Оборотень (СИ) - Йонг Шарлотта

Сэр Филипп встал и возбужденным, дрожавшим голосом просил отпустить сына на поруки. Многие джентльмены и состоятельные люди предложили свои услуги.

Последовало небольшое совещание и было решено, что при данных обстоятельствах это может быть допущено. Чарльз благодарил всех, раскланиваясь с теми, кто сидел в отдалении, и пожимая руки ближайшим. М-р Эйр из Ботли-Грендж и м-р Брокас из Роч-Корта были признаны поручителями. Почтенный старик, м-р Кромвель из Горзли, обратился к несчастному сэру Филиппу со словами, в которых звучало достоинство прежнего проректора:

– Ваш сын поступил как честный и мужественный человек; да благословит вас Господь и да поможет вам благополучно пройти через это испытание.

Затем спросили Чарльза, не хочет ли он заблаговременно запастись свидетелями.

– Нет, милорд, – ответил он, – благодарю вас, мне некого вызывать, и чем скорее кончится дело, тем лучше для всех.

После некоторого обсуждения выяснилось, что так как присяжные, постановляющие отдачу под суд, еще не отпущены, то они могут сделать законное постановление о нем, судебное разбирательство решено было назначить по окончании всех уголовных дел, находящихся в очереди. Когда все было приведено в порядок, убитый горем отец вместе с сыном, свидание с которым состоялось при таких тяжелых условиях, могли свободно вернуться в гостиницу Джорджа. М-р Кромвель выступил вперед, чтобы попросить их воспользоваться его экипажем. Это была прекрасная мысль, потому что сэр Филипп едва стоял на ногах. Усадив его, Чарльз обратился с вопросом.

– Где же она, молодая дама, мисс Вудфорд?

Она была еще в зале, потому что дядя хотел вывести ее, когда толпа несколько рассеется. Чарльз помог ей сесть в экипаж, и сам занял место, а за ним последовали сэр Эдмунд и д-р Вудфорд, так как в просторной карете было много места. Никто не промолвил слова в тот короткий промежуток времени, когда четверка лошадей доставила их от подъезда здания суда вниз по спуску до гостиницы. Только Чарльз наклонился вперед, взял руку Анны, поднес ее к своим губам и затем все время крепко держал ее в своих руках.

Наконец, очутившись у себя в гостинице, они едва сознавали, как туда попали; Чарльз хотел затворить дверь, но кто-то ударил его по плечу, и Седли стоял около него с протянутой рукой.

– Однако, Чарли, старый дружище, ты изрядный шутник. Ты выпутал меня из этой истории, за что я тебе очень благодарен, но тебе не следовало лезть в петлю. Я вышел бы сухим из воды, и оставил бы их всех в дураках, если бы ты немного подождал.

– Ты думаешь, я могу спокойно смотреть, как ее пытают? – сказал Чарльз.

– Пытают? Ты вспоминаешь свои варварские страны. Здесь нечего бояться пытки; нынче она даже в Шотландии отменена.

– Другой пытки он не понимает, – сказал сэр Эдмунд Нотли.

– Тем не менее, я многим обязан всем вам, – сказал Селли. – И вот что я вам посоветую, сэр, – обратился он к дяде, – если вы хотите, чтобы Чарльз легко отделался, удержите м-ра Гариорта, но не теряйте времени. а то он может уехать.

Сэр Эдмунд Нотли одобрил этот совет, и они оба вышли, чтобы разыскать фамильного стряпчего, через которого следовало обращаться к великому мужу. Оставшись вчетвером, они вздохнули легче. Д-р Вудфорд хотел увести племянницу, но Чарльз обнял ее и, горячо целуя, воскликнул: «Мужественная, преданная девушка!»

Она не могла говорить, но подняла глаза на него, и при всем своем горе почувствовала невыразимое успокоение, когда он на минуту прижал ее к себе; так как в это время прислуга вносила вино, то Чарльз, усадив ее в кресло, принялся ухаживать за ней и за отцом.

– Я не забыл своих привычек, – сказал он весело, чтобы придать другое направление напряженным чувствам, – хотя в Германии дамы ухаживают за мужчинами.

Анне трудно было удержать слезы при этих словах, но она знала, что таким образом она расстроит все общество и ей придется оставить комнату и лишиться драгоценных мгновений. Сэр Филипп, выпив вина, спросил сына: – Ты был дома?

