысль пришла только ночью. – Спайдер был ошеломлен ее неожиданной агрессивностью. – Ты первый человек, с которым я об этом заговорил. Что ты взвилась, словно тебя блоха в задницу укусила?

– Прелестно! Как ты изящно выражаешься, Спайдер, твой словарь столь редкостен и изыскан…

– Билли, милая, прекрати! – раздраженно перебил он. – Не тебе меня в этом упрекать. Пьяные матросы не употребляют некоторых словечек, которыми ты запросто бросаешься… Я сказал «не употребляют»? Прости, надо было сказать «даже не слышали».

– Может быть, Спайдер, может быть. Но они, по крайней мере, не стремятся переспать с девушками, которые в дочери им годятся!

– О чем ты говоришь? – Спайдер резко выпрямился.

– Думаю, ты прекрасно меня понял! А мне, признаться, казалось, что для роли грязного старикашки ты несколько молод… Ты решил попрактиковаться заранее, да? Или у тебя просто зуд – неподвластный рассудку – завалить каждую самку, которая вдруг на мгновение покажется доступной, эмоционально неустойчивой, одинокой и беззащитной? Интересно, сколько сотен женщин ты так поимел, прежде чем решил присоединить Джиджи к своей обширной и гнусной коллекции?

– Боже, так вот ты о чем! Перестань, Билли, это был один-единственный случай, много месяцев назад, и дело не пошло дальше пары поцелуев. И какого дьявола я должен перед тобой отчитываться в своей личной жизни?!

– Не в своей! – сорвалась на крик Билли. – Нужна мне твоя жизнь, подотрись ты ею! Но это жизнь Джиджи, и мне она небезразлична! Ты смутил ее, ты ее расстроил, она чуть не получила страшную психологическую травму только оттого, что ты не мог удержаться и не протянуть к ней свои грязные лапы!

– Ты рехнулась! Мы с Джиджи просто приятели. Если бы она так все это воспринимала, уж я бы заметил, Она же не умеет ничего скрывать, она бы сама мне сказала!

– О, разумеется, ты бы все понял, даже если бы она не сказала ни слова. Все знают о твоей знаменитой интуиции, о твоем легендарном умении понимать женщин. Что за гнусная шутка! Ты даже не способен почувствовать, что женщина, которую ты целуешь, думает о ком-то другом! Почему, как ты думаешь, Джиджи тебя отшила, когда ты хотел ею воспользоваться – попросту говоря, хотел ее трахнуть? А ты хотел, Спайдер, не пытайся отрицать! Она влюблена в другого, ты, тупица, и надо обладать чуткостью орангутанга, чтобы этого не понять!

– Ради бога, Билли, послушай… Ты защищаешь своего детеныша, я понимаю, но это же смешно! Перестань делать меня хуже, чем я есть…

– Ты хочешь сказать, что ты не переспал бы с Джиджи в тот вечер, если бы она позволила? С твоей-то репутацией неистового жеребца? С твоим по-мужски убогим представлением, что значит хорошо провести время? Не смеши меня! Разумеется, этим должно было кончиться!

– Тебя там не было, – нахмурился Спайдер, наконец начиная злиться. – Ты нам свечу не держала. Откуда ты знаешь, что я тогда думал, что делал и чего не делал? Ты назначила себя одновременно следователем, прокурором, судьей и присяжными в одном лице, а между тем…

– Ты будешь отрицать?! – Билли уже не могла остановиться; гнев душил ее, и она не желала прислушиваться к голосу рассудка.

– Да, буду!

– Давай-давай. Изображай невинность. Кобель ты бессовестный, я знаю, чего ты хотел!

– Мне совершенно наплевать, что ты, по-твоему, знаешь, – неожиданно спокойно сказал Спайдер. – Ты не права. Я ухожу.

«Сказать, что она невменяема, – это слишком слабо», – думал Спайдер, бессмысленно бродя по своему огромному, почти без мебели, неосвещенному дому. В своей жизни он навидался психованных женщин – по большей части в состоянии временного помешательства, – но Билли побила все рекорды. На пустом месте налетела на него, паля из всех пушек, стараясь ранить каждым словом как можно сильнее, обвиняя чуть ли не в растлении малолетних и напрочь отказываясь его выслушать. И это после долгих лет знакомства, отлично зная, что он за человек! Неужели у нее нет и капли уважения к нему после всего, что они вместе испытали?

До него только сейчас начал доходить весь ужас ситуации. Удар был так силен, что вызвал замедленную реакцию – так человек на собственных ногах уходит с места автокатастрофы, в которой должен был погибнуть, но остался цел и невредим. Спайдер чувствовал липкий озноб, тошноту, его трясло. Он никогда бы не подумал, что Билли может так больно его ранить – и за что? За что, господи боже мой? За то, что он поддался минутному чувству, да и минута эта была много месяцев назад! Такой взаимный порыв (по крайней мере, ему казалось, что взаимный) и тотчас взаимное отторжение могли случиться когда угодно с кем угодно. Эта минута оставила им с Джиджи чувство тепла, понимания друг друга и смутно-приятные, но совершенно несерьезные воспоминания. По крайней мере, он так думал. Но что бы он ни думал, это, очевидно, теперь было совершенно неважно…

Калифорнийцы живут в вечном ожидании землетрясения, и всю жизнь где-то на задворках сознания присутствует это ожидание, на которое он привык не обращать внимания, но которое пронизывало все. И вот теперь Билли заставила его почувствовать, что основы его жизни рухнули в несколько секунд и заживо похоронили его под обломками. Поначалу он действительно думал, что Билли шутит, пока она не обвинила его в том, что он грязный старикашка. Господи! Вспомнить противно…

Внезапно Спайдеру пришло в голову, что концы не сходятся с концами. Во всем этом не было смысла. Он был уверен, абсолютно уверен, что Джиджи не могла говорить Билли ни о каких травмах, серьезных или не очень. Даже если Джиджи поведала ей о том вечере в мельчайших подробностях, с ней ведь не случилось ничего такого, от чего Билли стоило бы так заходиться. А если Джиджи и в самом деле влюблена в некоего неизвестного ему парня, кем бы он ни был, не служит ли это доказательством того, что он не нанес ей никакого ущерба?

Конечно, в чем-то Билли права: он не должен был вообще целовать Джиджи. Он сожалеет об этом. Сожалеет – это немножко не то слово, но сойдет и так. Если вспомнить тот вечер и как следует подумать, действительно глупо было начинать что-то с Джиджи только потому, что она была привлекательна и забавна, потому что… о черт, просто потому, что он был так настроен, других веских причин не было. Он знал Джиджи подростком – и до сих пор во многих отношениях она была милым ребенком, – а с ребенком, который вырос на твоих глазах, нельзя целоваться. Ни при каких условиях. Или, может быть, можно, но только если ты влюблен и сначала, как порядочный человек, признаешься в любви и получаешь ответ. Но он не влюблен в Джиджи, никогда не был влюблен в нее и никогда не будет.