Скандальные наслаждения - Элизабет Хойт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я люблю тебя и всей душой верю в то, что ты тоже меня любишь. Почему ты не можешь этого сказать, Геро?
Глава 16
Королева Черновласка взглянула на подношения принцев – ответы на ее вопрос – и кивнула. «Я увижу вас утром, господа».
Но, когда она встала, собираясь покинуть тронный зал, принц Восточное Солнце произнес: «Каково ваше решение, Ваше Величество?» Она оглянулась и увидела, что все три принца выжидательно смотрят на нее. «Да, кого из нас вы выбрали?» – спросил принц Северный Ветер. – Мы ответили на каждый из ваших вопросов, но вы тем не менее ничего не сказали». «Вы должны решить, – сказал принц Западная Луна. – Вы должны решить и сказать нам утром, за кого из нас вы выйдете замуж»… Из сказки «Королева с черными как вороново крыло волосами».
Гриффин встал и зажег свечу от тлеющих в золе угольков. Он вернулся к кровати, самодовольный в своей наготе. Пламя свечи бросало отблески на его гладкую кожу на животе. Он пристроил свечу в изголовье кровати и снова улегся рядом с Геро, большой, сильный и неумолимый.
– Ну? Почему ты не можешь этого сделать?
Геро смотрела на него, и сердце у нее разрывалось на части.
– Неужели так важны эти три слова?
– Ты же знаешь, что важны.
Но она покачала головой:
– Я не могу. Ты хочешь, чтобы я отказалась от своей семьи, от всего того, к чему привыкла, а ты даже не собираешься отказаться от своей кошмарной винокурни. Разве ты не видишь – то, о чем ты просишь, невозможно?
Она ожидала взрыва гнева, резких слов. Вместо этого Гриффин лишь закрыл глаза, словно остался без сил.
– Мне необходимо совсем немного времени, чтобы покончить с винокурней. После того как я разделаюсь с Викарием.
– Как долго ждать, Гриффин? – Ей было трудно говорить, слова застревали в горле. – Сколько ждать? Дней, недель, лет? Я не могу так долго ждать. Максимус и твой брат не позволят мне этого.
Он открыл глаза – его взгляд был жесткий и твердый.
– Так вот к чему мы пришли: ты выбираешь брак с моим братом, не со мной?
– Да.
– Как ты можешь так поступить со мной? С нами?
Геро закусила губу. Что сказать?
– Я всю жизнь подчинялась светским правилам и тем, которые устанавливал мой брат. Максимус решил, что Томас – подходящий для меня муж.
– Ты обвиняешь меня в том, что я ради тебя не отказываюсь от своей винокурни, – спокойно произнес он. – Но, по-моему, трусиха именно ты. Ты не хочешь пожертвовать одобрением брата ради меня.
– Наверное, ты прав. Я не могу пойти против воли Максимуса. Не могу. В его власти запретить мне видеться с моей семьей. И его выбор мужа для меня правильный – на Томаса можно положиться. Он надежный человек.
– А я нет?
– Нет. – Слова упали из ее губ подобно гире. Геро почувствовала, как глаза наполняются слезами. О чем она горюет? Она сама толком не знала.
Кровать сотряслась – Гриффин оказался лежащим поверх нее, давя своим весом, его горячее дыхание задевало ей щеки.
– Он, возможно, надежен, но любишь ли ты его, Геро?
– Нет, – с рыданием вырвалось у нее.
– Он может заставить тебя краснеть от гнева, а потом от желания? – Гриффин раскинул ей ноги и улегся между ее бедер, тяжелый, пылающий жаром. – Он знает, какие у тебя чувствительные соски и что ты приходишь в восторг лишь от одного моего прикосновения к ним?
– Господи, нет.
– Он смотрит на тебя так, как я? Он знает, что твои глаза сверкают подобно бриллиантам, когда ты возбуждаешься? – Гриффин осыпал ее шею поцелуями. – А он знает, что ты любишь читать на греческом и ненавидишь рисование? Он умеет ждать, затаив дыхание, когда же ты чопорно изогнешь левую бровь, чтобы возбудиться от этого? – Он потер пальцами сразу оба соска, и у нее между бедер разлилось тепло. – Скажи мне, Геро… Черт возьми, скажи, скажи мне: он может заставить тебя почувствовать все это, как умею делать я?
– Нет! – Ее ответ прозвучал как вопль отчаяния.
Его пальцы теперь переместились в ее лоно, с нежностью теребя тонкие лепестки, словно он имел на это право, словно он принадлежал ей, сейчас и навсегда, до конца жизни. И Геро заплакала, обвила его ногами, руками обхватила плечи, прижимаясь к нему всем телом.
Она ощущала его у себя внутри, он вливал в нее свой жар и свою силу. Геро задыхалась, еще не отойдя от прежнего соития, с трудом выдерживая его темп. Она хотела оттолкнуть его, убежать из комнаты, от него, от этого дикого напора.
Гриффин наклонил голову, припал к ее рту, продолжая свои неистовые броски. Она застонала, открыла рот, и он просунул язык внутрь. На его губах она чувствовала собственные слезы.
– Геро, – бормотал он. – Геро. Геро. Геро.
Он произносил ее имя, вонзаясь в нее, словно хотел выжечь на ней свое клеймо. С его тела капал пот, дыхание с трудом вырывалось из груди, кровать скрипела.
Геро металась по подушке. Чему она сопротивляется – ему, их соитию или собственному желанию? Она уже не знала. А он поймал ее голову ладонями и заставил смотреть на него.
– Ты любишь меня, Геро? – Светло-зеленые глаза заполнила горечь. – Ты любишь меня так, как я люблю тебя?
От его слов она будто разломилась пополам, жаркий поток разлился внутри. Она дрожала под ним, стараясь оторвать от него взгляд. Ручейки сладкого наслаждения заструились по бедрам и по животу.
Но он не дал ей отвернуться. Он не сводил пристального взгляда с ее глаз. Его лицо, шея, грудь – все было напряжено, тело содрогалось, мощные плечи блестели от пота. Его толчки продолжались и продолжались. А глаза… Его гордые глаза молили. Она видела все сквозь дымку.
Наконец он упал на нее, тяжело дыша.
Геро закрыла глаза, гладя его по влажным плечам. Она хотела запечатлеть в памяти этот момент: запахи, тяжесть его тела, его хриплое дыхание. Когда-нибудь – возможно, скоро – она будет утешаться столь дорогими воспоминаниями.
Гриффин скатился с нее, и она вцепилась в него, но он не встал с кровати и не ушел.
Он придвинул ее поближе к себе и обнял – Геро уместилась, как в колыбели, между его пахом и широкими плечами. Откинув ей волосы, он поцеловал ее в затылок.
– Спи, – сказал он.
И она уснула.
* * *
День был пасмурным, да и теперь каждый день казался ей таким. Сайленс с тоской смотрела в грязное кухонное окно.
– Ма-му-у! – капризно закричала Мэри Дарлинг, ухватив Сайленс за платье перепачканными ручонками. – Ма-му-у!