Чарльз объяснил, что он высадился на берег в Гревзенде, а оттуда поехал верхом, ночевал в Бэзингстоке и направился через Винчестер, так как предполагал, что родители, может быть, проводят зиму в этом городе; приехав сюда несколько часов тому назад, он начал расспрашивать о них и узнал, что сэр Филипп Арчфильд действительно здесь, потому что племянник его судится уголовным судом за умышленное убийство сына майора Окшота, совершенное семь лет тому назад.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– И ты не получил ни одного из моих писем, предупреждающих тебя? Я писал во все порты, – сказал отец, – предупреждал тебя, чтобы не возвращался, пока все дело не кончится.

– Нет, не получил ни одного письма. Я думаю, – сказал он, – мне не следует завтра ехать домой; это могло бы встревожить моих поручителей; я лучше повидаюсь с ними со всеми.

– Твоя мать будет очень огорчена, если узнает, что ты остался здесь, – сказал сэр Филипп.

– Она ничего не знает про то, что Анна передала мне, когда Седли был арестован. Она стала очень слаба, – и он вздохнул. – Но мы можем послать за твоей сестрой, если она решится оставить мать и мальчика.

– Мне хотелось бы, чтобы сына привезли сюда, – сказал Чарльз. – Я желал бы, чтобы он вспоминал об отце не как об осужденном преступнике! – Затем, преклонив колено перед сэром Филиппом, он сказал:

– Сэр, прошу вашего благословения и вашего прощения. Раньше я не вполне понимал, насколько я виноват перед вами, в особенности скрывая эту злосчастную историю.

Старик провел рукою по голове своего сына.

– Мой дорогой, мой бедный сын! Ты был так расстроен тогда.

– Да, я был страшно расстроен. Прежде мне казалось, что я поступил так ради Алисы, но, к несчастью, это было напрасно; через год, когда я был уже старше, я увидал, что мой поступок и слеп, и гадок; мне следовало тогда все изложить вам и предоставить вам судить – искренне раскаиваюсь, что не сделал этого. Моя дорогая Анна несла бремя одна, – прибавил он и повернулся к ней. – Пусть никто не говорит после этого, что женщины не умеют хранить тайны, но я не должен был возлагать эту тайну на нее.

– Тогда дело лучше кончилось бы для тебя, – произнес сэр Филипп, вздыхая. – В то время никто не отнесся бы строго к несчастному приключению молодого человека из честной семьи.

Что же теперь делать, сын мой?

– Эго мы будем обсуждать, когда явится стряпчий. У вас все тот же старик Ли? Л пока мы будем наслаждаться свиданием. Так вот какой муж у Люси. Рассудительный и степенный – не так ли? Вы говорите, мать очень слаба. Разве она была больна?

Чарльз сохранил бодрое расположение духа, которое стало обычным для пего во время военной службы, приучающей ко всевозможным опасностям; но остальным было очень трудно поддерживать такой тон. Когда пришел старый слуга, посланный спросить, не желает ли «его милость» кушать отдельно. Чарльз встретил его веселым приветствием и пожатием руки; это так растрогало старика, что он воскликнул: «О, сэр, каково видеть вас в таких обстоятельствах; и такой прекрасный молодой джентльмен!»

Чарльз, единственный, кто мог говорить, распорядился насчет обеда; сэр Эдмунд Нотли и Седли прибыли вместе с юристами и, пожалуй, в их обществе всем было легче. Разговор вертелся главным образом около австрийской политики и турецкой войны. М-р Гаркорт, казалось, очень ценил те сведения, которые полковник Арчфильд мог сообщить ему; а многочисленные анекдоты о войне и описания военных сцен заинтересовали даже сэра Филиппа, заставляя его на минуту забыть о положении сына и гордиться только его славою и отличиями, которые он заслужил.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Мы должны спасти его, – сказал м-р Гаркорт сэру Эдмунду, – он слишком милый малый, чтобы погибнуть из-за какого-то юношеского приключения.

Обед продолжался недолго, и после него должна была состояться консультация, так что Седли удалился. Анна тоже встала, чтобы уйти, но стряпчий, м-р Ли, сказал: «Показания М-рис Вудфорд нам необходимы для защиты, сэр».

– Я не понимаю, какая защита возможна в этом деле, – возразил Чарльз. – Я могу только признать себя виновным и прибегнуть к милосердию короля, если он соблаговолит распространить его на одного из членов торийской семьи.