Мир мог быть другим. Уильям Буллит в попытках изменить ХХ век - Александр Эткинд

В статьях 1948-го Буллит приписывал идею единой Европы покойному Рузвельту, который не мог отвергнуть авторства; так, думал он, у европейского проекта больше шансов на осуществление. Буллит с иронией вспоминал, как Рузвельт пришел в Белый дом в 1933-м и занялся внешней политикой, «движимый интересом к военно-морскому флоту и страстью к почтовым маркам». Трагически повторяя ошибки Вильсона, он сначала обещал избирателям не допустить американского участия в европейской войне, а потом посвятил свой политический гений тому, чтобы вовлечь в нее Америку. Выиграв войну с помощью Советского Союза, Соединенные Штаты проиграли ему послевоенный мир. Всю ответственность за эту «трагикомедию американской внешней политики» Буллит возлагал на Рузвельта; Трумэн лишь повторял ошибки, которые сделал Рузвельт, в свою очередь повторявший ошибки Вильсона.

В этой новой версии истории европейской идеи, Рузвельт был, подобно самому Буллиту, после Версальского мира глубоко озабочен судьбой Европы, и еще до выборов 1932 года пришел к идее ее объединения. По словам Буллита, Рузвельт был уверен, что избежать новой войны можно только путем «создания конфедерации европейских государств». После этих выборов он планировал серию визитов в европейские столицы, чтобы начать совместную работу над проектом. Однако выборы в Германии 1933 года, приведшие Гитлера к власти, нарушили этот план. К тому же Рузвельт столкнулся с ухудшением экономической ситуации в США и отказом европейских держав выплачивать Америке долги Первой мировой войны. Этот отказ, рассказывал Буллит, вызвал у президента «чувство отвращения к Европе», которое заставило его вернуться к идеям «старомодного изоляционизма». На время эту ситуацию смягчило обещание Литвинова выплатить царские долги, которого добился Буллит; но скоро американцам пришлось разочароваться в советских обещаниях. Главным оружием Гитлера, которое тот до поры держал в резерве, был его пакт со Сталиным; так Буллит характеризовал ситуацию конца 1930-х. По его словам, ни одно правительство не было так хорошо информировано о готовящемся пакте, как администрация Рузвельта: уже в 1934-м американские дипломаты в Москве сообщали в Госдепартамент о готовящемся союзе двух диктаторов. Лидеры Франции и Англии не верили сообщениям Буллита, но Рузвельт заранее знал о союзе между нацистами и коммунистами и понимал, что этот союз несет войну. Однако новоприобретенный изоляционизм мешал военным приготовлениям: американцы, полагал Буллит, пришли к войне «невероятно неподготовленными», и виновен в этом был Рузвельт. Зато американское посольство в Москве работало так хорошо, что Рузвельта заранее проинформировали о готовившейся атаке Гитлера на СССР. Потом Германия атаковала СССР и Япония атаковала США; после этого надежда на победу была связана с личными отношениями между Рузвельтом и Сталиным. Испытав на себе все повороты европейского безумия, стареющий Рузвельт верил теперь только в собственную интуицию. Она подсказывала ему, что Сталин был надежным партнером, боровшимся за мир, который требовал войны. Следуя крепкой традиции американского левого движения, Рузвельт верил, что Сталин строил в своей стране особого рода демократию, стремился к модернизации и прогрессу. Буллит же видел в Сталине и Гитлере «двух близнецов, двух принцев тьмы», которые вместе и по отдельности пытались поработить Европу. Буллит пытался убедить своего президента в том, что Сталин полезный союзник, но кровавый диктатор, и верить ему нельзя. В ответ Рузвельт ссылался на свою интуицию: он неизменно симпатизировал Сталину.

Массовые поставки американской техники и вооружений в ходе Второй мировой войны были главным проявлением советской политики Рузвельта, и Буллит постоянно возвращался к критике этих поставок. С началом войны СССР отчаянно нуждался в американской технике, а США с их европейскими союзниками тоже нуждались в том, чтобы германская армия держала колоссальные силы на Восточном фронте, чтобы она не захватила СССР и чтобы она не могла использовать огромные ресурсы северной Евразии. Интересы СССР и США совпали, и интуиция Рузвельта вела его к победе. Рузвельт придумал ленд-лиз, разговаривая с Буллитом и Ле Хэнд в августе 1940-го; по крайней мере, так рассказывал Буллит, считая это проявлением политического гения Рузвельта. Но, полагал Буллит, предоставляя помощь Сталину без условий и договоренностей, которые бы определили судьбу мира после войны, он совершил ту же ошибку, которую Вильсон совершил в Версале. Обе эти катастрофические ошибки определили возможность и даже неизбежность следовавших за ними войн.

Уже летом 1941 года, рассказывал Буллит, он убеждал Рузвельта в том, что помощь по ленд-лизу должна предоставляться только в обмен на публичные, письменные обязательства Сталина уважать восточные границы Европы, как они существовали в августе 1939-го, не препятствовать формированию Европейской конфедерации и не вмешиваться в дела Китая. Рузвельт отвечал на это, что Сталин подпишет такие обязательства, но нарушит их, когда сочтет это нужным, а потому обсуждать с ним эти условия бессмысленно. На это Буллит возражал, что Сталин не мог бы нарушить подписанные им обязательства до тех пор, пока его режим зависел от американской помощи. Например, объяснял Буллит в 1948-м, если бы идея Европейской конфедерации была согласована со Сталиным в 1941 году, 120 миллионов европейцев были бы избавлены от того, чтобы стать подданными Советской империи. Буллит признавал при этом, что яростная борьба Советской армии была стратегическим фактором, без которого победы 1945 года могло и не случиться. На это вероятное возражение у него имелся интересный ответ. Хорошая победа не обеспечивает хорошего мира, это две разные задачи; Версаль показал предыдущему поколению, как можно выиграть войну, но проиграть мир. Однако обе задачи являются ответственностью президента; по американской конституции, он является главнокомандующим вооруженными силами и отвечает за внешнюю политику. Это его обязанность обеспечить, чтобы «средства, которые употребляют военные для того, чтобы достичь победы над врагом, не исключили бы достижения мира после этой победы». Американские военные, рассказывал Буллит, во все время войны поддерживали безусловные поставки Советам, потому что они панически боялись сепаратного мира между Сталиным и Гитлером. Этот стратегический страх был основан на политическом невежестве, полагал Буллит. После того, как Гитлер начал войну против своего союзника, между ним и Сталиным не могло быть нового мира. В итоге Буллит обвинял Рузвельта в катастрофическом характере Ялтинских соглашений так же, как почти тридцатью годами ранее он обвинял Вильсона в катастрофическом характере Версальского мира. Версаль сделал неизбежной Вторую мировую войну; Ялта сделала неизбежной холодную войну. «Обязанность президента состояла и в том, чтобы обеспечить победу на войне, и в том, чтобы наша безопасность выиграла от этой победы. Мы должны были и победить Германию и Японию, и воспрепятствовать тому, чтобы Советский Союз мог угрожать нам после войны», – писал Буллит.