Оборотень (СИ) - Йонг Шарлотта

– Так вы думаете, я не обязана говорить правду, всю правду, ничего кроме правды, – пробормотала она, подавленная горем, но с твердостью.

– Ты, конечно, можешь и даже обязана молчать по-прежнему, до разбирательства дела в суде. Надеюсь, ты не будешь вызвана свидетельницею по поводу ссоры Седли и что моих показаний будет достаточно. Других показаний я не могу дать. Помни, если ты будешь вызвана, то обязана отвечать только на то, что тебя спрашивают; впрочем, если Селли сколько-нибудь подозревает истину, то, очень вероятно, тебе будут задавать вопросы относительно м-ра Арчфильда. Если это только случится, дитя мое, то да укрепи тебя Господь не уклониться от истины во имя Его. Вся задача судебного разбирательства состоит в том, чтобы доказать виновность или невинность Седли; обо всем остальном нет надобности говорить. Дай-то Бог.

– Но он, м-р Арчфильд?

– Отец его немедленно послал во все гавани и принял все меры, чтобы остановить его на пути, пока суд не кончится. Так что существенной опасности нет, хотя разочарование жестоко. Преступное покушение Чарнока и Баркли, набрасывая тень на нашу партию, также может повредить нам, так что теперь не так легко добиться оправдания, как это могло быть тогда.

Во всяком случае, дорогая моя, я убежден, что тебе нечего опасаться за жизнь Чарльза, если даже тебе придется сказать правду.

Затем добрый старик опустился на колени вместе с Анной и молил Бога о прощении, наставлении и поддержке для нее и о покровительстве для Чарльза. По окончании молитвы она попросила дядю увезти ее куда-нибудь, так как ее присутствие должно быть очень тягостно для хозяев, выказавших ей столько расположения. Дядя согласился с ее желанием и передал его; но сэр Филипп и слышать ничего не хотел об этом. Вероятно, он боялся, что всякое изменение может вызвать подозрение, и что при таких опасных условиях Анну могут вызвать к допросу; а ему хотелось все скрыть от своей жены до окончания дела. Итак. Анна была вынуждена остаться в Фэргеме; после первого дня, проведенного в одиночестве, Анна собрала все силы, чтобы по обыкновению быть со всею семьей. Сэр Филипп относился к ней с изысканной, но ледяной вежливостью, которая больно отзывалась в ее душе; леди Арчфильд сильно страдала, видя, в какое уныние впал ее муж, благодаря положению племянника и бесчестью, обрушившемуся на всю семью, и ее надежды на свидание с сыном все уменьшались. Что касается маленького Филиппа, то он с любопытством расспрашивал о Седли, содержавшемся в тюрьме за убийство Пенни-Грима, хотя его останавливали, объясняя, что о таких вещах нельзя говорить. Но почему же Нан плачет, когда он говорит о возвращении папа?

Все соседи были приглашены на похороны на Гэвантском кладбище – месте погребения семейства Окшот. Майор Окшот лично написал д-ру Вудфорду, так как он был одним из лучших друзей его сына, и прибавил, что он не может пригласить сэра Филиппа Арчфильда, хотя знает, конечно, что сэр Филипп не был участником преступления племянника, который служит прекрасным примером, что правда никогда не скроется от Божьей справедливости.

Д-р Гудфорд принял приглашение не только ради Перегрина, но и для того, чтобы посмотреть, как обстоят дела. Ничего особенного не произошло, только слишком легковесный гроб производил неприятное впечатление.

Надгробную проповедь произнес молодой диссентерский пастор в своей собственной часовне на тему: кто проливает кровь человеческую, от руки человеческой и погибнет; после чего погребение совершилось при громадном стечении народа. Но в то время, когда шествие двигалось от часовни к кладбищу, за стеной раздался странный взрыв дикого хохота.

«Неужели беспокойный дух не найдет успокоения даже теперь, когда он отомщен?» – подумала Анна, когда ей рассказывали об этом происшествии.

