Инфекция - Андрей Лысиков

— Чего тебе? — его хриплый голос и неприветливая, если не сказать грубая, интонация не давали собеседнице ни малейшего повода усомниться в том, что старик вовсе не рад ее видеть, а открыл дверь лишь для того, чтобы удостовериться, что незваные гости и вправду убрались из его деревни.

— Э-э-э, здрасьте, — сначала Юля смогла вымолвить только это.

— И тебе не хворать. Чего стучишься в дверь, словно война началась? Хахаль-то твой тоже в дверь барабанил, да ничего не добился и ушел…

— А вы не хотите, случайно, уйти из деревни? Я вот тут уходить собралась…

— Раз собралась, значит, уходи, — бестактно перебил ее дед. — Случайно в деревню в эту пришли, памяти о себе не оставили, и то ладно. Иди-иди, не надо на меня так смотреть.

— Я думала…

— А ты не думай, — старик начинал повышать голос, — вредно много думать. Уходи и все тут.

— Ну как хотите…

Ответом ей был стук захлопнутой двери. Старик оказался довольно мерзким, не таким, каким показался при первой встрече. Может быть, решила Юля, у него тогда просто настроение хорошее было. А сейчас стало плохим. Она покинула деревню, повторив путь Павла, разве что не покурила, перед тем как уйти. Вскоре она уже шагала по асфальтовой дороге, с каждым шагом все дальше уходя от деревни.

Степан Осипович захлопнул дверь перед юной особой и поморщился от боли в пояснице. Последние дни боль стала доставать его все сильнее. Он постоянно напоминал себе, что ему уже восьмой десяток лет идет, но по складу своего вредного характера не хотел верить в приближавшуюся старческую немощь. Однако в этот раз он явно перестарался — хотелось ему все-таки посильнее хлопнуть дверью перед носом у девчонки. Просто из вредности.

Появившиеся позавчера гости его вовсе не порадовали. Будучи сам по себе замкнутым и нелюдимым он буквально наслаждался нынешней жизнью в одиночестве. Никто из соседей его не беспокоил. Супругу свою он сам много лет назад пристукнул как-то в сердцах. Поссорились они довольно сильно, ну он ее и пришиб первым, что под руку попалось. От милиции отвязался, сказав, что она пропала без вести, а сам ее на болоте в соседнем леске ночью закопал. Соседи всякое поговаривали, но деда довольно сильно боялись. Вот и гостям случайным он позавчера не стал ничего рассказывать, незачем им знать. Он надеялся, что они пораньше уйдут, но почти два дня пришлось ждать, и судя по женским крикам, доносившимся из соседнего дома и прошлой ночью и следующим днем, им было чем заняться. Но вот они, наконец-то, ушли. Правда сучка эта молодая приходила, хотела с собой его взять. Ага, разбежался. Пусть катятся, откуда пришли.

Так, размышляя сам с собой, Степан Осипович приближался к особняку. Он давно уже глаз на этот домик положил. И стоял по соседству с его собственным, и выглядел просто здорово. Сразу после кончины хозяйки думал он с сыном ее переговорить, ему-то он теперь без надобности был. Да вот только сынок-то ее чуть его не убил. Сказал, что больше в том доме жить никто не будет, пусть как память о мамаше его стоит. Правда наказ дал соседям в порядке дом содержать, за то и приплачивал. Только Степану Осиповичу запретил к нему приближаться. А старик жуть как хотел хоть пару минут в том доме побыть. И вроде бы особенного ничего, а хотелось страшно. Ну вот и подумал, что раз в деревне больше никого не осталось, дом, значит, в полной его собственности. А тут эти двое нарисовались. Он бы их отослал, да у парня уж очень вид воинственный был, и автомат на плече вроде бы на игрушечный не был похож. Пришлось ему этих гостей в тот дом и направить. А ведь он только заполнил генератор, собирался в доме отдохнуть. Где у хозяйки дома что лежало, он прекрасно знал.

Генератор гости естественно опустошили, но у старика еще в запасе парочка полных канистр была. Кряхтя от натуги, он принес из дома одну из них и отправился к генератору, по-прежнему сжимая в зубах сигарету.

Он всегда знал, а если и не знал, то чувствовал, что именно курение его и сгубит. Кашель кашлем, это у него уже много лет продолжалось. Но в этот раз причиной смерти стала именно прикуренная сигарета. Наклонившись над генератором, Степан Осипович залил туда бензин, и в этот момент сигарета вырвалась у него изо рта и по странной случайности попала точно в отверстие генератора. Дом заглушил часть взрыва, но яркая вспышка была хорошо заметна даже при солнечном свете. Во мгновение ока весь двухэтажный особняк был объят пламенем. Спустя полчаса гореть начала уже близлежащие постройки. Но ничего этого Степан Осипович уже не видел, уничтоженный взрывом.

Странный хлопок донесся до Юли с расстояния в несколько километров. Звук шел как раз из деревни. Что стало его причиной, она гадать не стала, просто отвернулась и пошла дальше. Сумка на плече особых хлопот не доставляла, кроссовки при ходьбе слегка шуршали по асфальту, изредка налетавший ветерок холодил кожу, ничто не стесняло — в-общем дорога спорилась. Километр за километром оставались позади. Она шла и шла вперед — девушка, у которой было все и не осталось ничего, кроме того, что было на ней. Даже парень, и тот от нее ушел, впрочем она еще лелеяла надежду его догнать.

Впрочем, вскоре начались первые проблемы. Не зря Павел ей говорил, что кроссовки предназначены для бега, а не для ходьбы. На правой ступне надулся мозоль, который болел при каждом соприкосновении ноги с дорогой. И это был лишь первый мозоль. Сколько их еще у нее может появиться в дороге, она не знала. Тем не менее, она продолжала идти вперед по дороге.

Спустя два часа правая нога у Юли была словно объята пламенем, а каждый шаг причинял сильную боль. Мозоли на ноге открывались один за другим, те, которые появились сначала, уже лопнули. Наконец, не выдержав боли, она сошла с дороги на обочину и уселась прямо на землю, расшнуровывая кроссовки. Левая нога была в относительном порядке, в чем девушка убедилась, сняв носок. А вот правая оставляла желать лучшего. Даже носок был пропитан кровью. Сжав зубы, она сняла его, и ее глазам предстало печальное зрелище. Нога была разбита и окровавлена. Достав из сумки аптечку, благоразумно прихваченную в деревне, Юля вскрыла пузырек с зеленкой, намочила платок и приложила к ступне. Боль была невыносимой, и девушка, не выдержав, издала громкий крик. Жжение, наконец, превратилось в тупую ноющую боль, и она перевязала ногу бинтом, взятым из той же аптечки. С трудом натянув на ногу носок, а за ним и кроссовку — каждое соприкосновение с пораженной плотью вызывало новый приступ боли — Юля снова зашнуровалась и поднялась на ноги. Путешествие с Павлом было проще. Он всегда знал, что и как надо сделать, постоянно поддерживал ее. Сейчас, в одиночестве, она была в отчаянии. Ей казалось, что ее спутник уже очень далеко от нее — не менее трех дней пути, хотя на самом деле Паша ушел из деревни всего лишь на два-три часа раньше.