Глава XXVIII

СУД

Время шло, и заседания суда в Винчестере открылись. Сэр Филипп позаботился доставить в помощь своему племяннику лучших юристов; но в уголовных делах главная защита остается за самим обвиняемым, хотя ему и предоставляется право пользоваться советами адвоката. К великому огорчению Анны, и она, и ее дядя были вызваны в суд в качестве свидетелей. Сэр Филипп слишком тревожился, чтобы быть в состоянии оставаться вдали от Винчестера, и они все поехали в его дорожной карете; сэр Эдмунд Нотли сопровождал их верхом, а Люси осталась с матерью; они обе находились в полном неведении истины. Путешественники остановились в гостинице Джордис.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Страшную и тяжелую ночь провела Анна. Всеми силами она старалась заснуть, чтобы быть в состоянии владеть собою и не терять присутствия духа, но беспрестанно просыпалась под влиянием самых фантастических снов и, пробуждаясь, вспомнила, что их ужасный смысл придает им действительность.

Бледная, безмолвная, сдержанная, вошла она в столовую гостиницы; дядя и сэр Филипп принялись уговаривать ее съесть что-нибудь.

В это утро сэр Филипп переменил свое суровое обращение с ней и, выждав минуту, когда зять его не присутствовал, сказал ей:

– Дитя мое, я знаю, что этот случай столько же тяжел для вас, как и для нас. Я могу сказать вам только одно: пусть никакие земные расчеты не останавливают вас от исполнения того, что составляет ваш долг в отношении Бога и людей. Говорите правду, что бы ни случилось, предоставьте все остальное Богу истины. Да благословит вас Господь во всех ваших делах, – и он поцеловал ее в лоб.

Адвокат Седли, м-р Симон Гаркорт, прислал уведомление, что судебное заседание начинается. До здания окружного суда пришлось идти по самым оживленным улицам, переполненным возбужденным народом, ропчущим против убийцы; сэр Филипп шел со своим зятем, а Анна следовала с дядей. М-р Гаркорт имел большие надежды; он говорил, что преследование не имеет законных оснований; что обвиняемый – очень умный человек, что он так быстро и верно понял, какое направление должна принять защита, что ему следовало бы быть юристом. Нечего бояться, если только дело не примет какого-нибудь особенного оборота. К тому же, м-р Вильям Каупер, которого Роберт Окшот и его жена пригласили за очень высокую плату для ведения дела, был один из самых выдающихся адвокатов; он был известен убедительностью своего красноречия, а к несчастию, м-р Гарнур не имеет права возражать ему.

Печально настроенное общество было введено в суд; сэру Филиппу и сэру Эдмунду отвели места около шерифа, рядом с судьей, который, как это ни странно, один только отделял их от майора Окшота. Судьей был барон Гатсес, человек нерешительного вида, несмотря на свою красную мантию и большой парик; он сидел под альковом, близ «круглого стола короля Артура». Седли, правда, несколько похудел со времени своего ареста, но лицо его было такое красное, а выпуклые глаза смотрели так нахально, что трудно было принимать это выражение за уверенность в невинности.

М-р Каупер очень ловко поставил вопрос. Здесь были замешаны две семьи, ближайшие соседи, порвавшие дружбу впервые из за политических воззрений.

Он осветил взгляд Окшотов на гражданскую и религиозную свободу с самой популярной стороны; несчастно погибшего он выставил как многообещавшего члена свиты блестящего сэра Перегрина Окшота, имя которого он носил. После смерти старшего брата он был отозван: его светское образование и иностранная манера возбудили злобу и ненависть молодых людей округа, принадлежавших к дорийской партии, которая тогда была в силе; в особенности же это враждебное отношение отразилось на подсудимом. Тогда почти не существовало никаких правил, запрещающих распространяться о предметах, не относящихся к делу, так что м-р Каупер мог остановиться на предшествующей жизни Седли, который злоупотреблял добротою дяди, был известен своим хвастовством, изгнан за дурное поведение из Винчестерской коллегии, затем служил достойным орудием при совершении тех насилий в Шотландии, которые довели нацию до окончательного разорения, прославился своим развратом во время службы в гарнизоне и, наконец, был исключен со службы за неповиновение Ирландии.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})